В «Очерках по истории КПСС» – учебном пособии для школ марксизма-ленинизма, подготовленном под руководством С. П. Трапезникова при участии Г. Н. Голикова, А. И. Титова, Г. А. Деборина и др. и издававшегося много раз в 1966 – 1975 гг., события 1936 – 1939 гг. излагаются в разделе «Победа и упрочение социализма». Здесь можно прочесть о принятии новой «более демократической Конституции СССР» и новой «более демократической» избирательной системы, о развитии демократии внутри ВКП(б). Но в этом пособии ничего не говорится о преступных массовых репрессиях, об уничтожении большей части кадров партии, армии и советского аппарата. Не упоминается ни одна из жертв сталинского произвола, авторы пособия лишь очень глухо говорят об ошибочном тезисе насчет усиления классовой борьбы в СССР по мере успехов социализма и о злоупотреблениях властью. Аналогичная тенденция прослеживается и в многотомной «Истории КПСС», издание которой продолжается вот уже в течение 20 лет и до сих пор не завершено [483] . События 1937 года излагаются в этой капитальной и официальной истории в главе «Победы социализма в СССР» (т. 4, глава 24). События 1938 – 1939 гг. излагаются в главе «Вступление СССР в период завершения строительства социализма» (т. 5, глава 1). В этих главах можно найти немало рассуждений о дальнейшем развитии советской демократии и об укреплении партийных органов, об идейном воспитании коммунистов и о социально-политическом единстве советского народа. Но здесь нет ни одной главы, ни одного параграфа, в котором говорилось бы о жесточайшем терроре и массовых репрессиях в предвоенные годы.
В противоположность изложенной выше точке зрения немало западных и эмигрантских авторов рассматривали и продолжают рассматривать узурпацию Сталиным власти в СССР и ВКП(б) как полный разрыв Сталина с социализмом и ленинской революцией, как контрреволюционный, монархический или даже фашистский переворот.
Еще в конце Гражданской войны среди некоторых теоретиков белого движения велись разговоры о том, что Октябрьская революция, как и многие из прежних революций в других странах, завершится в конце концов установлением новой монархии. Известный националист и монархист В. Шульгин приводит в своей книге «1920 год» беседу, которая состоялась у него в конце 1920 года с одним из работников русского посольства в Константинополе. В этой беседе Шульгин пытался доказать, что большевики в силу объективных условий должны будут не только восстановить военное могущество России, а также границы Российской державы «до ее естественных пределов», но и подготовят «пришествие самодержца всероссийского». Таким самодержцем, однако, не смогут стать ни Ленин, ни Троцкий. Как говорил Шульгин: «...и Ленин, и Троцкий не могут отказаться от социализма ...они ведь при помощи социализма перевернули старое и схватили власть. Они должны нести этот мешок на спине до конца. Он их и раздавит... Тогда придет Некто, кто возьмет от них их "декретность"... Их решимость принимать на свою ответственность невероятные решения. Их жестокость – проведение однажды решенного. Но он не возьмет от них их мешка. Он будет истинно красным по волевой силе и истинно белым по задачам, им преследуемым. Он будет большевик по энергии и националист по убеждениям. Комбинация трудная – я знаю... Да, это так... и все, что сейчас происходит, весь тот ужас, который сейчас происходит, весь этот ужас, который сейчас навис над Россией, – это только страшные, трудные, ужасно мучительные роды. Роды самодержца... Легко ли родить истинного самодержца, да еще всероссийского» [484] .
Неудивительно, что некоторые из представителей правой и кадетской эмиграции расценивали узурпацию Сталиным власти в СССР как своеобразный монархический переворот. В архиве Е. Д. Кусковой, русской общественной деятельницы и публициста, высланной из Советской России в 1922 году, было обнаружено в Праге в 1945 г. письмо бывшего лидера кадетской партии П. Н. Милюкова, который, в частности, писал 18 сентября 1936 года: «По-вашему, расстрелы эти потому, что линия потеряна. Линия продолжается, следовательно, нечего теряться – пусть продолжают верить в правоту линии вплоть до эшафота. Характеризуя способ (внешнюю форму) как варварство, я считаю цель, для которой употребляется этот способ, вполне правильной... Тем более я желаю Сталину здравствовать, чтобы не было зигзагов назад...» [485]
Более определенно писал уже упоминавшийся нами выше Георгий Федотов. В статье «Сталинократия», опубликованной в 1937 году в журнале «Современные записки», Г. Федотов писал: «Лед тронулся. Огромные глыбы, давившие Россию семнадцать лет тяжестью, подтаяли и рушатся одна за другой. Это настоящая контрреволюция, проводимая сверху... Происходящая в России ликвидация коммунизма окутана защитным покровом лжи. Марксистская символика революции еще не упразднена, и это мешает видеть факты... Сталин и есть "красный царь", каким не был Ленин. Его режим вполне заслуживает названия монархии, хотя бы эта монархия не была наследственной и не нашла себе еще подходящего титула» [486] .
«Я счастлив, – заявил своему соседу по камере, молодому тогда еще коммунисту М. Б. Кузнецу старый офицер-монархист, сидевший по тюрьмам с 1920 года. – Наконец-то мечта нашего дорогого Николая Александровича, которую он не мог осуществить из-за своей мягкости, воплощается в действительность. Ведь тюрьмы полны евреями и большевиками. Неужели вы не понимаете, что речь идет о создании в России новой династии» [487] .
В конце 30-х годов среди немногих еще оставшихся в живых членов эсеровской партии, даже в сталинских лагерях и тюрьмах сумевших поддерживать между собой какую-то связь, была выдвинута версия о создании в СССР режима «красного фашизма». Совершенно независимо от эсеров эту же точку зрения высказывал и Бенито Муссолини. В кругу своих друзей он открыто восхищался Сталиным. Также и итальянские фашистские журналы писали в 1937 году, что большевизм сам идет к тому, чтобы создать в СССР государство фашистского типа. Восхищался методами Сталина и испанский фашистский диктатор Франко [488] .
Версия о Сталине как о сознательном противнике коммунистической партии Советского Союза в частности и мирового коммунистического движения в целом высказывается порой и в настоящее время. Так, например, советский публицист-диссидент Валерий Чалидзе, живущий ныне в эмиграции, посвятил обоснованию этой версии свою брошюру «Победитель коммунизма». В этой брошюре можно прочесть следующее: «Он обманул всех нас и весь мир. Почти все до сих пор верят, что Сталин создал социалистическое государство, что он имел своей целью построение коммунизма. Между тем анализ показывает, что Сталин одержал победу над социалистической революцией, уничтожил коммунистическую партию и реставрировал Российскую империю в гораздо более деспотичной форме, чем это было до 1917 года. При всем этом он был вынужден пользоваться марксистской фразеологией и скрывать свои истинные цели... 1937 – 1938 гг. не решили проблему. Это был лишь первый удар по коммунистам. Готовились следующие, чтобы, сохраняя формально структуру партии, убрать из нее коммунистов, не старых большевиков, а всех коммунистов, пусть и молодых, но усвоивших всерьез заразное учение, не понявших, что это уже прошло, что теперь цели совсем другие, что теперь это партия сталинцев, строящих мощную империю с прочной властью.. .» [489]
К сожалению, как раз достаточно убедительного анализа в брошюре Чалидзе почти нет, а аналогии, как известно, не являются доказательством.
Тезис Чалидзе, Федотова и других авторов, утверждающих, что Сталин якобы восстановил в нашей стране монархию, новую династию, или что он, уничтожив социализм и коммунистическую партию, создал в СССР какой-то фашистский режим или современный вариант «азиатского способа производства» и азиатской деспотии, этот тезис был подвергнут весьма обстоятельной критике и в эмигрантской литературе. Отрицая всякий социализм в принципе, а ленинский социализм в особенности, эмигрантские авторы [490] пытаются показать (и не всегда без оснований), сколь многие из элементов ленинского наследия Сталин не хотел или не смог разрушить. Они показывают, что никакой монархии Сталин не создал и всех коммунистов и социалистов не уничтожил. Он использовал, однако, механизм коммунистической партии и ее диктатуры для узурпации власти и утверждения режима своей личной диктатуры, физически устранив при этом всех своих реальных или потенциальных противников. К сожалению, оппоненты Чалидзе ищут лишь элементы сходства между эпохами Ленина и Сталина, не видя между ними огромных различий, а во многих отношениях и прямой противоположности.
Узурпация власти Сталиным не была изменением лишь внешней формы Советской власти. По существу это был частичный контрреволюционный переворот, и мы еще будем говорить в дальнейшем об этом. Однако Сталин не собирался и не мог бы, даже если хотел, довести этот переворот до конца. Сталин не собирался восстанавливать в Советском Союзе новую династию, он не был намерен ни возвращать в Советский Союз изгнанных из России помещиков и капиталистов, ни создавать какой-либо новой «советской» аристократии, нового правящего класса. Сталин пытался совместить в какой-то форме новый социальный строй с антидемократическим режимом абсолютной личной власти. Можно говорить поэтому о различных вариантах сталинского казарменного социализма, но не о новой абсолютной монархии. Поскольку к сталинскому режиму столь часто приклеивали ярлык «бонапартизма», поучительно сравнить в некоторых отношениях действия Сталина с действиями Наполеона. После прихода к власти Наполеон вовсе не собирался возвращать землю, уже захваченную французским крестьянством, ее прежним владельцам. Наполеон сохранил и все основные приобретения буржуазии, и ее ведущую роль среди классов тогдашнего французского общества. Имея прочную поддержку буржуазии и крестьянства, Наполеон действовал открыто. Он не боялся провозгласить себя пожизненным диктатором, а вскоре надеть на свою голову императорскую корону. Напротив, террор Сталина и узурпация им власти в стране и партии никак не соответствовали интересам пролетариата и крестьянства, т. е. тех классов, на которые опиралась Октябрьская революция и Советская власть. Поэтому там, где Наполеон действовал открыто, Сталин прибегал к обману. Там, где Наполеон шел до конца, Сталин останавливался на половине дороги. Сталин не хотел, да и не мог при существующих в стране настроениях присваивать себе титула императора. Он выступал на словах как самый верный продолжатель дела Октябрьской революции и дела Ленина, и именно это наряду с террором придавало дополнительную прочность его режиму. Формально до конца 30-х годов Сталин не занимал никаких государственных постов, если не считать поста члена Президиума ЦИКа (позднее Президиума Верховного Совета СССР). Только перед войной Сталин стал Председателем Совета Министров СССР. Ему было присвоено воинское звание маршала, а затем и генералиссимуса. Но и без всяких монархических титулов Сталин сосредоточил в своих руках такую власть, которой никогда не обладал и не мог обладать Наполеон.