Вице-адмирал Эстли Купер Ки стоял на мостике «Сьюперба». Сейчас его не беспокоило, что план захвата Гельсингфорса приказал долго жить. И наплевать, что летняя кампания на Балтике фактически проиграна – сейчас он раскатает в жестяной блин русские корыта, и тогда… тогда… «У королевы много», как говорят моряки, провожая тонущий корабль. Пусть лорды адмиралтейства оторвут свои сиятельные задницы от кресел, выберутся из высоких кабинетов и займутся делом – наскребут где-нибудь по колониям и пришлют для пополнения Эскадры специальной службы хотя бы полдюжины броненосцев. Если он сумеет разгромить ядро Балтийского флота, пришлют обязательно, никуда не денутся…
Колонны медленно сходились на контркурсах – словно дуэлянты, отсчитывающие шаги до барьера. Дистанция до головного броненосца русских сократилась до полутора миль. Над палубой «Сьюперба» повисло молчание, расчеты замерли возле орудий. Флаг-артиллерист, стоящий на крыле мостика, поднял микрометр Люжоля.
– Дадли, дистанция до русского флагмана?
– Семнадцать кабельтовых, сэр!
– Прибавить обороты! Полный ход!
Палубный настил содрогается от яростной мощи шести с половиной тысяч лошадей, заключенных в котлы и механизмы.
– Пятнадцать кабельтовых!
Даже на таком расстоянии адмирал разглядел, как повернулась башня русского броненосца. Вот его силуэт изменился, вытянулся, удлинился…
– Русские поворачивают к весту!
– Дистанция?!
– Тринадцать кабельтовых, сэр!
Ну вот. Уже скоро.
И словно бритвой, резанул по ушам крик сигнальщика:
– С норда подходит ещё одна колонна! Пять… нет, семь вымпелов! Дистанция две мили и сокращается!
У вице-адмирала потемнело в глазах. Из пролива между островами Скансланд и Кунгсхольм, почти не различимые на фоне берега, выходили русские суда. Два башенных фрегата и пять мониторов. Опять эти мониторы!
– Ригби! Вы же уверяли, что русские разгромлены, не так ли? И что в крепость прорвалось не больше двух вымпелов. Тогда откуда взялись вот эти?
– Но, сэр… доклады капитанов… я не мог знать…
– Вы… вы мерзавец! Вы обманули своего адмирала! – Сэр Эстли Купер брызгал слюной, глаза его налились кровью. – Я вас… под трибунал! Нет, никакого трибунала – вас вздернут на рее, как последнего дезертира, как…
На «Петре» сверкнули вспышки, полубак заволокло дымом. И сразу загрохотало по всей линии – открыли огонь обе русские колонны. В ответ с «Резистанса» ударило одно – только одно! – орудие, эхом откликнулся ему «Принц Уорден». С запозданием выпалили две восьмидюймовки носового плутонга «Сьюперба». Пушки остальных британских кораблей молчали.
– Почему они не стреляют?
На вице-адмирала было страшно смотреть. Сгорбился, будто разом постарел лет на десять, лицо в багровых пятнах, пальцы дрожат…
– Сэр, «Клеопатра» покинула строй!
Ригби вскинул подзорную трубу: идущий концевым фрегат выкатывался влево, сбавляя ход.
– Ваша светлость… сэр… – голос флагофицера прерывался. – «Клеопатра» спустила флаг!
Вице-адмирал вырвал у подчиненного трубу. На кормовом флагштоке вместо «Юнион Джека» полощется по ветру белое полотнище.
«Нет. Этого не может быть! Это же британский фрегат! Коммодор Стёрджес… негодяй, изменник, жалкий трус! А я, старый дурак, ещё выделял его среди других командиров судов! Позор, позор, горше смерти…»
Труба полетела за борт. Сэр Эстли Купер Ки обвел свою свиту тяжелым взглядом, резко, на каблуках повернулся и чуть ли не бегом покинул мостик. Никто из офицеров не сделал попытки последовать за ним, лишь мичман, младший штурманский помощник «Сьюперба», дернулся к трапу и замер, наткнувшись на тяжелый взгляд Ригби. Минутой позже за дверью адмиральского салона – роскошной, красного дерева с бронзовой позолоченной ручкой и уголками – негромко хлопнул револьверный выстрел.
Эпилог
Торжественные звуки полонеза плывут над городом. Солнце сверкает в меди геликонов и литавр, отскакивает от зеркальных стекол над серебристой чешуей, рассыпается по невской ряби. Май в этом году выдался необычайно теплым, и толпы, запрудившие Дворцовую набережную, одеты по-летнему. Городовые, успевшие сменить мундиры на летние, щеголяют в белых полотняных рубахах; кое-где мелькают тюлевые зонтики в руках дам и барышень – солнце уже припекает не на шутку.
Воды быстрые Дуная
Уж в руках теперь у нас;
Храбрость Россов почитая,
Тавр под нами и Кавказ.
Корабли выстроились двумя колоннами от стрелки Васильевского острова и дальше, мимо Адмиралтейства, к Николаевскому мосту. Правая вся в праздничном убранстве: флаги расцвечивания, парадные офицерские мундиры на шканцах и мостиках, кипенно-белые голландки нижних чинов – шеренгами по бортам и цепочками, в вышине, вдоль реев – машут бескозырками, улыбаются, неслышно кричат… Ослепительно сияют, перемигиваясь солнечными зайчиками с оркестровой медью, латунные поручни, переговорные трубы и кольца иллюминаторов, бронзовые накладки на штурвалах и детали орудийных замков – всё то, что на флоте называют емким словом «медяшка». Зеваки, заполонившие набережные на обоих берегах Невы, не отрывают глаз от этого праздничного великолепия.
Уж не могут орды Крыма
Ныне рушить наш покой;
Гордость низится Селима,
И бледнеет он с луной.
Левая колонна заметно короче – угрюмые чёрные утюги, придавленные собственной тяжестью к речной зыби, пялятся на набережные слепыми иллюминаторами и задраенными амбразурами артиллерийских казематов. Ни пестрого великолепия сигнальных флагов и вымпелов, ни начищенной до ослепительного блеска меди. Грозные некогда орудия старательно укрыты брезентами, стеньги и реи спущены, мачты торчат нелепыми обрубками, на палубах и мостиках – ни души. И на каждом судне с кормового флагштока, под Андреевским флагом свисает ещё один – красный, пересеченный наложенными друг на друга косым и прямым голубыми, с белой каймой, крестами. «Юнион Джек» – флаг Британской империи. Знамя побежденных.
– А почему нет дядюшкиного… вашего «Стрельца»? – поправилась Нина. Они стояли на самой стрелке, у гранитного парапета ростральной колонны, в разношерстной толпе петербургской публики.
– Он в Заводской гавани, у стенки, – охотно объяснил Серёжа. – Котлы после перехода из Кронштадта в Свеаборг и обратно совсем сдали, да и ремонт мы после Кронштадта почитай что не закончили, всё залатано на живую нитку. Вот и поставили нашего старичка на замену котлов и переборку машин. Заслужил!
Сквозь вздохи духового оркестра, сквозь немолчный гам толпы до слуха Серёжи с Ниной долетали обрывки фраз и целые разговоры. Вот беседуют двое: солидный господин с обликом чиновника средней руки и молодой человек в шинели Петербургского университета.
– Верно вам говорю, юноша, Британии теперь туго придется! Все ее ненавистники зашевелились – французы и те опомнились, даром что восьми лет не прошло, как биты пруссаками при Седане! Требуют себе паи «Всеобщей компании Суэцкого канала» – и те, что англичане откупили у египетского хедива, и собственные, английские. Твердят, вишь, что, когда делили акции канала, англичане их обманули!
– А что, это отчаянно! Англичане – они такие.
– Вот и я говорю – жулье беспросветное! Ясное дело, в Лондоне об этом и слышать не желают – как же, Суэцкий канал есть главная артерия Британской империи! – и на дипломатическом языке послали лягушатников к известной матери. А те в ответ… да вот, изволите слышать!
Пробегавший мимо мальчишка-газетчик размахивал пачкой свежих, пахнущих типографской краской листов:
– Последние новости из самого Парижу! Французский флот покинул гавань Шербура и направляется в Ла-Манш! Новости из Парижу! Начнется ли война между Францией и Англией?
Мы ликуем славы звуки,
Чтоб враги могли узреть,
Что свои готовы руки
В край вселенной мы простреть!
Трубы вывели заключительные такты полонеза и смолкли. Голоса сразу зазвучали громче – на этот раз с явственными интонациями рыночной площади:
– Сказывают, ихняя королева, как узнала, что адмирал на себя руки наложил, пригорюнилась и заплакала горючими слезами. А как притомилась плакать – сейчас зовет к себе писарчука, сочинять письмо нашему анператору. Чтобы, значить, мириться и аглицких моряков, которые пленные, жизни не решать, а вернуть в ейное подданство…
– Вы, я слышала, получили новое назначение?
Серёжа усмехнулся – про себя, разумеется. Ещё бы Нина не слышала – все те три дня, что прошли после его возвращения в Петербург, они только об этом и говорят.
– Да, старшим артиллерийским офицером на захваченный у англичан фрегат «Клеопатра».
Да вот он, стоит сразу за «Сьюпербом» – Серёжа показал второе в колонне трофеев судно.
– И что, корабль будет называться так же или ему придумают другое имя?
Это Серёжа знал наверняка.
– В Российском флоте есть традиция: первый захваченный корабль какого-либо неприятеля включается в состав флота с сохранением имени. Причём это имя в дальнейшем наследуется вновь построенными судами. Так, например, появился линейный корабль со шведским именем «Ретвизан» – его захватили в 1790 году, после Выборгского сражения. Вот и «Клеопатра» первой спустила флаг – а значит, ей сохранят прежнее название.
– И скоро вам к новому месту службы?
– Мне дали неделю на устройство личных дел, а потом надо явиться на борт. На «Клеопатру» поставят орудия Круппа взамен английского хлама, и фрегат отправится в Атлантику, ловить британских торгашей, как это делает сейчас мой друг, барон Греве – он состоит вахтенным офицером на клипере «Крейсер». Теперь попасть из Балтики в Северное море не так уж и трудно. Вы ведь с