воей истории инстинкт самосохранения, и он продиктует ей единственный путь к спасению. И тогда в обществе и народе в короткие сроки созреет мысль о диктатуре, новом самодержавии, мобилизационной экономике, самоограничении и неизбежных на этом пути репрессиях. Мы снова сможем ухватиться за спасительную нить, как хватались за неё все великие и жестокие властители русской истории, преодолевавшие смутные времена, — Иван Грозный, Пётр Великий, Иосиф Сталин... Для того чтобы осознать, насколько это возможно, мы и работали многие годы. Не может быть, чтобы столько талантливейших поэтов России тянулись умом и сердцем к явлению Сталина из корысти, по глупости или наивности, либо страха ради иудейска... Нет, на деле всё обстоит гораздо серьёзнее...
А в доказательство того, что в воздухе нынешней России вновь витает идея новой спасительной диктатуры — политической, нравственной, религиозной, — не знаем, какой она будет, — мы завершили поэтический раздел книги стихами поэтов, большинство из которых родились после Великой Отечественной. Они выросли в относительно спокойное и свободное время, но, когда в России началась очередная смута, превосходящая все предыдущие, то даже они, рождённые во второй половине XX века, вдруг вспомнили роковое и мистическое имя “Сталин”.
Лишним подтверждением этой мысли служат строки из письма минского поэта Михаила Шелехова:
“Высылаю стихи о Сталине. Первые я написал ещё в детстве. Всю жизнь у нас дома висели портреты Сталина, отец их не убирал никогда. Поэтому, должно быть, влияло. Потом я писал о Сталине, часто даже не думая, что пишу о нём. Таких стихов у меня множество. Шёл с ним у меня разговор. Позже я стал со Сталиным встречаться во снах. Но это отдельная тема.
Спасибо за предложение — о подборке сталинских стихов. Наконец чьято светлая голова решила делать такую книгу. Давно пора”.
Дальше шла целая книга стихотворений Шелехова, из которых приведу лишь одно, чтобы показать, какими чувствами жил поэт, родившийся после смерти Сталина и возмужавший в эпоху олигархов, ренегатов и партийных расстриг.
ЗАКЛИНАНИЕ
Из гроба встань на час, товарищ Сталин!
И погаси горящую Чечню,
Как чертову Кавказа головню
И как гасить нам деды завещали.
Товарищ Сталин, встань на час из гроба!
И погаси горящую Москву,
“Титаник” полумёртвый на плаву,
Проклятую и дымную утробу.
Товарищ Сталин, встань на час жестоко
К безумному и дикому рулю!
Дай роющему гибель кораблю
В пучине — императорское око.
Товарищ Сталин, встань ногой на выи
Бесстыжих сих — и смертью одари.
Всего лишь час на родине — цари!
...Но даже часа нету у России.
1993
Смотрю на расширенную рукопись нашей “Сталинианы”, перебираю уже пожелтевшие и выцветшие страницы, наталкиваюсь на поэмы, на циклы стихотворений, на строчки, написанные слезами, душою, благоговением, ненавистью, кровью...
А вот на очередной странице антологии — строчки из знаменитого сталинского цикла, написанного рукой переделкинского небожителя Бориса Пастернака, который внезапно понял, что ему близки и дсзроги “и смех у завалин, и мысль от сохи, и Ленин, и Сталин, и эти стихи”... В роковом 1937-м, когда Мандельштам был арестован, и Сталин, позвонивший по телефону Пастернаку, спросил небожителя, как он относится к стихам Осипа Эмильевича, Пастернак стушевался и пролепетал что-то несуразное, на что Сталин ответил: “Мы, революционеры, своих товарищей защищали более самоотверженно”, — и положил трубку... А ведь всего-то навсего Борису Леонидовичу вспомнить бы строчки Осипа Эмильевича и прочитать их вождю:
И налетит пламенных лет стая,
Прошелестит спелой грозой Ленин,
И на земле, что избежит тленья,
Будет будить разум и жизнь Сталин.
Глядишь, и Осип Эмильевич остался бы в живых... Думая об этом, я со вздохом отложил страницу с мандельштамовской одой и вытащил наугад из бумажной груды стихотворение безвестного поэта, ветерана Великой войны Валерия Алексеева, жившего в начале 3-го тысячелетия в Ангарске. И оно произвело на меня впечатление не меньшее, нежели стихи Осипа Эмильевича и Бориса Леонидовича.
МОЛИТВА СТАЛИНИСТА
Уж ты прости меня, Отчизна,
я жил великой цели для
и, веря в царство коммунизма,
не нажил лишнего рубля.
Жил не валютой пресловутой,
а солнцем сталинских идей...
О, где ты, наш правитель лютый,
восстань из гроба хоть на день!
В стране стряслось у нас такое,
что сердце ёкает в груди.
Восстань!.. И твёрдою рукою
порядок строгий наведи.
Я был под Брестом и под Псковом,
но не погиб в бою от ран...
И я тебя, отца родного,
прошу как старый ветеран:
устрой стране головомойку
и разберись, кто друг, кто враг?!
По тем, кто начал перестройку,
давно соскучился ГУЛаг.
Для новоявленных баронов,
в царьки шагнувших из нулей,
колючки ржавой и патронов,
прошу тебя, не пожалей.
Услышь одну молитву-оду,
восстань из гроба хоть на день
на радость нашему народу
и китель праздничный надень!
г. Ангарск 2003
И этому ветерану-сталинисту вторит поэт, родившийся после Великой Отечественной через десять лет! Не зная стихов Алексеева, он по какому-то наитию произносит свою молитву и называет её точно так же, как его единомышленник. Я не знаю, какова литературная судьба этого ленинградца, да это и не важно. Я ничего не знаю о нём, кроме того, что его зовут Александр Люлин.
СТАЛИНИСТ
Приблизились ночи хрустальные:
Идеи-курки взведены...
Восстаньте, наследники Сталина,
Чистейшие люди страны!
Очистим от нечисти Родину —
Воспрянет Отчизна моя!
Пусть Солнце горит ярким орденом
На пиджаке бытия.
А что касается всех знаменитых поэтов, написавших яростные антисталинские стихи, то история неожиданно посмеялась над ними.
Дело в том, что самый главный враг Сталина Адольф Шикльгрубер-Гитлер был даже по сверхчеловеческим меркам существом страшным, но по-своему выдающимся, и нам, победившим не просто Германию, но всю коричневую европейскую империю Гитлера, надо задуматься над некоторыми размышлениями, которые были записаны им на бумаге, когда он ещё не был вождём, фюрером, а был всего лишь навсего ефрейтором кайзеровской армии, начинающим публичным оратором, сидевшим в 1924 году в баварской тюрьме за игрушечный пивной путч и написавшим в недолгой неволе книгу “Моя борьба”, которая была в несколько последующих лет переведена на многие языки мира и напечатана в количестве десяти миллионов экземпляров. Только лишь прочитав эту книгу, можно понять, почему этот “сверхчеловек” сначала был вознесён судьбой на вершину власти, славы и почитания, а потом низвергнут в пучину катастрофы и позора вместе со своим “сверхвеликим народом”. Но то, что он не был глупцом, — об этом свидетельствуют слова о Сталине, сказанные им в тесном кругу соратников 22 июля 1942 года в разгар боёв под Сталинградом:
“И чем больше мы узнаём, что происходит в России при Советах, тем больше радуемся, что вовремя нанесли решающий удар. Ведь за ближайшие десять лет в СССР возникло бы множество промышленных центров, которые постоянно становились бы всё более неприступными, и даже представить себе невозможно, каким вооружением обладали бы Советы, а Европа в то же самое время окончательно деградировала...
И было бы глупо высмеивать стахановское движение. Вооружение Красной армии — наилучшее доказательство того, что с помощью этого движения удалось добиться необычайно больших успехов в деле воспитания русских рабочих с их особым складом ума и души.
И к Сталину, безусловно, тоже нужно относиться с должным уважением. В своём роде он просто гениальный тип... А его планы развития экономики настолько масштабны, что превзойти их могут лишь четырёхлетние немецкие планы. Сила русского народа состоит не в его численности или организованности, а в его способности порождать личности масштаба Сталина. По своим политическим и военным качествам Сталин намного превосходит Черчилля и Рузвельта. Это единственный мировой политик, достойный уважения. Наша задача — раздробить русский народ так, чтобы люди масштаба Сталина больше не появлялись”.
А насмешка истории над антисталинистами Евгением Евтушенко, Александром Галичем-Гинзбургом, Иосифом Бродским и другими заключается в том, что каждый из них старался, подобно Адольфу Шикльгруберу, сделать всё, чтобы “люди масштаба Сталина” больше никогда не появлялись в русской истории и в русском народе...
***
В 1937 году, который так проклинают либералы-шестидесятники, вся наша страна читала, вспоминала и заново осмысливала творчество и судьбу Александра Сергеевича Пушкина в связи со столетием со дня его смерти. Удивительно то, что это обстоятельство не накладывало никакой траурной пелены на встречи писателей и читателей, на чувства народа, на деяния власти. Одно несколько озадачивало меня, когда я изучал общественную жизнь пушкинских дней тридцать седьмого года: не удавалось мне найти свидетельств того, как Иосиф Сталин относился к этому юбилею, в который, конечно же, были вложены его мысли и его понимание истории.
Лишь совсем недавно мне удалось разыскать документ, который убедил меня, что у Сталина было своё поразительное осознание того, чем был Пушкин для нашей страны и её народа. Вот что написал об этом один из виднейших военных людей сталинской эпохи.
“В конце 1944 года на очередном заседании ГКО обсуждались новые образцы вооружения, в том числе и армейские радиостанции. Докладывал начальник связи Красной Армии И.Т. Пересыпкин. Сталин остался недоволен большими габаритами радиостанции и её малой дальностью действия, но вдруг сменил тему.
— Мне стало известно, что некоторые работники министерства иностранных дел тайком ведут интенсивные переговоры с представителями императора Эфиопии Хайле Селассие о перенесении праха Пушкина из Святогорского монастыря в Аддис-Абебу, на родину его предков. Они начисто забыли, кем является для нас Пушкин — национальной гордостью и величайшим достоянием. Я не позволю глумиться над могилой поэта, вороша его останки! Вот наглядный пример того, как сверхдружеские связи заслонили собой государственные интересы. В этой связи становится понятно, почему появляются на свет столь никудышные радиосредства!