Все они умерли, пытаясь уберечь от боли своих близких. Но это было неверное решение. Получилось только хуже. Намного хуже.
Однако теперь, оказавшись на их месте, я готова была поступить так же. Всего-то и нужно было – спуститься по лестнице и не оглядываться назад.
Но я знала, что если уйду, то не смогу не оглядываться. Нет, я остаток своих дней буду оглядываться и гадать. А если останусь и встречу беду с гордо поднятой головой, тогда, возможно – всего лишь возможно, мне не придется хлебнуть еще раз так хорошо знакомого горя.
– Блу? Там Шеп приехал, – окликнула меня Сара Грейс и, понизив голос, добавила: – Говорит, ему поступил анонимный звонок по делу Флоры. Посоветовали осмотреть старый дом Бишопов. И побеседовать с Перси.
Я, вздрогнув, обернулась – оказывается, Сара Грейс вошла в комнату, а я этого и не заметила. Лицо ее виделось мне размытым – то обретало четкость, то снова расплывалось перед глазами.
– О, Блу! О, нет! – вскрикнула она, взглянув на меня.
Сара бросилась ко мне, обняла за плечи и прижала к себе. Судьба приняла решение за меня. И стоило мне это осознать, как в голове зазвучал мамин голос.
Погоди, Блу, погоди, и увидишь – беда еще придет к тебе. И когда это случится, ты справишься с ней не лучше меня.
Однако беда пришла не только ко мне, но и к Перси тоже.
Ведь мы обе носили фамилию Бишоп. И пускай наши близкие без устали доказывали, что это буквально синоним к слову «беда», я всегда верила, что со мной и Перси все будет иначе. Что мы белые вороны. Но я ошибалась, как же горько я ошибалась.
11
– Ты опоздала. – Мама впустила меня в дом через кухонную дверь. – Почему не брала трубку? Флетчер час назад приехал, мы все ужасно волновались. Я металась по кухне как сумасшедшая.
– Мам, ну теперь-то я здесь, – отозвалась я.
Дом, один из самых давнишних моих друзей, вздохнул с облегчением. Запахи теплого хлеба и жареного цыпленка окутали меня, словно мягкое одеяло, унимая дрожь, бившую меня с той минуты, как я разглядела страх в заплаканных глазах Блу.
В голове снова и снова всплывали недавние слова мамы – о том, что Перси рано или поздно непременно вляпается, потому что у Бишопов это в крови. Тогда я в это не поверила, но теперь… Теперь вынуждена была признать, что, возможно, мама была права.
При виде стоявших на стойке обернутых фольгой блюд и булькавших на подносе с подогревом кастрюль меня охватило чувство вины. Ужин был давно готов и ждал гостей. Ждал меня. Нужно было позвонить. Или написать. Быть умницей. Подавать хороший пример.
Однако не только чувство вины не давало мне покоя. Чуть раньше, когда Шеп расспрашивал меня о сквоттере, я умолчала о том, что днем видела Перси на парковке перед кабинетом гинеколога. С тех пор я уже сотню раз спросила себя, почему так поступила, но не нашла подходящего ответа. Скорее всего, дело было в том, что я слишком хорошо помнила саму себя – юную, беременную и напуганную.
Шеп, похоже, догадался, что я не обо всем ему рассказала, потому что велел мне записать его номер и обязательно звонить, если что-нибудь вспомню. Но я звонить не собиралась. Решила для себя, что до тех пор, пока тайна Перси никому не угрожает, я буду ее хранить. Если Флора в самом деле ее дочь, мы в любом случае скоро об этом узнаем.
Мама отступила на шаг и оглядела меня с ног до головы.
– Ты что, не переоделась после работы? Вся грязная какая-то. Где ты была? – Она чихнула и сняла с моей рубашки блестящий красновато-бурый волосок. – Ты что, возилась с собаками?
Съехавшиеся к ферме полицейские автомобили перегородили выезд, и в ветеринарную клинику мне пришлось идти пешком. Хэйзи, завидев меня, стала скулить, и мне пришлось призвать на помощь все свое самообладание, чтобы оставить ее в клинике еще на одну ночь. Лечение шло хорошо, и док Хеннеси заверил меня, что завтра я уже точно смогу ее забрать. За весь жуткий день это была единственная хорошая новость.
Мама снова чихнула.
– Честное слово, Сара Грейс, неужели так трудно было принять душ и переодеться?
Я взглянула на нее, мысленно умоляя посмотреть на меня как следует.
– У нас сегодня такой повод, а ты…
Тут она наконец заглянула мне в глаза, и из нее разом будто весь воздух выпустили. Плечи опустились, голубые глаза посерели, и раздражение мгновенно улеглось. Мама вскинула руку и дотронулась до моей щеки.
– Детка моя! Что с тобой случилось?
Я покачала головой, но глаза мои сами собой наполнились слезами. Я не могла сейчас рассказывать о том, в какой хаос превратилась моя жизнь, ведь мне еще нужно было как-то пережить этот вечер. Ради Кибби. Повод и в самом деле был важный. Ее достижения стоило отпраздновать. И я действительно была очень рада за нее.
Следуй зову сердца, и обретешь счастье.
Сегодня я твердо решила следовать зову сердца, даже если это означало, что мне предстоит спотыкаться на каждом шагу.
– Прости, что испортила ужин.
Мама бросила взгляд в сторону блюд и кастрюль.
– Ничего страшного, все еще горячее. Мне куда важнее, почему ты опоздала. Это все из-за того, что Флетч днем исчез? Вы что, поссорились?
– Мам, пожалуйста. – Я прижалась щекой к ее ладони. – Давай не сейчас.
И мама сдалась. Снова чихнула и, сделав глубокий вдох, произнесла:
– Ладно. Что бы ни случилось, это в любом случае можно исправить. Все можно исправить. Пойдем. Кажется, тебе не помешает выпить.
Все можно исправить… Вряд ли возможно было исправить то, что у Флетча будет ребенок от другой женщины.
Я могла бы обвинить во всем проклятие Пуговичного дерева, но в глубине души понимала, что это ведь не оно вышло замуж за Флетча. Это я сделала. И, выходя за него, вовсе не следовала зову сердца. Я стала его женой лишь потому, что мне легче было укрыться в его тени, чем перестать прятать свой внутренний свет. А кончилось все тем, что я теперь уже и сама не понимала, кто я. Дорого мне пришлось заплатить за собственные глупые и трусливые решения.
Мама взяла меня за руку и, словно маленькую беспомощную девочку, повела к выходу из кухни. Я не сопротивлялась. Если мне когда и нужно было, чтобы мной руководили, так это сейчас. Я представления не имела, как осилить все, что мне предстояло. Как признаться родителям, что мой брак не удался? Не просто не удался – рухнул со скал и сгорел дотла. Как расстаться с Флетчем, не причинив вреда семье?
– Это Сара Грейс? – спросил Флетч, заходя в кухню. Увидев меня, он резко остановился. Щеки его вспыхнули.
Судя по остекленевшему взгляду, он выпил уже стакана три. А то и больше. И хотя я не одобряла его пьянства, невольно обрадовалась, что за духом бурбона не чувствовалось преследовавшего меня запаха роз и лаванды. Флетч был одет так же, как и на парковке возле кабинета гинеколога: голубые брюки и белая рубашка в светло-серых «огурцах». И я задумалась, смогу ли когда-нибудь спокойно смотреть на этот узор.
Флетч упер руки в бедра.
– Нам нужно поговорить. Зря ты уехала, – заявил он недовольно. Язык у него слегка заплетался.
Кухня в родительском доме была целиком белая, если не считать золотистых ручек и светильников и деревянных потолочных балок и половиц. В зеркальных дверцах дробились лучи вечернего солнца. Помещение было просторное и светлое, но стоило в него войти Флетчу, как кухня словно сжалась, вызвав у меня приступ клаустрофобии. Флетч будто разом высосал из нее жизнь, и теперь она хрипела, не в силах вдохнуть.
Неужели он правда думал, что наши проблемы можно решить разговором? Я стала судорожно подыскивать ответ, который не вывел бы его из себя, но так ничего и не придумала. И вдруг осознала, что снова пытаюсь идти привычным путем: сдерживаю свои эмоции во имя мира в семье.
Но как по мне, Сара Грейс, ради того чтобы раскрыть во всей красе то, что скрывается под налетом грязи, стоит рискнуть.
А я хотела раскрыться во всей красе. Боже, как же я этого хотела. И если достичь этого можно было, лишь смыв налет грязи, скопившийся за последние годы, значит, так тому и быть. Я твердо решила, что наконец-то позволю себе быть собой.
– Мне оставалось либо у-ехать, либо пере-ехать тебя, – едко бросила я. И как только эти слова вылетели у меня изо рта, внутри поселилась невероятная легкость. Она заполнила собой всю грудную клетку. Ощущение было незнакомое, но приятное.
Флетч хмыкнул, делая вид, что принял мои слова за шутку. Но уголки его губ не дрогнули, а языком он уперся в щеку.
Мама потрясенно взглянула на меня. Уж не знаю, что такое она прочла на моем лице, однако она в ту же минуту развернулась к Флетчу и наставила на него палец.
– О чем бы ты ни хотел поговорить с Сарой Грейс, это может подождать.
Ей-богу, мама могла бы одним движением пальца целую армию призвать к порядку. А уж я-то и вовсе большую часть жизни прожила, подчиняясь ему.
– Нет уж, мисс Джинни. – Флетч широко улыбнулся, надеясь подкупить маму своим обаянием. – Не обижайтесь, но это наше с Сарой Грейс дело.
– И оно может подождать, – повторила мама. Каждое вылетевшее у нее изо рта слово, казалось, обращалось в ледышку. Она расправила плечи и вздернула подбородок, готовая сражаться за меня, если будет нужно. Границы были обозначены, и мама взглядом давала Флетчу понять, что горе ему, если он осмелиться их нарушить.
– Мама права, – поддержала я. – Это может подождать. Мы собрались тут ради Кибби. Если тебя это не устраивает, можешь уйти. Например, сходить поиграть с ребятами в покер.
Сжав мамину руку, я увлекла ее за собой и постаралась проскользнуть мимо Флетча так, чтобы не дай бог даже локтем не коснуться этих мерзких «огурцов» на его рубашке. Мы вошли в гостиную, и папа с Кибби тут же принялись очень внимательно разглядывать свои стаканы. По их виноватым физиономиям я сразу поняла, что они подслушивали. Впрочем, я бы и сама на их месте поступила так же.