37
15 июня, 7 часов вечера
Через несколько часов, когда солнце уже начинало садиться, во двор графского дома въехали цирковые фургоны. Из одного фургона быстро выскочили мускулистые ребята и вынесли носилки с лежащей на них девушкой. Носилки понесли в дом, Карл бежал впереди, показывая дорогу, рядом с носилками, заботливо поправляя повязку на лбу больной, шла рыжая девушка в простой одежде. Одним из носильщиков был среднего роста эфиоп, слегка прихрамывающий на левую ногу. Эфиоп вращал глазами и что-то мычал. Видно, был глухонемой.
На пороге дома, с любопытством глядя на эфиопа, стояла принцесса Манон. Кого-то он ей напоминал, этот чернокожий, какое-то событие — веселое, мимолетное и недавнее. Сама Манон, как ни странно, убитой горем племянницей отнюдь не выглядела. Глазки не заплаканы, волосы тщательно уложены, в руке зеркальце — недавний подарок графа. И откуда он только берет все эти заморские вещицы?
Увидев Карла, принцесса резко переменилась в лице и настроении: — Немедленно схватите этого человека! — закричала она, — это он пытался отравить моего дядю!
На крик принцессы словно из ниоткуда вынырнул раскосый стражник и решительно направился к Карлу. На Лотецки жалко было смотреть: съежился, поник, раскис и в нерешительности топтался рядом с носилками.
— Я не виновен, Ваше Высочество, — только и выдавил он, с отчаянием и мольбой глядя на Манон. В наступившей тишине неожиданно прозвучал глубокий и мягкий голос Крисмегильды:
— Ваше Высочество, Карл тут ни при чем. Поверьте, я это точно знаю.
Манон бросила презрительный взгляд на комедиантку и уже открыла было рот, чтобы приказать схватить и эту наглую девицу, но внезапно осеклась и, не веря своим глазам, уставилась на Крисмегильду.
Комедиантка отнюдь не смутилась и спокойно продолжала:
— Я наслышана о вашей доброте и справедливости, принцесса. И не в первый раз имею счастье видеть вас, — голос Крисмегильды был совершенно серьезным, но что-то неуловимо насмешливое слышалось в том, как она произносила титул Манон, — помните, года два назад в Италии вы почтили своим присутствием отряд хельветских рыцарей, чтобы воодушевить их на воинские подвиги?
Крисмегильда сделала паузу, многозначительно посмотрела на принцессу и продолжила:
— Очень прискорбно, что с вашим дядюшкой случилось несчастье, надеюсь сейчас с ним все в порядке? Он выздоровел? Поверьте, Карл не имеет отношения к этому отравлению. И мы бы хотели видеть графа Глорио: у нас больная девушка и ей срочно нужна помощь.
— Дядюшка при смерти! — тихим голосом сообщила Манон и, вытащив платочек, всхлипнула, — граф вот-вот должен вернуться с каким-то ученым лекарем, — и, обращаясь к Раскосому, добавила, — отпустите его, пусть граф Глорио сам разберется.
Вид у принцессы был явно растерянный, она никак не могла совместить в своей голове вернувшегося Карла и эту насмешливую девицу… ах, как же ее звали? Кажется, Крисмегильда… да еще этот дурацкий эфиоп напоминает ей кого-то, кого она видела не так давно… Ладно, потом, потом… Нельзя стоять с таким видом перед целой толпой. Что там сказала Крисмегильда? Кто у них болен?
Манон приняла сострадательный вид и, подойдя к носилкам, склонилась над больной.
— Кто это? — спросила принцесса, повернувшись к Крисмегильде. — Герцогиня Эделия фон Шляппентохас, — ответила комедиантка, — с ней случилось несчастье, змея укусила. Прошу вас, позвольте внести ее в дом.
Принцесса кивнула головой и громко распорядилась поместить больную в соседней с дюком Эллингтоном комнате. По молчаливому уговору, разговор о Карле был отложен. Манон бросила взгляд на Крисмегильду и та чуть кивнула головой. Им предстояла более важная беседа.
38
15 июня, от 7 до 9 часов вечера
Комната, куда внесли Эделию, оказалась просторной и пустой. Лишь посередине стояла массивная деревянная кровать с толстыми пуховыми перинами да в углу возвышался огромный, в человеческий рост, платяной шкаф. За раскрытыми окнами тихо шелестел большими зелеными листьями густой сад и откуда-то издалека доносился гомон располагавшихся на ночлег циркачей.
Едва ушли слуги, как в окне показалась черная физиономия эфиопа. Убедившись, что никого нет, эфиоп перелез через подоконник и очутился в комнате. На несколько секунд он склонился над лежащей девушкой, послушал ее неровное дыхание, сочувственно покачал головой и направился было к двери, как из коридора раздались приближающиеся голоса. Эфиоп оглянулся и, увидев большой шкаф, исчез за его дверцами.
В комнату вошли принцесса Манон и Крисмегильда.
— Здесь мы можем спокойно поговорить, — голос Манон звучал нервно, — тебя ведь, кажется, зовут Крисмегильда? А твоего брата звали Херлунг? Я его помню, он был сильный мужчина. Я никогда не встречала более сильного мужчины. Но один против девяти…
— Ты могла послать за помощью, Эрнестина, — во взгляде комедиантки проскользнула плохо скрываемая неприязнь, — но ты наслаждалась боем… Впрочем, я не собираюсь высказывать тебе упреки. И мне нет дела до Хельветии — выдавай себя хоть за короля Уильяма. Могу даже подарить накладную бороду. Единственное, чего я хочу — чтобы не пострадал невинный. Оставь Карла в покое. Боже мой, этот бедный юноша еще и влюблен в тебя!
— Да собственно, я и не хочу его обвинять, — уже более спокойно сказала Манон, — но вот что скажет граф?
— Карл все объяснит, — ответила Крисмегильда и, вздохнув, добавила, — по крайней мере, я на это надеюсь, — и вздрогнула, услыхав из гостиной громовой голос графа.
— Как ты сказал, паршивец? Фон Шляппентохас? Дочь герцогини Корделии? Черта тебе в задницу, куда вы ее положили?!
Словно ураган, Глорио ворвался в комнату и, не замечая ни принцессы, ни ее гостьи, бросился к кровати Эделии. За ним, неловко семеня маленькими ножками и подслеповато щуря глаза, вошел невысокий, по плечо Манон, щуплый и тщедушный человечек — тот самый ученый лекарь.
— Да, да — это она! — взволновано восклицал граф, — Что с ней? Боже мой, да сделайте же что-нибудь, доктор!
Манон и Крисмегильда переглянулись, удивленные такой трогательной заботой графа. Где-то в шкафу негромко скрипнула дверца.
Осмотр занял более получаса. Наконец, доктор, осторожно прикрыл Эделию одеялом, и, повернувшись к графу, сказал неожиданно тонким писклявым голосом: — Ничего страшного, граф. Укус змеи, совершенно неопасный! У вас в деревне половина мальчишек так перекусана. Несколько дней полежит без сознания и оклемается. Я приготовлю специальные компрессы и мази.
— Герцогиня — не половина мальчишек, — проворчал граф, но видно было, что он заметно успокоился, — давайте, готовьте ваши компрессы.
— А как же дядющка? — вмешалась Манон.
— Ах, да! — воскликнул граф, — принцесса, вы не проводите доктора?
Доктор и Манон отсутствовали не более двух минут. Когда они вернулись, в глазах принцессы стояли слезы, а доктор как будто стал еще меньше ростом.
— Граф Глорио, — чопорно обратился он к хозяину дома, — дюк Эллингтон скончался!
На короткий миг лицо графа окаменело, но затем взгляд его стал решительным и колючим:
— Принцесса, приношу вам свои глубочайшие соболезнования! Я очень любил и уважал вашего дядюшку и не могу передать словами, как мне тяжела эта утрата. Однако, думаю, вы поймете меня — его тело нужно немедленно переправить на землю Хельветии. Собирайтесь, принцесса, вы должны вернуться ко двору. Эй, слуга! — громогласно выкрикнул граф, — срочно снаряжайте карету и готовьте факелы. Мы будем ехать всю ночь.
Граф склонился перед принцессой в почтительном поклоне и тут же развил бурную деятельность. Он кричал на слуг, собирал свой отряд, подгонял конюхов, трижды получил заверения доктора, что в его отсутствие ничего страшного с герцогиней не произойдет и, совершенно уверившись в этом, сообщил тому, что после Хельветии, возможно задержится на денек по неотложным делам.
Когда карета вместе с телом покойного брата хельветского короля, принцессой Манон, графом и сопровождавшими их людьми отбыла, к Крисмегильде подошел Руперт. Он уже смыл весь маскарад и теперь выглядел на удивление свежо и молодо.
— Скажите, Крисмегильда, — попросил он, — о чем вы беседовали сегодня с Карлом?
Крисмегильда стряхнула с себя задумчивый вид и улыбнулась:
— Ай-ай-ай, — погрозив пальчиком, ответила она — вы, барон, и так слишком много знаете.
— Что я знаю? — удивился барон.
— Для тех, кто вырос на природе, — заметила Крисмегильда, — запахи словно буквы. Да и дверца шкафа скрипит.
Теперь уже широко заулыбался Руперт.
— Мне нужно ехать, Крисмегильда. Прямо сейчас, — сказал он, — Эделия будет здесь в безопасности. Все что хотел, я уже узнал.
— И о том, кто отравил дюка Эллингтона?
— И это тоже, — ответил Мюнстер и неожиданно поинтересовался, — а куда вы уедете после представления? Где вас искать?
— Не знаю, — рассмеялась Крисмегильда и лукаво посмотрела на барона, — но если действительно захотите, барон, то найдете даже на краю света!
— На край не на край… — проворчал Руперт, — а в Рим мне точно надо. А ваши гастроли где предполагаются, осмелюсь осведомиться?
— Да мы, артисты, как цыгане — редко знаем свои пути-дороги наперед, — улыбнулась рыжеволосая очаровательница. — Куда ветер понесет…
Руперт смотрел на нее, не скрывая заинтересованности. После томных и бледных принцесс и герцогинь, которых надо было перманентно от чего-то спасать, ее природная сила и здоровая красота были прямо-таки живительным эликсиром. Внезапно его осенило:
— А почему бы вам не направиться на юг? Италия — чудесный край, и искусство там весьма ценят. Может быть, вам еще пригодится некий эфиоп? Свои дела тут я завершил, Эделия в надежных руках. Да и погони утомили.
Крисмегильда оживилась.
— Давайте поговорим с Трильби, нашим предводителем. Мы все решаем вместе, но окончательное слово все-таки за импрессарио. Вообще-то силач у нас в труппе уже есть, Орсо…