Сегодня ему уже не раз приходило желание навсегда оставить полк. Он чувствовал – работает на пределе. Авария с Новиковым и вовсе вышибла из колеи. Завтра нагрянут «ревизоры», будут терзать душу, а она уже и без того истерзана. Чего он только сегодня за день не передумал. Командир есть командир. Что бы в полку ни случилось, прямая или косвенная вина – на нем. Что-то, значит, не доглядел, не предусмотрел, не предугадал, не научил.
Первые часы рядом с живым Новиковым ему показались самыми блаженными в его жизни. Он уже ничего хорошего не ждал от завтрашнего дня, понимая, что смерть Новикова будет витать над ним до конца жизни. И вдруг такой подарок – цел и невредим.
Радость схлынула, навалились сиюминутные дела, и пошло, покатило. С утра – все сначала. А Новикову придется полежать. Как бы эта сонливость не стала постоянной. И Алина в госпиталь угодила. Уже теперь она точно никуда не поедет. И Новикова оставят. С кем ему начинать на Севере? Тут хоть Чиж рядом.
Воспоминание о Чиже болью отдалось в сердце. Он даже представить не мог полк без Чижа.
Волков уже хотел загасить сигарету и подняться в дом, как услышал сзади легкие шаги. Решил не поворачиваться. Кто бы там ни был, пусть идет мимо. Говорить ни с кем не хотелось.
Но прохожий остановился возле него и присел рядом, крепко взяв под руку.
– Не спала? – спросил Волков ласково.
– Случайно проснулась, – улыбнулась Маша, – делать нечего. Дай, думаю, прогуляюсь по свежему воздуху. Выхожу – кто-то сидит. Присяду, решила я, вдвоем все-таки веселее.
– Воздух утром чистый.
– Укатали Сивку крутые горки?
– Сразу все навалилось, не знаешь, за что хвататься… Но ничего, – добавил он бодро, – штопор тем, и хорош, что из него приятно выходить.
Волков обнял жену и крепко прижал к себе.
– Зачем приходила в полк? – спросил жестко.
– Испугалась, – призналась Маша.
– Нельзя, Машенька, нельзя нам с тобой давать волю эмоциям. Особенно на людях. Они ведь как думают? Раз жена командира прибежала – труба нам.
– Все понимала, а ноги несут. Ты уж прости.
Волков поцеловал Машу, залюбовался смуглой кожей ее лица. Разглядел морщинки у глаз. Попытался разгладить их, не получилось.
– Пойдем-ка спать, Машуля.
– Посидим хоть минутку. Забыла, когда мы с тобой вот так сиживали. – Перехватила его взгляд на окна дома. – Все они дрыхнут. А если и увидят, пусть. Не воруем. Расскажи, что с ним случилось. Все знают, а мне расспрашивать неудобно.
– Самое главное – живой. А остальное, как говорит сам Новиков, дым.
Когда они вошли в квартиру. Маша помогла ему раздеться. Снимала галстук, расстегивала пуговицы, стягивала носки.
– Легонький душ – и в постель, – подтолкнула она его к ванной.
Теплые струйки искусственного дождика и взбадривали, и одновременно успокаивали, словно вымывали из души осевшие за день тревоги.
– А теперь – стаканчик чая, – сказала Маша, когда он присел на край кровати, закутанный в махровый халат.
Чай был горячий. И пока Волков пил его, Маша тоже приняла душ и вышла к нему обернутая полотенцем. Одной рукой она убирала посуду, другой придерживала концы своего одеяния. Потом подошла к нему и положила руки на плечи. Полотенце скользнуло вниз, словно покрывало при открытии памятника. Волков обнял ее за талию и прижался щекой к прохладной коже живота. Его Маша была с ним.
В половине седьмого требовательно зазвонил телефон, стоящий на тумбочке рядом с кроватью, и Маша, не открывая глаз, сняла трубку и подала Волкову.
– Товарищ подполковник, – мощно загудел голос дежурного. – К нам вылетает командующий. На вертолете. Машина за вами пошла.
– Хорошо, – только и сказал он.
Маша уже проснулась и хотела встать, но он придержал ее.
– Поспи. Ничего серьезного. Начальство едет.
Волков знал командующего давно. И никогда не трепетал ни перед его званием, ни перед должностью. Александр Васильевич был таким человеком, с которым всегда хотелось встречаться. Гневным он мог быть лишь в тех случаях, когда видел безразличие к делу, равнодушие. С равнодушием он воевал решительно и беспощадно. Людей, болеющих за дело, командующий ценил и оберегал. И, если кого-то из них подсекала жизнь, он первый подставлял свое плечо для опоры. В свои пятьдесят шесть лет командующий летал на всех типах современных самолетов.
Он вышел из вертолета, озабоченно щуря глаза. Посмотрел по сторонам, словно хотел убедиться, что приземлился именно там, где надо, подал руку Волкову.
– Где твой замполит? – спросил буднично. – Идем, навестим. А по пути расскажи, как осваиваете новый самолет.
Волков сказал, что план налета выполняется с перекрытием, что большинство летчиков опробовали новый самолет на боевое применение, что, если бы не эта предпосылка, работу можно считать хорошей.
– Предпосылка, – грустно улыбнулся командующий. Он был высокого роста и смотрел на Волкова немножко сверху. – Хорошенькая предпосылка.
– Самолет цел, – возразил Волков, – только ума не приложу, как его вытащить из этого болота.
– Пролетал я над ним, – сказал командующий. – Сидит крепенько.
В санчасти навстречу им выбежал встревоженный врач. Начал сбивчиво докладывать.
– Скажите, – мягко перебил его командующий, – проснулся Новиков?
– Так точно, товарищ командующий.
– Как его дела?
– Да чуть не убежал. Еле перехватил и уложил в постель.
Командующий улыбнулся.
– Ну, ведите, показывайте.
В больничном халате Новиков показался Волкову изможденно-усталым. Халат был явно с чужого, более широкого плеча.
– За самолет спасибо, – сказал командующий и пожал Новикову руку. – Как все случилось?
Новиков снова пересказал все, что вчера говорил Волкову.
– Высота большая для птиц, – усомнился и генерал. – Вытащим, обследуем самолет, разберемся. Только убегать из санчасти не надо.
– Жена в госпитале, товарищ командующий, – сказал Новиков. – Я ничего не знаю, и она не верит, что я цел.
– Иван Дмитрич, – повернулся к Волкову генерал. – Дайте машину, пусть они посмотрят друг на друга…
Когда вышли из санчасти, командующий сказал врачу:
– Не концентрируйте внимание на болезни. Обследуйте, понаблюдайте, но спокойно. Он летчик.
– Понял вас, товарищ командующий.
– А теперь, – командующий обратился к Волкову, – зовите инженера, командира ОБАТО, подумаем, как лучше эвакуировать самолет.
Уже возле вертолета генерал отвел Волкова в сторону.
– Надо, командир, форсировать переучивание. Летайте в две полные смены, по всем вариантам. Если что мешает, говорите. Полк могут поднять в любой день.
– Со специалистами трудно, полигон держит. Это первое. Второе…
– Не надо на ходу. Сядьте вместе с заместителями, все взвесьте и к вечеру доложите начальнику штаба. Поможем. Вопрос серьезный. Очень важно, чтобы полк прибыл на Север с хорошим запасом мастерства.
Помолчав, он спросил:
– Как Павел Иванович поживает?
– Нормально, – хотел отделаться Волков проходным ответом.
Но генерал уточнил вопрос:
– Берете его с собой или оставите здесь?
Волков знал, что Александр Васильевич и Чиж воевали в одной дивизии, хорошо знакомы, одним указом получили звание Героя Советского Союза, что судьба Чижа командующему не безразлична. Волков только не знал его позиции по отношению к Чижу. Впрочем, он и своей позиции до конца не определил. Поэтому не стал хитрить.
– Трудный это вопрос для меня, товарищ командующий, – признался он.
– Естественно, – улыбнулся генерал.
– Просился он с передовой командой, я отказал.
– Есть у вас объективные данные состояния здоровья Чижа?
– Я не врач, мне судить трудно.
– Чиж – заслуженный военный летчик. Он отдал авиации жизнь. Человек не должен унести обиду. А почему, собственно, отказали?
– Врач наш категорически против.
– А вы что думаете?
– Я, товарищ командующий, убежден: ему лучше всего – уйти в запас. Жена в Ленинграде, дочь институт заканчивает, пожить по-человечески. Разве это дело – всю жизнь без семьи?
Генерал вздохнул.
– Может, ты и прав, командир. Но если мне скажут – пора, Александр Васильевич, в отставку, будет обидно. Нельзя так. Тем более с Чижом. Он заслуживает иного. Пусть остается, если сам рапорт не подаст.
– Как лучше хочется.
– Никто не знает, как лучше.
Они уже шли к вертолету, когда командующий неожиданно спросил:
– Ну, а как с нашим предложением? Должность пока вакантная.
– Срок еще не истек, товарищ командующий.
– Ну хорошо. Желаю удачи.
Он крепко пожал руку Волкову, другим провожающим, легко поднялся в салон вертолета. Через несколько секунд его четкий профиль Волков разглядел в пилотской кабине. Он устраивался на правом сиденье, готовил к работе шлемофон. Взвыл двигатель, и тяжелые стальные лопасти винта упруго распрямились, набрали скорость, слившись в один прозрачный диск, и легко оторвали машину от земли.
Скользнувшая над аэродромом тень вертолета сработала, как сигнал к действию. Пришедшие на стоянку техники и механики зашуршали брезентом чехлов, зазвякали инструментом. К стоянке один за другим покатили тяжелые заправщики, тягачи. Люди без суеты и спешки делали свое привычное дело. Как делали его вчера, позавчера, год, десять лет назад. Как будут делать завтра, послезавтра, многие годы впредь.
– Товарищ командир, – рядом с Волковым стоял капитан Ефимов. – Капитан Ефимов к вылету на разведку погоды готов.
«С кем летишь?» – хотел спросить Волков и вспомнил, что вылет запланирован ему. Можно было и отказаться, Волков терпеть не мог, когда летчик в запарке садился в самолет. На каждый вылет надо настраиваться, как артисту перед выходом на сцену. Спешка к добру не приводит. Но все-таки не отказался. Кивнул Ефимову – мол, хорошо – и быстро пошел в класс высотного оборудования.
В училище, будучи курсантом, Волков играл в футбол. Он любил минуты перед игрой, когда футболисты сосредоточенно зашнуровывают бутсы, укрепляют щитки, натягивают чистенькие майки с эмблемой команды. Во всем теле, особенно в ногах, играет избыточная энергия, легкие крепкие бутсы, как сапоги-скороходы, бегом несут тебя на зеленый газон футбольного поля. Это незабываемые минуты. Сравнить их можно только с минутами подготовки к полету в классе высотного оборудования.