«Да здравствует Сталин!» – кричали некоторые из видных партийных и советских работников, когда их вели на расстрел.
Это религиозное сознание, охватившее массы, сковывало волю даже и тех людей, которые уже перестали верить в Сталина и начинали прозревать. Почему Орджоникидзе стрелял в себя, а не в Сталина? Почему 20-летняя история кровавых сталинских преступлений не сопровождалась ни одной действенной попыткой устранить Сталина? Не столько страх за свою жизнь, сколько страх за последствия такого шага, которые невозможно было предвидеть, неизбежно останавливал тех, кто, может быть, и был способен на подобные действия. «Страшно, что мы сами помогли укрепить слепую веру в него и теперь перед этой верой бессильны, – говорит один из героев романа Г. Бакланова, – святая правда выглядит страшной ложью, если она не соответствует сегодняшним представлениям людей. Ты можешь представить, что было бы, если бы нашелся человек, который сейчас, по радио, например, сказал бы на всю страну о том, что творится, о Сталине? С этой минуты даже тот, кто колеблется, поверил бы, что кругом враги, во все поверил бы. И уже любая жестокость была бы оправдана» [551] .
Как и во времена Ивана Грозного, люди, сотворив себе земного бога, уже не могли ни контролировать его поступки, ни поднять руку на ими же сотворенного кумира. «Хуже всего было, – писал о временах Ивана Грозного С. М. Степняк-Кравчинский, – что столь чудовищных идей (о божественном происхождении царской власти) придерживался не только сам тиран, но их разделял и народ. И хотя этот бешеный зверь, Иван Грозный, превратил свое царствование в подлинную оргию жестокости, убийств и похоти; хотя он был столь же труслив, как и низок, и, подозревая повсюду заговоры против своей особы, засекал до смерти тысячи своих подданных и подвергал их таким пыткам, что даже при чтении о них кровь стынет в жилах;.. .и хотя его мерзости продолжались ни мало ни много сорок лет без перерыва – за все время его чудовищного царствования ни разу не раздался голос протеста, ни одна рука не поднялась для сопротивления или мести за позорные надругательства. Жертвам Ивана IV иногда удавалось спастись бегством, но историки не обнаружили ни малейшего следа какого-нибудь заговора против него... И все же эти люди не были трусы. В большей части храбрые воины, славные своими подвигами на поле брани, они часто проявляли в камере пыток и на лобном месте необычные стойкость и мужество... Но вследствие привитых им воспитанием превратных воззрений сила духа служила лишь тому, чтобы превозмочь естественный порыв к мятежу и подавить возмущение, ибо униженная покорность царю была священным идеалом, незыблемым для них с ранней юности.
Князь Репнин был посажен на кол, и, умирая медленной смертью, несчастный славил царя, своего государя и убийцу» [552] .
Известно, что обожествление представителей духовной или светской власти появлялось у различных народов на самых ранних стадиях их развития. В античную и феодальную эпохи эти формы религиозного сознания получили широкое развитие. Нередкими были различные виды культа личности и в новое и новейшее время. «Культ личности, – откровенно писал Гитлер, – самая лучшая форма правления».
К сожалению, эти представления о богоподобном вожде и ведомой им «толпе» нередко проникали и в революционное движение. Однако, казалось бы, именно большевики были в наибольшей степени застрахованы от появления в их среде и в созданном ими государстве какого-либо варианта религиозного сознания и культа личности. Чем же объясняется столь длительное существование культа Сталина в СССР?
Мы уже говорили выше, что кампания по непомерному восхвалению Сталина была в значительной степени организована и инспирирована самим Сталиным и его ближайшим окружением. Культ Сталина внедрялся в сознание детей уже в детском саду. В первых классах школы детям внушалась мысль, что все хорошее в нашей жизни исходит от Сталина. Дело было, однако, не только в хорошо организованной пропаганде. В свое время и появление христианства пытались объяснить в первую очередь обманом церковников, вместо того чтобы объяснить его происхождение историческими условиями начала эры.
Некоторые из западных и советских историков высказывали мнение, что появлению и упрочению культа Сталина способствовали традиции и социальный строй царской России, которые были изменены, но не уничтожены революцией. Внедрявшийся столетиями культ царя, императора не мог исчезнуть в нашей стране в короткое время. Эта точка зрения имеет право на существование. Нельзя не видеть, однако, и некоторых предпосылок к возникновению культа личности, коренящихся в самой революции. Октябрьская революция принесла народу захватывающие дух перемены. В короткое время был разрушен сложившийся веками уклад жизни. Перемены были настолько велики и необычны, что люди, руководившие революцией, теряли в глазах народа обычные очертания, превращаясь в каких-то неземных героев. Стремление к возвеличению своих вождей проявляется у народных масс, по-видимому, во всякой массовой и победоносной революции. Поднимаясь на борьбу с врагами, отдавая революции свои помыслы и свою жизнь, рядовые участники ее начинают во многом идеализировать своих руководителей. Для народных масс эти люди становятся воплощением всех человеческих достоинств, хотя далеко не все из них оказываются достойными такого доверия. Разумеется, подобная идеализация вождей революции вовсе не обязательно должна порождать идолопоклонство. Превращение вождей революции в непогрешимых «богов» не является закономерностью – многое зависит от конкретной обстановки, а также от характера, мировоззрения и воли самих вождей.
В возникновении и развитии культа Сталина немалую роль сыграли и сами масштабы преступлений, совершенных в 30-е годы. Ибо Сталин действовал не в одиночку. Он втягивал в преступления миллионы людей. Не только карательные органы, но и весь партийно-государственный аппарат принимал участие в репрессивных кампаниях 30-х годов. Тысячи партийных работников входили в «тройки» и «особые совещания», выносившие приговоры заключенным. Десятки тысяч активистов и руководителей предприятий участвовали в разгроме «врагов народа». Еще в 1937 году Политбюро приняло решение о том, что аресты работников тех или иных ведомств должны по возможности санкционироваться руководителями этих ведомств. Наркомы санкционировали аресты своих сотрудников, секретари обкомов – работников обкома. Председатель Союза писателей санкционировал аресты писателей.
Сотни тысяч коммунистов голосовали за исключение «врагов народа» из партии. Миллионы людей участвовали в митингах и демонстрациях, требуя суровой расправы с «врагами народа». При этом люди выдавали на суд и расправу нередко и своих вчерашних друзей и знакомых. Конечно, большинство верило Сталину и органам НКВД. Но было немало сомневающихся если не по поводу всех, то тех или иных отдельных репрессивных кампаний. Мало кто открыто выступал против. Большинство молчало, облегчая тем самым расправу с кадрами партии.
Но даже испытывая колебания и сомнения, эти люди не хотели считать себя соучастниками преступлений. И они заставляли себя поверить в Сталина, который якобы все знает и не может совершать ошибок. Культ Сталина стал для них способом успокоить свою совесть. Писатель А. Г. Письменный, написавший ряд книг и повестей, оправдывающих репрессии 30-х годов (например, роман «Приговор») и глубоко сожалевший об этом в последние годы своей жизни, писал в своих неопубликованных мемуарах: «Конечно, в то, что Иван Катаев, Николай Зарудин, Борис Губер, Михаил Лоскутов или Сергей Урнис или многие другие мои друзья – гвинейские шпионы или, скажем, анархисты-бомбометатели, готовящие покушение на Сталина, или мерзкие отравители общественных водоемов, или вражеские резиденты ...в это я поверить не мог. Как бы я сегодня ни пытался высмеять свои метания и, что же скрывать, когда все сказано, поиски душевного успокоения, – все же тогда прежде всего хотелось понять, да, да, повторяю еще раз, не только поверить, но и понять: что происходит?.. Но понять происходившее в те годы было невозможно. Можно было стать доносчиком, сойти с ума, покончить самоубийством, но если ты хотел жить – самый удобный способ для несчастного, растерянного, но честного человека, цепляющегося из последних сил за свое место в обществе, был, повторяю и тысячи раз буду повторять, – поверить. Поверить без рассуждений, без оглядок, без доказательств, – как верят в приметы, в бога, в черта, в загробную жизнь. Мысль, что все общественные действия могут быть вызваны преступными намерениями одного лица, присвоившего всю полноту власти, и что это лицо – Сталин, была кощунственной, была невероятной» [553] .
И, действительно, весь этот сплав противоречивых чувств и настроений, возникший в годы террора, являлся одной из важных причин длительности и прочности культа Сталина, который среди многих людей, переживших террор, сохранялся и в 60 – 70-е годы. Иначе говоря, между террором и культом Сталина была прямая и обратная причинно-следственная связь.
Разумеется, в иных условиях культ того или иного руководителя вовсе не ведет автоматически к массовым беззакониям и репрессиям. Многое зависит здесь от самого человека, облеченного чрезвычайными полномочиями. Но Советский Союз не может существовать в таких условиях, когда единственной гарантией не только прав, но и самой жизни его граждан являются главным образом личные качества руководителей партии и государства.
ОТСУТСТВИЕ ГЛАСНОСТИ И СВОБОДЫ КРИТИКИ
Главная газета большевиков не зря имела название «Правда». В 1917 году все партии пользовались свободой слова, но именно большевики сплотили вокруг своих лозунгов большинство рабочего класса и значительную часть солдат и крестьян. Борясь против царизма или буржуазного Временного правительства, большевики выступали за максимальную гласность и свободу критики. Но Сталину в борьбе против его политических противников, в его интригах, провокациях и демагогии не нужна была гласность и свобода критики. Вся деятельность НКВД в 30-е годы проводилась в глубокой тайне, и всякая попытка проникнуть в эту тайну сама по себе рассматривалась как преступление.