Неизбежным следствием бесконтрольности аппарата и пассивности масс была коррупция, т. е. наиболее страшная в условиях социализма форма перерождения руководящих кадров. Продажность многих партийных, государственных и хозяйственных работников в годы культа Сталина достигла таких больших размеров и столь глубоко проникла в аппарат управления, что различного рода меры воспитания и принуждения, принятые после смерти Сталина, оказались недостаточными. Пришлось пойти на крайние меры и принять в 1962 году указ, допускающий применение смертной казни за взяточничество.
Бюрократизм и коррупция в годы культа личности не только вызывали недовольство трудящихся, они убивали в массах сознание того, что именно они – простые люди – являются подлинными хозяевами своей страны. В этих условиях становилось невозможным эффективное воспитание коммунистического сознания и коммунистического отношения к труду.
Разумеется, среди руководящих кадров партии и в годы культа были не одни лишь бюрократы, карьеристы и перерожденцы. Однако в уродливой атмосфере культа Сталина не было необходимых условий для продвижения к руководству страной и партией именно лучших, наиболее талантливых и преданных делу народа работников. Куда быстрее выдвигались и занимали руководящее положение люди жестокие и беспринципные, карьеристы и перерожденцы, которые лучше приспосабливались к обстановке в стране. Именно в эти годы у нас в стране выработался тип руководящего деятеля, дисциплинированного и властного, безразличного к народу и его нуждам, но внимательного к «верхам», грубого, не терпящего критики снизу, говорящего одно, а делающего другое. Это были жестокие и далекие от масс люди, не умевшие говорить с народом и применявшие в первую очередь методы не убеждения, а принуждения, запугивания и произвола. «Культ личности, – справедливо писал А. Метченко, – извращал ленинский принцип руководства людьми, направленный на пробуждение и воспитание в них творческой инициативы, подавляя мысль и волю, пытавшихся проявить самостоятельность. Вознося одних и низвергая других, он препятствовал подлинному росту личности, содействовал распространению грубости, хамства, карьеризма, подозрительности» [839] .
Наблюдая за образом мысли и образом жизни этих чиновников-сталинистов, некоторые из советологов и авторов советского «самиздата» выдвинули теорию о том, что в нашей стране в годы Сталина возник новый класс, а именно класс бюрократов, класс «номенклатуры», класс обуржуазившихся чиновников. Мы считаем эту теорию неправильной. Несмотря на далеко зашедший процесс перерождения части партийных и государственных работников, дело не дошло до возникновения нового класса, хотя возможность такого развития нельзя сбрасывать со счета, ибо за долгие годы сталинской диктатуры в высшем и среднем звене нашего руководящего аппарата стали возникать вполне различимые элементы бюрократической олигархии и кастовости. Многие из руководителей начали считать свое положение и привилегии своим правом, которое следовало защищать любыми средствами. В романе В. Д. Дудинцева «Не хлебом единым» (1956) был создан образ Дроздова – типичного руководителя-сталиниста. Выступая на обсуждениях романа Дудинцева, писатель Г. К. Паустовский говорил о руководителях-сталинистах: «Это – хищники, собственники, циники и мракобесы... Это – маклаки, которым все равно... Откуда взялись эти низкопоклонники и предатели, считавшие себя вправе говорить от имени народа?... Это – последствия культа, обстановка приучила их смотреть на народ как на навоз, удобряющий их карьеру. Интриги, клевета, моральное убийство и прямое убийство – вот их средства борьбы, в результате которой сегодня среди нас нет Мейерхольда, Бабеля, Артема Веселого. Их уничтожили Дроздовы. Причина, побудившая их к этому, – собственное благополучие. Дудинцев раскрыл эту страшную работу в единичном случае... Нужно бить по маклачеству, которое может погубить страну...» [840]
Мы знаем, что свежий поток, связанный с XX и XXII съездами КПСС, выбросил очень много сталинистов, этих дроздовых и борзовых на свалку нашей политической жизни. Но не все они «стригут розы на своих дачах». Многие из них приспособились к новой обстановке и к новым условиям и дали начало новому поколению бюрократов, более осторожных, но не менее опасных для социалистического развития советского общества.
ПОЛИТИЧЕСКОЕ СЕКТАНТСТВО
Если в идеологической и научной жизни в годы культа Сталина утвердился дух догматизма и начетничества, то в партийной и государственной жизни возобладал в эти годы опасный дух сектантства.
Сектантство всегда было одной из самых тяжелых и опасных по своим последствиям болезней революционного движения. Мы не можем сегодня сказать, что К. Маркс и Ф. Энгельс всегда были образцами терпимости. Однако они хорошо понимали вред сектантства и вели борьбу с сектантскими извращениями в революционных организациях и у отдельных революционеров. Не был образцом терпимости и В. И. Ленин. Но и он выступал против сектантской замкнутости и ограниченности в революционном движении. Готовя революцию и создавая первое в мире пролетарское государство, Ленин стремился сплотить вокруг партии всех, кого можно было сплотить. Именно Ленин был инициатором привлечения на службу Советскому государству буржуазных, в том числе и военных специалистов. Ленин никогда не преследовал товарищей, совершивших ошибку, но позднее открыто признавших ее, для него важен был вопрос о последней политической позиции данного человека.
Критикуя тех или иных товарищей, Ленин никогда не забывал об их заслугах. Так, например, решительно выступая против Плеханова, позицию которого он считал оппортунистической, Ленин тут же отмечал: «Его личные заслуги громадны в прошлом. За 20 лет, 1883 – 1903, он дал массу превосходных сочинений, особенно против оппортунистов, махистов, народников» [841] .
Уже после победы Октябрьской революции, встреченной враждебно Плехановым, Ленин писал ему, что русский пролетариат помнит о его заслугах и относится к нему с уважением. После смерти Плеханова Ленин счел необходимым заметить, что «...нельзя стать сознательным, настоящим коммунистом без того, чтобы изучать – именно изучать – все написанное Плехановым по философии, ибо это лучшее во всей международной литературе марксизма» [842] .
Даже ведя резкую, можно сказать, грубую полемику с К. Каутским, Ленин не забывал помянуть добрым словом те ранние работы К. Каутского, которые относились «к лучшим произведениям лучшей в мире социал-демократической литературы» [843] .
Показательным документом является написанный Лениным некролог «Памяти тов. Прошьяна», которому, по словам Ленина, «довелось до июля 1918 года больше сделать для укрепления Советской власти, чем в июле 1918 для ее подрыва» [844] . Ленин хорошо знал, когда писал этот некролог, что Прошьян был приговорен за участие в восстании левых эсеров к трехгодичному заключению, что он не отбыл наказание, а скрывался с поддельными документами и умер от тяжелой болезни в одной из захудалых больниц [845] .
Характерным является отношение Ленина к Н. Н. Накорякову (Назару Уральскому), который был известным большевиком до революции, но затем не только отошел от большевистской партии, но в 1919 – 1920 гг. служил в деникинской армии. Разочаровавшись в белогвардейском движении, Накоряков поступил на службу в издательство. В. И. Ленин внимательно следил за политической эволюцией Накорякова, считая его ценным работником. В ноябре 1921 года Ленин просил устроить ему встречу с Накоряковым и после беседы с ним продолжал интересоваться судьбой этого бывшего большевика [846] . В 1922 году не без влияния Ленина Накоряков был назначен заведующим Издательством художественной литературы. В 1925 году он вновь вступил в ряды партии большевиков [847] .
Совершенно иной стиль работы и отношения к людям был характерен для Сталина. Еще на ранних этапах его работы в партии для него были характерны элементы сектантства, огульного недоверия к людям. После революции эти черты становятся у Сталина еще более заметными. В годы Гражданской войны, как мы уже писали, Сталин не желал доверять военным специалистам, игнорируя их знания и опыт. В конце 20-х – начале 30-х гг. столь же огульное недоверие выражалось и ко всем старым специалистам, многие из которых были незаконно репрессированы.
Сталин никогда не забывал о прошлых ошибках тех или иных партийных работников, им постоянно напоминали о них, заставляя многократно каяться перед партией. Неугодные Сталину люди физически уничтожались, их имена вычеркивались из истории, никакие заслуги этих людей не принимались во внимание. Вся деятельность этих людей в прошлом (если приходилось все же о ней говорить) рассматривалась как сплошная цепь преступлений и ошибок.
Более того, с конца 30-х годов Сталин ограничивает в правах огромные группы советских людей вне зависимости от их поведения, а на основании различных произвольных критериев. Именно в этот период сектантство стало одним из важнейших элементов государственной политики. Прикрываясь фальшивыми разговорами о профилактике, Сталин проводил в жизнь неприемлемый в условиях социалистического государства принцип разделения всех советских людей на политически благонадежных и неблагонадежных. Для последних был, естественно, закрыт доступ к руководящим и ответственным постам.
Кого же относили к числу «неблагонадежных»? (Мы не имеем в виду здесь бывших капиталистов и помещиков или людей, которые уже были незаконно репрессированы.)
В первую очередь к числу «неблагонадежных» были отнесены дети и близкие родственники всех тех, кто пострадал в годы правления Сталина от всевозможных репрессий. Известно, что после того как римский диктатор К. Сулла уничтожил по спискам-проскрипциям множество римских граждан, в Риме был издан закон, в соответствии с которым сыновья людей, подвергшихся уничтожению, не имели права занимать каких-либо государственных должностей. Сталин подобных законов не издавал, но проводил такую же практику. «Неблагонадежными» были, например, дети и родственники людей, репрессированных в 1936 – 1938 гг. Сюда же были отнесены дети и внуки бывших «кулаков» и «подкулачников», «вредителей» и т. п. Число таких «неблагонадежных» исчислялось многими миллионами. Миллионами исчислялись и дети бывших дворян, купцов, капиталистов.