— И давно ты так?
— Смотря чем мерить. Если календарем, не очень. Если кровью и жизнями, до достаточно.
Спокойно, ровно, без надрыва, истерики или хвастовства. Он уважал ее за умения, присущие настоящим аборигенам Севера, так неожиданно понадобившимся на юге страны. А теперь, после такого заявления, уважения прибавилось.
— Может, стоит сейчас выйти?
— Мне надо отдохнуть, — Милена вытянула ноги. — Бежала полночи. И утро еще. Успеем к Орловскому. Час мне нужен, не больше.
Она откинулась на стенку, сняв теплые меховые сапоги, сверху покрытые белой гладкой тканью. Размяла пальцы и вытянула ноги к горячо полыхающей покрышке.
— Мы устроили там место для привала. Вода есть, запас дров, еда. И потом в один переход доберемся куда нам обоим надо.
— Хорошо.
Огонь потрескивал остатками досок. Морхольд, сидя у самого входа, прислушивался к тишине степи. Тишине, не нарушаемой ничем. Даже свистом ветра.
— Требуются офисные сотрудники.
Морхольд вздрогнул, непонимающе уставившись на девушку. А та, водя пальцами по надписям на стене, так же уставилась на него.
— Что это?
— В смысле? — Морхольд удивился, но потом понял. — А, ты про объявление. Это реклама о найме на работу. До Беды люди работали. А офис, ну, как тебе объяснить… вот администрация в Пролетарске есть?
— В Пролетарске есть несколько кланов. А что такое администрация?
— Ну, вот глава клана и есть администрация. Если разбираться, именно так. Вот у главы клана, думаю, есть место, где он сидит. Кабинет, так сказать. Рабочая зона. Вот раньше это и называли офисом. И там работали офисные хомячки.
— Что? — она явно удивилась. — Это же грызуны. Их разве что есть можно.
Морхольд улыбнулся. Да уж, сложно объяснить молодому поколению все эти эвфемизмы.
— Сложно объяснить. Тебе интересно?
Та пожала плечами.
— Не знаю. Для себя, чтобы понимать — что вы там такого просрали. Жили, все хорошо было. Потом… раз, и все вот так, как у меня от рождения практически.
— Это верно, — Морхольд поскреб подбородок через отросшую бороду. — Раньше если кто бороду отпускал, так его считали модником. Или хипстером. А, не обращай внимания, не объяснить. Ты же дитя джунглей почти. Твои-то ровесники двадцать лет назад… вряд ли большинство могло бы столько идти на лыжах по мертвой степи и еще убивать. Хотя, знаешь, целый культ был, выживанцы, блин. Их бы сюда.
Милена не ответила. Задумчиво подтачивала нож, возникший откуда-то из рукава. Или из ножен на голени. Или еще откуда-то, откуда не ожидаешь. И точила она спокойно и уверенно.
Где-то минут через пятнадцать, оторвавшись от занятия, она повернула голову к Морхольду:
— Пора.
Идти вдоль остатков трассы раньше казалось не самой умной идеей. Но так он хотя бы не терял направление. Да и как говорили сталкеры, в Гундоровском хуторе жили люди. Причем жили хорошо. Настолько, что вряд ли встретили бы чужака залпом из стволов или затащили того на ледник для разделки. Часа два назад, отбросив немало снега, Морхольд смог разгрести щит-указатель и порадовался. До Гундоровского, если верить цифрам, оставалось около сотни километров.
Сейчас, в компании с девушкой-баунтихантером, все становилось даже более ясным. До Гундоровского или не успеть, или убиться к чертовой матери. Так, что утром еле встанешь. Это в планы Морхольда не входило.
Оставался уже предложенный вариант поселка Орловский. Пришлось полностью довериться неожиданной попутчице. Стоило, правда, не отставать от Милены, явно ставшей ведущей, заодно и выполняя роль разведки.
— Осталось немного, осталось чуть-чуть, — Морхольд нашел необходимый темп, бежал не особо медленно, но явно быстрее обычного «трюхать пехом». — И мир запылает во мраке. Горящие кости, горящий скелет…
Он заткнулся, понимая всю глупость сказанного. Область войска Донского, раскинувшаяся по правую и левую руку, смотрела на него миллионами мертвых глаз, преисполненных грусти, тоски и немного презрения. Морхольд приналег, не забывая оглядываться. Зимних детишек с их волчишками у себя на хвосте хотелось увидеть заранее, если такое случится.
Заметно похудевший рюкзак все так же ерзал взад-вперед, крепления ремней от времени пострадали сильнее прочего. Часто приходилось останавливаться и подтягивать. Завязывать узлами Морхольду претило. В случае, если потребуется быстро скинуть вещи, можно и замешкаться. А такая заминка выйдет боком и слишком дорого. Жизнь — не разменная монета.
Серые тучи начали сбиваться в огромный клубящийся комок. Морхольд, посмотрев вверх, сплюнул, понимая, что надо бы ускориться. И добраться хотя бы до какого-то жилья. Или укрытия. День клонился к вечеру, они шли без остановки уже несколько часов.
Милена остановилась, дожидаясь его.
— Буран будет.
— Эт верно, — Морхольд обтер мокрое лицо, с завистью смотря на нее. Все-таки, и тут не поспоришь, война и путешествия для молодых. — Нам долго?
Она не ответила, ткнула палкой вперед. Морхольд только и выдохнул. Его, когда-то несгибаемого, крайне порадовал вид крыш, проломанных и завалившихся, видневшихся на кургане впереди.
— Поднажмешь, старикашка? — Милена явно усмехнулась. — Надо поспешить. В буран кто-то может подобраться к нам близко.
— Ты кого-то видела?
Она пожала плечами.
— На всякий случай.
Морхольд кивнул. Точно, случай же всякий бывает. Ну-ну.
Подъема сил у него хватило, чтобы ровно дотянуть до указанного места. Водонапорки на бывшей железнодорожной станции. Они остановились у двери. Массивной стальной и очень надежной. Следов вокруг не оказалось, но девушку это совершенно не трогало.
— Готовь ствол, — Милена быстро достала из петли на поясе дубинку. — Пойдешь вперед.
Морхольд хмыкнул. Оставлять ее за спиной ему не хотелось.
— Не доверяешь? — она понимающе кивнула. — Хорошо. Пойду первая.
— Подожди. — Морхольд расстегнул куртку и раскрыл ворот шире. Жуть зевнула и непонимающе уставилась на него. — Выползай, страшилище, отрабатывай транспортировку и кормежку.
И достал ее, заставив возмущенно встопорщиться. Милена уже стояла у двери.
— Открывай.
Дверь, явно закрытая как-то хитро, поддалась только после комбинации с ключом и нажатием на скрытый рычажок запора, сейчас поднявшегося. Жуть, тут же заинтересовавшись, шмыгнула внутрь, чуть задержавшись на самом входе.
— Как собаку? — Милена заинтересованно посмотрела на него.
— Мало ли… — Морхольд прислушался. — Давай заходить. Темнеет.
Дверь закрылась за спиной тихо, не скрипнув. За ней явно ухаживали.
Милена пошла перед ним, достав из сумки на поясе факел. Но не зажигая. Жуть, убежавшая наверх, появилась на ступеньках поворота, совершенно спокойная и даже довольно вывалившая темный язык.
— Света нет, — Милена огляделась в последних всплесках дня, прорывающихся через окна, заколоченные фанерой и идущие высоко наверху, — и не пахнет человеком. Или зверем.
— Вот она, польза обоняния, не убитого курением, — проворчал Морхольд, — завидую тебе еще больше.
Девушка не ответила. Протянула ему факел.
— Есть чем зажечь?
Морхольд запалил короткую палку, обмотанную тканью, пропитанную каким-то вонючим жиром. Протянул назад, но она только мотнула головой, уже поднимаясь по ступеням.
Стрелять или воевать оказалось не в кого и не с кем. Морхольд сплюнул.
— Что? — Милена обернулась, непонимающе посмотрев на него.
— Когда мы только начинали ходить по земле, носили ОЗК и противогазы, мерили счетчиками радиацию, — Морхольд сел на вполне целую табуретку, — совсем юным падаванам очень хотелось пострелять. Им почему-то казалось это интересным и веселым. И как-то раз в такой же точно водонапорке невеликая тварь с двумя рядами зубов вырвала кишки пяти таким падаванам. Решившим, что они возьмут ее чуть ли не голыми руками. Потому что она не хотела уходить и шваркала сверху какашками. И казалась очень беззащитной.
— И что?
— Я был седьмым. И просто не успел. Мы смогли ее пристрелить. Теперь всегда радуюсь, когда не приходится в кого-то стрелять или убивать ради отдыха.
— Ты просто старый, — Милена пожала плечами, — вот и все. Устал от жизни. Хорошо, что вроде не бесполезный.
Морхольд кивнул, поджигая несколько обычных коптилок, стоявших тут и там.
— Разожги вон там печь, — Милена показала на закуток, находившийся рядом с большим металлическим поддоном. — Помыться можно. И прогреем приют.
Тут он согласился с ней полностью. Если тут еще выйдет и смыть грязь… это просто рай какой-то. Тем более, дров хватало. Как и прочего. Приют оказался неплохим, а складируемое здесь барахло — самым разномастным.
Рядом с дровами, разложенные на сбитых досках, лежали бушлаты, полушубки, несколько курток. Ботинки стояли на полке, вперемежку с сапогами и даже валенками в чулках от ОЗК.
— Все старье стаскиваете сюда, что дальше нести тяжело? — поинтересовался Морхольд, смотря на разгорающийся огонек под шалашиком из сухих щепок. — Или с округи нанесли, когда дома проверяли?
— По-разному, — девушка шуршала одеждой. — Все пригодится в хозяйстве.
Морхольд встал. Милена стояла практически за плечом. Вернее, сидела, поглаживая Жуть, стучащую по доскам хвостом.
— Ты с ней аккуратнее. Она не очень любит совсем незнакомых людей.
— Забавная скотинка, — Милена расстегнула пояс, повесив его на вбитый гвоздь. Голова качнулась.
— Что за пятна? — Морхольд подошел ближе, рассматривая странную штуку. — Как это… витилиго, что ли.
— Не знаю, что такое витилиго, а это отморозень, — Милена приоткрыла кран, выходящий из бака и совмещенный с большой ржавой лейкой от душа, — Дети помечены поцелуем Зимы. Каждый.
— Ясно.
Морхольд взял табурет и сел около лестницы.
— Там в барахле плащ-палатка есть, вроде чистая, — он повернулся к ней, — помочь повесить?
— Зачем?
— Ну… как занавеску.
Милена только улыбнулась. И начала раздеваться. Морхольд тактично отвернулся.