ВЦИК был Г. Пятаков, а главным обвинителем – Н. В. Крыленко.
В обвинительное заключение против эсеров большевистский суд мог занести немало обвинений. В 1917 – 1918 гг. эсеры были не только политическими, но в отдельные периоды и военными противниками большевиков. Однако надо иметь в виду, что эсеры не были тогда единой партией с единым руководством. Кроме того, Советское правительство еще в 1919 году приняло решение о политической амнистии и легализовало партию эсеров, которые стали издавать в Москве свою газету «Дело народа».
В 1920 – 1921 гг. этой легальности пришел конец, так как эсеры приняли участие или даже возглавили многие из крестьянских выступлений против Советской власти. Однако сам Ленин на X съезде РКП(б) и во многих других выступлениях 1921 года признавал, что у крестьян были законные поводы для недовольства политикой Советской власти. С точки зрения большевиков, нэп был громадной важности поворотом в их политике. Однако многие мероприятия, которые теперь проводили большевики, уже давно предлагали осуществить эсеры и меньшевики. Естественно, что поэтому советский суд должен был внимательно и объективно рассмотреть предъявляемые лидерам эсеров обвинения, отделяя сознательные преступления от искренних политических заблуждений, часто весьма спорных. Надо было учесть, что еще в начале 1922 года ВЦИК объявил амнистию большинству участников крестьянских восстаний предшествующих лет. К сожалению, судебный процесс над правыми эсерами пошел во многом по иному пути. В неблаговидных политических целях организаторы суда пошли даже на явную фальсификацию. Наряду с действительными лидерами правых эсеров А. Гоцем, Е. Тимофеевым, Д. Донским и др., которые старались оправдать деятельность своей партии и таким образом защитить себя, на процессе в качестве обвиняемых выступали также люди, которые не принадлежали к руководителям эсеровской партии, а в ряде случаев никогда не были эсерами и только выдавали себя за таковых. Эти люди с завидным усердием соглашались с обвинительным заключением и каялись в преступлениях, которых они никогда не совершали. Одной из таких «подсудимых» была Руфина Ставицкая (Фаина Ставская). Она была раньше не эсеркой, а анархо-коммунисткой и была хорошо знакома с некоторыми видными коммунистами. В 1922 году она обратилась с просьбой принять ее в коммунистическую партию. Как свидетельствовал в своих неопубликованных мемуарах ее муж, старый большевик В. Е. Баранченко, Ставицкой было предложено в качестве своеобразного «испытания» выступить с «разоблачениями» на процессе правых эсеров. Руфина приняла это поручение, и ее муж пытался как-то оправдать ее поступок, позорный для настоящего революционера. Он писал: «1922-й год был крайне трудным для Руфины Ставицкой. В молодости, вступив на революционную стезю, она то и дело торопилась отдать свою молодую жизнь за дело мировой социальной революции. Теперь ей предстояло отдать не то что жизнь, а нечто более дорогое для каждого революционера. Потребовалось в интересах диктатуры пролетариата и его социалистической революции отдать честь революционерки, как ее понимали старые революционеры и политкаторжане. Ей довелось волею руководящей силы пролетарской революции посильно участвовать в большом процессе, разоблачившем и разгромившем идейно и политически злейших, опаснейших в то время врагов пролетарской власти. Вскоре она была принята в коммунистическую партию, которой служила, как только могла, до этого» [585] .
Вызывают сомнение поведение и показания на этом процессе и некоторых других подсудимых. Несомненно, в качестве провокаторов выступали на процессе И. Семенов, К. Усов, Л. Коноплева. Верховный революционный трибунал приговорил Р. Ставицкую (Ф. Ставскую) к двум годам тюремного заключения со строгой изоляцией. Однако в этом же постановлении трибунала говорилось: «В отношении Семенова, Коноплевой, Ефимова, Усовой, Зубкова, Федорова-Козлова, Полевина, Ставской, Дашевского Верховный трибунал нашел: эти подсудимые добросовестно заблуждались при совершении ими тяжких преступлений, полагая, что они борются в интересах революции... Названные подсудимые вполне осознали всю тяжесть содеянного ими преступления, и трибунал в полной уверенности, что они будут мужественно и самоотверженно бороться в рядах рабочего класса за Советскую власть... ходатайствует перед Президиумом ВЦИК об их полном освобождении от всякого наказания» [586] .
Все перечисленные выше «подсудимые» были действительно после процесса освобождены и трудоустроены. Их дальнейшая судьба нам неизвестна. Что касается Ставицкой (Ставской), то перед арестом она работала директором Исторической библиотеки в Москве.
15 обвиняемых, в том числе члены ЦК эсеровской партии А. Р. Гоц, Д. Д. Донской, М. Я. Гендельман, Г. Я. Герштейн, М. А. Лихач, П. Н. Иванов, Е. М. Тимофеев и др., были приговорены к расстрелу. ВЦИК утвердил этот приговор, но приостановил его исполнение при условии, что партия социалистов-революционеров прекратит свою «заговорщицкую, террористическую и шпионскую деятельность». «Если же она, – говорилось в постановлении ВЦИК, – не откажется от вооруженной борьбы против Советской власти, приговор ее контрреволюционным вождям будет приведен в исполнение» [587] .
Лидеры правых эсеров должны были, таким образом, содержаться в камерах смертников в качестве заложников. Их держали во внутреннем изоляторе особого назначения. Так называлась тогда внутренняя тюрьма ОГПУ на Лубянской площади. Один из смертников – С. В. Морозов, не выдержав напряжения, покончил жизнь самоубийством 20 декабря 1923 года. Смерть Морозова вызвала поток протестов среди социалистов на Западе. Поэтому в начале 1924 году решением ЦИК СССР смертный приговор был заменен лидерам правых эсеров 5-летним тюремным заключением [588] .
После судебного процесса 1922 года деятельность партии эсеров и меньшевиков была окончательно запрещена. Легальная политическая деятельность была возможна теперь только для РКП(б).
Конечно, никакие запрещения не могут, казалось бы, уничтожить ту или иную политическую партию, если она имеет корни в народе. Однако режим большевистской диктатуры уже в 20-е годы был настолько жестоким и всеобъемлющим, что неоднократные попытки меньшевиков, эсеров и некоторых других партий наладить нелегальную деятельность были безуспешны. Эти партии раздробились на мелкие группы, не придерживающиеся ни единой программы, ни одинаковой тактики. Только за границей удалось создать центральные представительства российских социалистических и некоторых националистических партий. Меньшевики стали издавать здесь свой «Социалистический вестник», а эсеры – «Революционную Россию», а также отдельные брошюры и листовки. Но очень немногие из этих изданий удавалось пересылать в СССР. В эсеро-меньшевистских изданиях содержались вполне справедливые критические замечания в адрес РКП(б)/ВКП(б). Так, например, эсеры, поддерживая социалистическую кооперацию деревни (кооперация была одним из важнейших пунктов эсеровской программы), возражали против сталинских методов проведения этой кооперации. Эсеры и меньшевики выступали в своих изданиях против бюрократизации государственного аппарата, против арестов технических специалистов, против жестокостей «раскулачивания», против процессов «Промпартии» и «Союзного бюро». Многие из эсеров объявляли себя теперь сторонниками «этического социализма», они выступали против террора, заявляя, что продвижение к цели должно осуществляться не любыми средствами, а такими, которые помогают воспитанию борцов за социализм. Протестуя против государственного произвола, они продолжали черпать свои идеи у П. Лаврова и Н. Г. Чернышевского.
Однако, несмотря на трудное положение в СССР в конце 20-х – начале 30-х гг., несмотря на значительное недовольство и в городе, и в деревне, пропаганда и агитация нелегальных оппозиционных групп не получила большого распространения. Репрессивно-контрольный аппарат Советской власти был уже настолько силен, что практически все меньшевистско-эсеровские группы и их издания на территории СССР ликвидировались через несколько месяцев после их создания. Одновременно проводилась массированная пропаганда, представлявшая любую оппозиционную деятельность как контрреволюцию.
Мы не хотели бы здесь брать под защиту эсеров и меньшевиков; у каждой из этих партий было в прошлом немало политических ошибок и даже преступлений. Но мы не хотели бы защищать и системы однопартийной диктатуры, ибо именно монополия одной партии на политическую деятельность в стране приводит к нарушению гласности, свободы мнений и критики, способствует углублению ошибок и сокрытию преступлений правящих групп. Утверждение о том, что при социализме и социальной однородности советского общества в нашей стране не существует почвы для других партий, является глубоко ошибочным. Марксизм отнюдь не решил всех вопросов в социально-политических и экономических науках, и не все, что считается здесь решенным, решено правильно. Известно, что и Ленин менял свои предложения относительно путей и средств построения социализма в России, и ленинизм отнюдь не является последним и решающим словом в политических и общественных науках. Подход к вопросу о путях и средствах социалистического строительства может быть различным, и это создает идейную и гносеологическую основу для образования различных политических партий и групп и в социалистической стране, а также препятствует деспотическому перерождению социалистического общества, которое также нуждается не только в правящей партии, но и в оппозиции.
ИЗВРАЩЕНИЕ СТАЛИНЫМ ЛЕНИНСКОГО ПОНИМАНИЯ ЕДИНСТВА ПАРТИИ
Анализируя деятельность Сталина, мы убеждаемся, что он извратил ленинские требования о единстве и дисциплине в партии. Ленин никогда не придавал вопросу о дисциплине в партии самодовлеющего значения, отделяя его от проблемы коммунистических убеждений и вопроса о том, насколько правильной или ошибочной является политика партийных центров. Единство партии Ленин никогда не понимал как полное и абсолютное запрещение групп и течений в партии вне зависимости от конкретной исторической обстановки и от того, какую политику проводит в данное время тот или иной руководитель партии.