Ошеломленный Уильям пристально вгляделся в Глорио, но в холле было темновато.
— Да, Ваше Величество, это я. Вы знали меня как князя Ярослава Хираго, я был послом Великого Новгорода при дворе вашего покойного отца.
— О, теперь я вспоминаю, ты тот пылкий славянин, все вокруг герцогини увивался. Да, хорошее было времечко. А помнишь…
Собеседники, продолжая предаваться воспоминаниям, перешли в графскую библиотеку. Хираго больше молчал, как бы готовясь к главному для него вопросу. Наконец, он вступил:
— Ваша Величество, вы знаете, что у герцогини Корделии есть дочь, Эделия, и что ей скоро двадцать?
— Конечно знаю, ты что, меня за дурака держишь? Кто ее отец по-твоему? Уж, во всяком случае, не ты.
— Почему вы так уверены?
— А она мне все рассказывала. Как ты перед ней стелился и подарки дорогие слал, а понравиться ей не мог. Потому что любила она меня.
— Герцогиня сама вам это все говорила?
— Сама, сама. Беседы на подушке — самые откровенные, тут все как на духу выкладывается. Впрочем, откуда тебе знать? Тебе же герцогиня отказала. — Король довольно хихикнул.
Хираго опять помолчал, давая Уильяму время горделиво упиваться своим мужским превосходством.
— А вы уверены, Ваше Величество, что держали в своих объятиях именно герцогиню? — осторожно начал он опять, — ведь женщинам иногда свойственно лукавство, никогда не знаешь, что от них можно ожидать.
— Ну какой же ты идиот, Хираго — захохотал в голос Уильям. — Ясное дело, уверен. Я что, не узнаю в ночной женщине дневную? Знаешь, я даже иногда жалею тебя, что ты тогда не добился от Корделии благосклонности. О, наша герцогиня в постели — это нечто особенное. Как у нее хороша была родинка на левой груди!
Хираго вспыхнул. Родинка на левой груди! Теперь сомнений не оставалось. Коварная изменщица была в постели Уильяма. Они — любовники. Он, Ярослав Хираго, действительно был обманут как последний идиот. Ведь эта родинка — была ЕГО родинка. Ее он ласкал короткими страстными ночами. Ее он покрывал поцелуями и гладил в минуты передышки от любовного пыла. Как могла Корделия подставить ее этому индюку Уильяму? Вот цена всем женским уверениям и клятвам! Евино отродье!
— Родинка на левой груди? — переспросил он растерянно и жалко.
— На левой, на левой. Вот этой самой рукой я ее ласкал. — И король, как бы в знак доказательства, потряс в воздухе рукой.
Хираго внезапно успокоился, безумие ревности разом оставило его. Он не только полностью пришел в себя и обрел свою былую, почти потерянную уже, уверенность, но даже и смотрел теперь на Уильяма с каким-то полунасмешливым, полужалостливым любопытством. Потому что он увидел, что Уильям тряс перед его носом своей ЛЕВОЙ рукой. Не правой, а именно левой. Не была Корделия у Уильяма! А была какая-то другая, неважно какая женщина тоже с родинкой, но на правой груди. О, как легко стало Ярославу. Груз, двадцать лет лежавший на сердце, терзавший его душу, исчез, растворился без следа. Жизнь была прекрасна! «Корделия, прости меня, глупого ревнивца» — мысленно воззвал он к своей бывшей подруге. «Эделия, дочь моя, как ты красива!».
— Ваше Величество, — Хираго был приветлив и учтив — вы, конечно, знаете, что у меня в доме в настоящее время находится герцогиня Эделия, выздоравливающая после серьезной болезни. Рад сообщить вам, что волею Божьей Эделия благополучно поправляется.
— Это замечательно, замечательно. Спасибо тебе за заботу. Она точно вне опасности? А она знает, что она моя дочь?
— Я вам точно не могу сказать, Ваше Величество, но думаю, что нет. Во всяком случае мне она об этом ничего не говорила. Я полагаю, что Эделия абсолютно уверена в своем законном происхождении. Вы хотите ей сказать?
— Нет, зачем же. Пусть и дальше будет уверена. Посмотрю на нее, поговорю немножко и можно будет дальше ехать. Кстати, я встретил по дороге карету дюка, спасибо тебе за помощь. Он не очень тебе докучал?
— Что вы, Ваше Величество, оказать маленькую услугу особе королевской крови — большая честь для меня. Излишне и говорить, что вы можете всецело полагаться на мою преданность вам и вашей семье.
— А где тот барон, что был с нею?
— О, здесь совсем комическая история приключилась. Мои люди вчера поймали его, приняв за кого-то другого, и посадили под замок. Так он выкопал подземный ход и сбежал, не дождавшись, пока я приду поблагодарить его за заботу о больной Эделии.
— Сбежал? — Уильям недоуменно поднял бровь. — Что ж это у тебя за тюрьма, откуда можно сбежать? Погоню послал уже? Как поймаешь, мы его с удовольствием у тебя выкупим. Должок за ним в Хельветии остался.
— Можете быть спокойны, Ваше Величество, — Хираго согнулся в почтительном поклоне. Его разбирал смех и было очень трудно скрывать от Уильяма веселых чертиков, прыгающих в его глазах.
— Ладно, поговорили и будет. — Уильям поднялся со своего кресла. — Пойдем, проводишь меня к дочери.
— Слушаюсь, Ваше Величество. Позвольте еще один вопрос, Ваше Величество. Если вы признаете Эделию как свою внебрачную дочь, означает ли это, что она является наследницей вашего престола, следующей по очереди после принцессы Манон?
— Кто тебе сказал эту ерунду? Лет пятнадцать еще назад при покойном папаше дворцовый совет постановил, что незаконные дети наследниками быть не могут. Решение это тогда не оглашалось, ну ты понимаешь, мы же не можем публично объявить о наличии у нас незаконных детей. Но никакой наследницей Эделия и близко не является. — И с этими словами Уильям с Хираго скрылись за дверями.
76
18 июня, 4 часа дня
Последнюю неделю младшему гюнтеру имперской секретной службы сопутствовала удача. Все дела свершались как-то сами собой, случайные знакомства с дамами заканчивались романтическими встречами, начальство не переставало хвалить. Судьба — девушка с золотыми волосами и смазливым личиком — мило улыбалась и кокетливо играла глазками. Отправился в церковь — нашел кошелек с почти полугодовым жалованием. Зашел выпить в трактир — познакомился с милашкой Бэтти, от поцелуев которой до сих пор голова кругом идет. Выпорхнул из ее уютного гнездышка — в переулке наткнулся на убитого Цубербилера, а при нем какой-то важный свиток.
А теперь вот новое задание, сулившее повышение по службе и награду, возможно, из рук самого императора. Задержать фон Треплица при выходе из дома, где его приютили тамплиеры. Причем, сказано было твердо: в дом не входить, но за территорией разрешено делать все. Вплоть до личного обыска и задержания самих храмовников. С одной стороны, конечно, страшновато. Но с другой… Недаром ведь поговаривали, что император сильно недолюбливает Орден. Так что, если подсуетиться… А ежели что, то он человек маленький, выполнял приказ сверху.
На всякий случай с гюнтером были направлены десяток солдат и новенький офицер из службы покойного фон Цубербилера — некий Иоганн Пфайфер. Офицер оказался весьма словоохотливым, и теперь они коротали время в разговорах, наблюдая за домом, что стал убежищем некогда всесильного фон Треплица.
— Слушайте, господин гюнтер, — поинтересовался Иоганн, — никак не пойму, зачем такая толпа? Этот Треплиц, конечно, хитер и все такое, но он уже давно старик. Домик весь на виду, незамеченным не выйдешь. А силой пробиваться — он же не граф Махноуг.
— Кто? — не понял гюнтер.
— А, это у нас в бывшем полку присказка такая, — пояснил Иоганн, — между прочим, от меня пошла. Был я несколько лет назад знаком с одним хельветским графом — Херлунгом Махноугом. Ох, и здоровый был рыцарь! Ударом кулака быка с ног валил. Дрался — пятеро разбегались. Легенда, одним словом.
— Был? — переспросил гюнтер, — он что, помер?
— Ага, — подтвердил Пфайфер, — темная история, как я слышал. Будто предательство какое. Гостил я пару месяцев назад у его младшего брата Фефтунга, так он мне и рассказал. Влюбился этот Херлунг в маркитанточку одну, такой у них роман был! А потом ее бывший дружок появился… Одному против Херлунга идти, понятно, бесполезно. Так он восемь своих дружков привел. Говорят, та еще драка была — девять против одного. Граф с собой в могилу шестерых забрал. И из-за кого?! Из-за какой-то маркитантки безродной! Впрочем, у них в роду все такие. Папаша покойный своим сыновьям дочку от кухарки подарил. Даже удочерил ее после смерти жены. Да только не вышло из нее знатной дамы — сбежала с каким-то цирком.
В это время у ворот дома, за которым наблюдал гюнтер, началась непонятная суета. Подогнали карету, затем вышел хозяин — худой бледный старик — и отдал какой-то приказ. Кучер и трое слуг вытащили огромный кованый сундук и, осторожно поставив на запятки кареты, стали привязывать его, чтобы не свалился в дороге.
— Смекаешь? — ухмыльнулся гюнтер, — не такой уж и хитрец этот Треплиц!
— Не понял, — не понял Иоганн.
— Треплиц уезжает! В сундуке! — в этот момент гюнтер мысленно уже получал награду из рук Арнульфа. Девушка с золотыми волосами снова кокетливо улыбнулась своему избраннику.
Глава местных тамплиеров усаживался в карету, когда к нему подошли офицер с десятком солдат и неприметный молодой человек лет двадцати пяти.
— Прошу прощения, — вежливо, но твердо начал разговор молодой человек, — прикажите своим людям снять сундук и открыть его для досмотра.
— По какому праву? — глухо поинтересовался хозяин кареты. Гюнтер молча показал императорский перстень.
— А вы знаете, юноша, с кем имеете дело?
— Да, мой господин, — склонил голову гюнтер, — еще раз прошу прощения, но у меня высочайший приказ досматривать все вещи, выносимые из этого дома.
— Ну что ж, — сухо ответил старик, — в следующий раз я прикажу выносить свой ночной горшок через парадную дверь. Смотрите, ежели у вас приказ. А с императором по его возвращении я еще поговорю…
Слуги отвязали сундук, с грохотом поставили его на землю и открыли. Гюнтер заглянул внутрь и не смог скрыть разочарования: внутри ничего не было. Несколько секунд он тупо смотрел в пустоту сундука, не соображая что же делать дальше. Девушка с золотыми волосами ехидно ухмыльнулась и, повернувшись спиной, ушла к другому, игриво покачивая бедрами. Наконец, гюнтер совладал с эмоциями и поднял глаза на тамплиера: