10. От Александра Грамматика[18] – неосуждение; и [привычка] не делать оскорбительных замечаний по адресу тех, кто употребляет варварские или какие-нибудь неправильные или неблагозвучные выражения, но только искусно произносить так, как следует, в форме ответа, или подтверждения, или совместного размышления о самом предмете, а не об обороте речи, или с помощью какого-нибудь такого же искусного упоминания мимоходом.
11. От Фронтона[19] – знание, каковы злые чары и изощренность и притворство тирании; и сколь бессердечны те, которых мы обычно называем голубой кровью.
12. От Александра Платоника[20] [привычка] не говорить часто и без нужды кому-нибудь и не писать в письме, что я-де занят, и под этим предлогом постоянно отказываться от того, что надлежит делать по отношению к тем, с кем общаешься, ссылаясь на неотложные дела.
13. От Катула[21] [привычка] не относиться невнимательно к другу, упрекающему [тебя] в чем-нибудь, даже если он упрекает без оснований, но делать попытки восстановить прежние отношения; и усердно восхвалять учителей, как делали Домиций и Афинодот[22]; и испытывать искреннюю любовь к детям.
14. От Севера, моего брата[23], – любовь к домочадцам, к истине, к справедливости; и благодаря ему знание о Тразее, Гельвидии, Катоне, Дионе, Бруте[24] и получение представления о свободном государственном устройстве, управляемом по закону [всеобщего] равенства и равноправия, и о верховной власти, более всего чтущей свободу подданных. И от него же – умеренность и ровность в почитании философии; и [привычка] делать добро и быть постоянно щедрым; и [питать] благие надежды и верить в любовь друзей; и не скрывать осуждения от тех, кого случается осуждать; и не заставлять друзей угадывать, чего хочу или не хочу, но делать [это] ясным.
15. От Максима[25] – [умение] властвовать собой и в любом деле быть сосредоточенным; и хорошее расположение духа, как в остальных случаях, так и при болезни; и мягкость характера, и ласковость, и достоинство; и [привычка] не сдаваться понапрасну перед поставленными целями; и вызывать у всех доверие к себе, о чем бы я ни говорил, что именно так думаю, а то, что делаю, делаю с хорошими намерениями; и неспособность удивляться и испытывать потрясение[26] и торопиться в каком-нибудь деле или медлить, или быть в растерянности, или падать духом, или деланно улыбаться, или, напротив, гневаться или подозревать; и готовность к добру и прощению и правдивость; и получение представления, что лучше быть [изначально] неискривленным, чем [впоследствии] исправляемым; и что никто никогда не мог бы подумать, что [Максим] презирает его, или осмелился бы признать, что тот ставит себя выше его; и тонкость обхождения.
16. От отца[27] – кротость и непоколебимая твердость в решениях [принятых] после [тщательного] исследования; и отсутствие тщеславия по поводу мнимых почестей; и трудолюбие и упорство; и внимательность к тем, кто может что-нибудь предложить для общей пользы; и неизменность при воздаянии каждому по заслугам; и знание, в каком случае нужна строгость, а в каком – мягкость; и прекращение того, что связано с любовью к мальчикам; и понимание общих интересов и позволение друзьям не присутствовать на его обедах вовсе, а при возникновении какой-нибудь необходимости у них не сопровождать его; те же, которые отставали по какой-нибудь надобности, всегда заставали его тем же самым в обращении с ними; в совете подробное и настойчивое расспрашивание; не отступаться от расследования, довольствуясь первыми попавшимися представлениями; и бережное отношение к друзьям, никогда не знающее пресыщения и вместе с тем излишнего влечения; и самодостаточность во всем[28] и веселость; и предусмотрительность и умение заранее позаботиться [даже] о мелочах, не преувеличивая [их роли]; и отклонение хвалебных восклицаний и всякой лести по отношению к себе; и постоянное внимание к государственным нуждам и бережливость по отношению к казне и терпеливое отношение к тем, кто порицал его за это; по отношению к богам – отсутствие суеверия, по отношению к людям – отсутствие желания угодить, или добиться расположения, или понравиться толпе, но, напротив, здравый смысл и твердость во всем, и ни в чем не проявлять безвкусицы, и не стремиться к нововведениям; и одновременно скромное и охотное пользование благами, сколько-нибудь облегчающими жизнь, которые фортуна предоставляет в изобилии, – так, чтобы, когда они есть, распоряжаться ими непринужденно, а когда их нет, не испытывать в них нужды; ни один человек не мог бы сказать о нем, что он софист, или доморощенный философ, или педант, но [сказал бы] что он – муж зрелый, сложившийся, чуждый лести, способный позаботиться и о своих собственных делах, и о чужих; кроме того, он чтил настоящих философов, остальных же [делающих вид, что они философы] не бранил, но и не позволял им вводить себя в заблуждение; он также отличался приятностью и приветливостью, не переходящей границы; и [у него была] умеренная забота о собственном теле – не как у какого-нибудь жизнелюба и не ради красоты, но и не с пренебрежением, а так, чтобы благодаря попечению о себе менее всего нуждаться во врачебной помощи или лекарствах и наружных припарках; особенно [следует отметить] его уважение без чувства зависти к обладателям какого-либо таланта, будь то красноречие или исследование законов, или нравов, или еще чего-нибудь, и содействие этим людям, чтобы каждый прославился соответственно своему дарованию; делая все по заветам отцов, он тем не менее не выставлял напоказ это соблюдение отцовских обычаев; еще он не был мятущимся человеком и не бросался от одного к другому, но был привязан к одним и тем же местам и делам; после приступов головной боли он тотчас возвращался молодым и свежим к обычным занятиям; и тайн у него было мало и лишь изредка, и все касались только общих интересов; в организации общественных зрелищ и при сооружении построек и раздачах народу и тому подобных делах он выказывал ум и заботливость, обращая внимание на то, что должно делать, а не на то, какая слава [будет о нем] вслед за деянием; он не пользовался банями в неурочное время, не имел страсти к строительству, не заботился ни об изысканности блюд, ни о покрое и расцветке одежды, ни о красоте своих рабов; одежда, изготовленная в Лории, его нижней резиденции[29], и многое [что произошло] в Ланувии[30], и плащ[31], из-за которого он извинялся в Тускуле[32], и прочее в том же роде; ничего резкого, непристойного он не допускал, ничего буйного, никогда не делал так, чтобы кто-нибудь мог сказать о нем «до [седьмого] пота», но все у него было обдуманно распределено, как во время отдыха, без суеты, размеренно, основательно, в согласии друг с другом; к нему подошло бы то, что рассказывают о Сократе, что он мог и воздерживаться, и наслаждаться тем, в отношении чего большинство людей на воздержание слабы, а на наслаждение падки[33]; он был сильным [при воздержании] и воздерживался [от наслаждений] и сохранял трезвость ума в том и в другом случае, что свойственно человеку со здоровой и непреклонной душой, каким [показал он себя] во время болезни Максима.
17. От богов мне достались хорошие деды[34], хорошие родители, хорошая сестра[35], хорошие учителя, хорошие домочадцы, родственники, друзья – почти все; и то, что я невзначай не сделал никому из них чего-либо дурного, хотя и имею такой склад характера, что при случае мог бы сделать нечто подобное; то, что милостивое расположение богов ко мне не создало никакого стечения обстоятельств, которое могло бы бросить тень на меня; и то, что я недолго воспитывался у любовницы деда; и что сберег юношеский цвет и не стал мужчиной раньше времени, но сохранял [юношеский цвет] еще и в дальнейшем; и то, что был я в подчинении у принцепса и отца, который смог меня избавить от какого бы то ни было высокомерия и внушить мысль, что можно жить во дворце, не нуждаясь ни в телохранителях, ни в пышных облачениях, ни в факелах, ни в каких-то особенных изваяниях и тому подобной помпе, но ограничивать себя вплоть до образа жизни частного человека и при этом иметь не меньше важности и достоинства в том, что надлежит делать при руководстве государством его главе; то, что довелось мне иметь такого брата[36], который смог своим нравом побудить меня самому заботиться о себе, а вместе с тем и радовавшего меня вниманием и любовью; то, что дети у меня родились не без способностей и не имеют телесных изъянов;[37] то, что не зашел я так далеко в риторических, поэтических и других занятиях, которым я, вероятно, отдался бы полностью, если бы почувствовал, что делаю успехи;[38] то, что я успел наградить по достоинству своих наставников, чего, как мне кажется, они желали, а не откладывал награды, подавая им надежду, что, поскольку они молоды, сделаю это потом; то, что я был знаком с Аполлонием, Рустиком, Максимом; что получал неоднократное и наглядное представление о жизни в согласии с природой, какова она может быть, так что, насколько это зависит от богов и божественного дара, вмешательства их и внушения, не встречал я никаких препятствий для жизни уже в согласии с природой, а если отступал в чем-нибудь от этого, то [отступал] по своей вине и невниманию к указаниям и чуть ли не наущениям со стороны богов; то, что при такой жизни столько выдерживает мое тело; то, что я не коснулся ни Бенедикты, ни Феодота, да и впоследствии, если возникала любовная страсть, выздоравливал от нее; то, что, часто сердясь на Рустика, не сделал по отношению к нему ничего, в чем [впоследствии] раскаивался бы; то, что мать моя, умершая в молодом возрасте, все же провела свои последние годы со мной; что, когда бы я ни захотел помочь какому-нибудь бедному или нуждающемуся в чем-нибудь другом человеку, никогда не слышали от меня, что нет у меня средств, чтобы помочь; и что самому мне не довелось испытывать подобную нужду, чтобы брать в долг у другого человека; что жена у меня именно такая, имеет такой покладистый характер, такая нежно любящая, такая простая; что у детей моих немало опытных воспитателей; что была мне послана через сновидения различная помощь и в том числе от кровохарканья и головокружения; и то, что случилось в Каэте