Боже, опять.
Заметив, что я переменилась в лице, Марло ухмыльнулась еще шире.
– Да. Я правда считаю, что это именно то, что тебе нужно. Все в руках Господа, родная моя. Все в его руках. – С этими словами она покатила тележку к палате, располагавшейся в самом конце коридора.
Мы с Марло провели в «Магнолиях» уже два часа, оставался последний пункт программы. Палата Мэри Элайзы.
Взглянув на висевший над дверью на лестницу указатель «выход», я почувствовала непреодолимое желание сбежать. Но заметив, как Марло, улыбаясь, здоровается с медсестрами на посту, заставила себя нагнать ее.
Администрация «Аромата магнолий» приложила все усилия, чтобы придать хоспису светлый и жизнерадостный вид, но, как по мне, они явно перестарались. Стены пестрели радостными картинами, повсюду были расставлены искусственные цветы, а двери в палаты походили на домашние. Однако, если приглядеться, становилось ясно, что яркими красками тут попытались замаскировать недостаток дневного света, пластиковые растения были припорошены толстым слоем пыли, а двери на самом деле вовсе не были деревянными – панели просто нарисовали на металлической поверхности.
И все же надо было отдать руководству должное, они очень старались создать в больнице домашнюю атмосферу. И клиенты отзывались об этом учреждении хорошо, тут любой нуждающийся мог получить высококвалифицированную паллиативную помощь. Если верить персоналу, Мэри Элайза постоянно обо мне спрашивала, и я никак не могла взять в толк, что ей нужно. Она никогда меня не любила. Обзывала ходячим бедствием, белой оборванкой и другими, куда менее приятными словами.
Марло дождалась меня у двери в палату и, когда я поравнялась с ней, шепнула:
– Все вяжет свои шапочки. Хорошо хоть так. Благослови ее Господь.
Мэри Элайза в застегнутой до подбородка розовой пижамной кофте сидела на больничной койке и не сводила глаз со своего вязания. Может быть, разум ее и помутился, но пальцы двигались по-прежнему ловко, а спицы ритмично пощелкивали. На тумбочке возле кровати лежали три вязаные шапочки. Детские шапочки. Все абсолютно одинаковые.
Сколько я себя помню, Мэри Элайза вязала шапочки всем младенцам города. Фасон у них всегда был один, а вот цвета разные. Девочкам доставались розовые, а мальчикам голубые.
Лицо ее, обыкновенно худое и морщинистое, показалось мне необычно припухшим и отекшим. Я всего-то чуть больше месяца ее не видела и никак не ожидала, что человек может так сильно измениться за такой короткий срок. Белые как снег волосы Мэри Элайзы, ниспадали ей на плечи. Несмотря на отеки, она как будто постоянно пыталась съежиться, занять как можно меньше места.
– Здравствуйте, мисс Мэри Элайза! – поздоровалась Марло, постучав в дверь.
Та вскинула голову. Дышала она хрипло, тяжело, и казалось, несмотря на торчавшую из носа трубку, что ей не хватает кислорода.
– Слышите? – едва различимым шепотом просипела она.
Остановившись в ногах кровати, Марло склонила голову к плечу.
– Что слышим? Телевизор? Он не работает. Хотите, включу? Сейчас «Колесо фортуны» начнется. Любите смотреть шоу, мисс Мэри Элайза?
– Ветер, – громче произнесла Мэри Элайза. – Ветер, ветер…
Сердце мое забилось быстрее, а по спине побежали мурашки.
– Ветер? Я лично ничего не слышу, – ответила Марло, глянув на окно. – Вечер сегодня тихий.
Мэри Элайза повернулась ко мне и уставилась холодными пустыми глазами. А затем, выронив вязание, указала на меня пальцем и зашипела:
– Блу! Зло, зло, искупить зло, искупить. Ветер, ветер! Ветер знает! От Блу жди беды. Беда, беда.
Марло в ужасе покосилась на меня.
Мэри Элайза не переставала сверлить меня глазами.
– Ветер, ветер! Отняла ребенка. Беда! Отняла ребенка! Ветер знает! Ветер видел! Искупить зло, искупить!
Марло медленно попятилась к двери, в любую минуту готовая сбежать.
– Мисс Мэри Элайза, передохните. Мы лучше пойдем. Постарайтесь успокоиться, милая моя.
Голова Мэри Элайзы упала обратно на подушку. Грудь ее тяжело вздымалась, но глаза продолжали все так же пристально смотреть на меня.
– Отняла ребенка. Беда, беда. Избежать беды! Искуление… искупление.
Замолчав, она подобрала вязание и как ни в чем не бывало вернулась к работе.
Выскочив в коридор, мы с Марло в изнеможении привалились к одной из расписанных веселыми картинками стен. У Марло вырвался дрожащий вздох.
– Святые угодники! Что это такое было?
Меня, потрясенную до глубины души, била дрожь. Покосившись на Марло, я отшутилась:
– По крайней мере, я не довела ее до инфаркта.
Переглянувшись, мы расхохотались, но вскоре из моих глаз брызнули слезы.
– Прости меня, лапушка. – Марло обняла меня. – И зачем только я тебя сюда притащила?
– Из-за ниточек, – отозвалась я, вытирая глаза.
Собравшись с силами, мы заспешили вниз по лестнице.
– Не нужно тебе с ней больше встречаться, – сказала Марло. – Бедняжка явно не в себе. Не представляю, что у нее в голове творится. Думает, ты у кого-то отняла Флору.
Я тоже не поняла, о чем она говорила. Но от ее слов «ветер знает, ветер видел» у меня зародилось подозрение: что, если Мэри Элайза ощущала такую же связь с ветром, как и я? Правда, со мной ветер никогда не говорил словами, но я верила, что это возможно. Может быть, помутившийся разум Мэри Элайзы просто неверно истолковал его слова?
Мы с Марло вышли из здания, и я постаралась расслышать, что же такое шепчет ветерок, шелестящий листьями росших у входа магнолий. Никогда еще за всю жизнь я так напряженно не вслушивалась.
Но, как и сказала Марло, вечер был тихий.
И я не могла отделаться от мысли, что это затишье перед бурей.
8
– Можно мне сегодня взять машину? – спросила Перси ранним утром в пятницу, выходя из кладовой с банкой муки в руках. Банку она поставила на кухонную стойку.
Я в этот момент как раз готовила основу для шоколадного печенья – деревянной ложкой перетирала масло с сахаром в керамической миске.
– Можно. Мне сегодня нужно только в книжный и еще на ферму заглянуть. Легко доберусь пешком. А куда ты собираешься?
Перси, зачерпывавшая муку мерным стаканчиком, вскинула голову, ее глаза цвета виски озабоченно блеснули.
– Тебе на ферму нужно? А зачем?
Перси с нашим старым домом почти ничего не связывало. В детстве она все свободное от школы время проводила в книжном магазине. А последние шесть лет чаще всего жила тут, со мной. Стремясь отгородиться от всех, кого любила, Твайла от души постаралась, чтобы мы как можно раньше выпорхнули из гнезда.
Не желая погружаться в воспоминания о былых обидах, я разбила яйцо о край миски и ответила:
– Сара Грейс говорит, ей показалось, что там кто-то живет. Может, сквоттер. В общем, надо проверить.
– А с чего Сара Грейс так решила? – растерянно заморгала Перси.
– Она в понедельник заезжала взглянуть на дом и заметила там кое-что подозрительное. На самом деле она хотела его у меня купить. Но поскольку продавать я передумала, ничего не выйдет. Нужно выяснить, правда ли в доме обосновался сквоттер. Если это так, придется сначала выселить его, а потом уж перевозить туда студию.
Я добавила в масло чайную ложку ванильного экстракта, и его аромат, поднявшись в воздух над миской, окутал меня, как мягкое теплое одеяло. Твайла начала учить меня утешаться печеньем с той поры, когда я стала уже достаточно взрослой, чтобы подтащить к кухонной стойке стул и помочь ей «отвлечься на выпечку и забыть обо всех своих бедах». Именно это она отвечала, когда ее спрашивали, почему она так часто печет. В те времена Твайла чаще всего готовила бисквитное печенье – дешевое, но очень вкусное. Но порой, когда нужда ненадолго отступала, пекла и шоколадное.
Совместные занятия выпечкой были для меня одними из самых счастливых воспоминаний детства. Потом я выросла, стала жить отдельно, но все равно каждую неделю завозила ей домашнее печенье. Иногда она возвращала мне опустевшую жестяную банку, нацарапав на ней сердечко. Но порой я неделями ничего о ней не слышала, и мне приходилось выслеживать ее в городе, чтобы убедиться, что она все еще жива. Это продолжалось годами, пока однажды я не зашла к ней узнать, как дела, и не обнаружила, что мои худшие страхи сбылись.
Флора лежала в колыбельке, установленной в другой части кухни, и махала кулачками в воздухе. Я мысленно пообещала себе, что однажды обязательно расскажу ей о Твайле и о том, как она любила возиться с тестом. И научу ее печь бисквитное печенье, как Твайла когда-то научила меня. Кое-что, самое важное, нельзя оставлять в прошлом.
Перси насыпала в миску соды и соли, с силой взбила получившуюся смесь вилкой и бросила:
– Сквоттер? Ерунда какая-то. В смысле, кто мог захотеть там поселиться?
Мучные облачка взметнулись над миской и медленно осели на кухонную стойку, укутав мерные ложечки, стаканчики, пачку соды и бутылочку с ванильным экстрактом белым бархатным покрывалом.
– Полагаю, любой человек, которому нужно где-то укрыться. Не думала, что эта новость тебя так расстроит.
– Я не расстроена.
Подняв бровь, я окинула взглядом белоснежную равнину, что еще недавно была кухонной стойкой. Поведение Перси опровергало ее слова, никогда раньше она не разводила такой бардак во время готовки. Однако, что бы ее ни задело в моем рассказе, она намерена была упорно это скрывать, как и остальные свои секреты.
– Так куда ты собралась? – снова спросила я, вдруг осознав, что она так и не ответила на мой вопрос.
Перси придвинула ко мне миску с мучной смесью.
– Просто кое-какие дела.
– Дела, – повторила я, начиная аккуратно смешивать сухие и жидкие ингредиенты.
– Ага. По учебе. – Она ополоснула руки. – Блу, а тебе ведь уже скоро книжку сдавать нужно? Может, тебе лучше остаться дома и поработать? А я бы на обратном пути сама заскочила на ферму и проверила, ушел ли сквоттер.