К югу от платана — страница 29 из 59

мое будущее, все иначе. И кстати, это будущее касается не только меня, но и твоего отца. Лучше будет забыть об этом вечере. Всем нам. А сейчас поехали домой.

Флетч перечислил все мои страхи, но я даже в лице не переменилась. Наоборот, яснее, чем когда-либо, поняла, что пришло время счистить налет грязи и раскрыть все мои тайны, одну за другой. Его угрозы только укрепили мою решимость.

– Твое будущее? – рявкнула я, оставив попытки сохранить невозмутимость. – И какое же это будущее? Стать мэром – занять должность, которая тебе не нужна, потому что ты ненавидишь политику? И дальше напиваться до полусмерти и громить все вокруг, потому что тебя бесит твоя жизнь? Можешь сказать журналистам все, что пожелаешь. Думаешь, тот мой давний брак повредит предвыборной кампании отца? Может, да. А может, и нет. Все это случилось много лет назад, я была всего лишь юной девушкой, влюбленной в юного парня. И да, кстати, я в те дни еще и беременна была. Этого твой адвокат не раскопал, а, Флетч?

Он побледнел и уперся языком в щеку.

Я перевела дух, ожидая, что сейчас кто-нибудь вклинится в разговор. Но, похоже, вся моя семья от шока лишилась дара речи. Мне же только того и нужно было, потому что сказала я еще далеко не все. С каждым произнесенным словом мне становилось легче. Тяжесть, которую я все эти годы носила на плечах, постепенно таяла, в груди становилось легко-легко, будто внутри надувался воздушный шар.

– Но у меня случился выкидыш на раннем сроке. А после мы с Шепом стали сомневаться. Что, если мы поспешили? Что, если, вступая в брак, руководствовались неверными мотивами? Но разобраться в своих чувствах мы не успели. Папа объявил, что будет баллотироваться на пост мэра, и мы подумали, что правильнее всего будет по-тихому развестись, чтобы все это не помешало ему победить. Потому что он заслуживал пост мэра. А ты нет.

– Ох ты ж, – пробормотала Кибби, изумленно выкатив голубые глаза.

– Мой тебе совет, Флетч, как только протрезвеешь, загляни себе в душу и реши, чего ты на самом деле хочешь от жизни. Потому что, как ни больно мне об этом говорить, я никогда еще не видела тебя таким счастливым, как сегодня, когда ты держал руку на животе своей беременной любовницы. А сейчас я ухожу. Одна. И не вздумай возвращаться домой, понял? Мне нужно побыть одной, а тебе точно есть где переночевать.

Флетч не стал отнекиваться. Наверное, осознал, что нашей совместной жизни пришел конец и никакие манипуляции этого не изменят. По крайней мере, я очень на это надеялась.

Моя выдержка, кажется, истощилась. Я по очереди оглядела всех собравшихся в гостиной. Кибби представляла собой воплощенное изумление: глаза распахнуты, рот широко раскрыт. Набравшись смелости, я перевела взгляд на маму: в глазах ее блестели слезы, казалось, случившееся шокировало ее. Затем я украдкой глянула на папу и едва не разревелась, увидев, какое несчастное у него лицо.

Призвав на помощь все свои душевные силы, я решила, что просто развернусь и уйду, не сдамся, не стану прятать свой внутренний свет, не отступлю под гнетом противоречивых эмоций. Стоило мне выйти от родителей и повернуть к дому, как меня тут же начала бить дрожь – сказывался выплеск адреналина. Я шагала все быстрее, потом пустилась бегом, и вскоре мои ботинки уже быстро-быстро замелькали над тротуаром. Впервые за долгое время я не пыталась убежать от своего прошлого. Оно нагнало меня и неслось рядом, подстраиваясь под мой темп. Бок о бок мы мчались строить новую жизнь. Настоящую жизнь. Я бежала, потому что наконец-то снова чувствовала себя живой. Темные тучи рассеялись. Шар в моей груди все увеличивался, и я внезапно осознала, что это счастье.

Мои самые страшные тайны были раскрыты, и я знала, что больше никогда не позволю им помешать мне жить собственной жизнью. Розовые лучи заходящего солнца освещали мне путь, и дорожка, казалось, сияла под ногами. Где-то поблизости закаркала ворона. Я вдруг поняла, что плачу: слезы бежали по моим щекам и губам.

Никогда еще сладость обретенной свободы не горчила так сильно.

* * *

Я бежала до самого дома, и едва успела заскочить внутрь, как по зданию прокатилась волна страха. Закачались картины на стенах, задребезжали вазы.

Я испуганно выглянула в окно гостиной. По ступеням крыльца взбегал раскрасневшийся Флетч. Что ж, можно было догадаться, что он помчится меня догонять. Даже трезвым он всегда стремился оставить последнее слово за собой.

Я опустилась на пол и обернулась в сторону входной двери, вспомнив, что, войдя, не успела ее запереть. Ручка задергалась в разные стороны, но проворачиваться никак не хотела.

– Сара Грейс! – Флетч принялся колотить в дверь. – Сейчас же открой! Мы еще не закончили!

Может, я все же заперла дверь? Просто машинально. Слава тебе господи! Трясущимися руками я полезла в карман за мобильным – и тут же вспомнила, что забыла его в клинике.

И в то же мгновение раздался металлический скрежет – это заворочался в замочной скважине ключ и защелкал язычок замка. Но дверь не поддалась. Флетч пнул по ней и заорал:

– Какого дьявола! Ты уже замки успела сменить? Как ты посмела? Это мой дом, Сара Грейс! Мой!

Я не понимала, о чем он говорит, – никакие замки я не меняла. Наверное, он спьяну перепутал ключ. Притаившись на полу, я увидела, как Флетч сбежал вниз с крыльца, и вздохнула с облегчением, но вскоре поняла, что уходить он не собирается. Он наклонился, подобрал с земли камень размером с дыню и, яростно сверкая глазами, снова поднялся по ступенькам.

Я и пошевелиться не успела, как он уже размахнулся и швырнул камень в окно сбоку от крыльца. Я приготовилась услышать звон разбитого стекла. Но его не последовало. Ударившись о стекло, камень отпружинил, словно оно было резиновым, и полетел обратно во Флетча. Врезался ему ровно в лоб, и мой муж, потеряв сознание, рухнул на крыльцо, как мешок с картошкой.

Тут я услышал шум мотора и едва не закричала от радости, увидев, что к дому сворачивает папин пикап. На трясущихся ногах я доплелась до двери и обнаружила, что не ошиблась, – она была не заперта. А значит, и ключи Флетч не путал, – догадалась я.

Закрыв глаза, я прижалась щекой к холодной деревянной панели и прошептала:

– Спасибо.

Дом раздраженно вздохнул, но мне показалось, что он меня обнял. Сердито обнял, но все-таки.

– Сара Грейс! – закричал папа.

Я распахнула дверь.

– Я здесь!

Стоявшая у крыльца, бледная как смерть мама разрыдалась, увидев меня. Отец притянул меня к себе и крепко обнял.

– Мы приехали, как только смогли. Он вылетел следом за тобой. Мы звонили, но ты не снимала трубку. Полиция уже едет.

Вдалеке и в самом деле завыли сирены. Папа отпустил меня, и я спустилась по ступенькам.

– Мне за всю жизнь не было так страшно, – сказала мама, поспешно утирая глаза.

– Прости за скандал, мам. И вообще за все.

Она сжала губы и кивнула, но заплаканные глаза смотрели сурово.

– Долгий выдался день, Сара Грейс, у меня ужасно болит голова. Собирай вещи. Заночуешь сегодня у нас.

Вид у мамы был такой разбитый, что меня захлестнуло чувством вины. Я очень сомневалась, что смогу выдерживать мамин взгляд весь вечер – и все утро.

– Наверное, я лучше останусь тут.

Помолчав, она отозвалась.

– Хорошо. Делай как хочешь. Тогда я еду домой.

Папа, не замечая повисшего между нами напряжения, разглядывал все еще не пришедшего в себя Флетча.

– Черт возьми, Сара Грейс, а рука у тебя тяжелая.

– Я не запускала в него камнем, – сказала я, глядя вслед уходящей маме. – Это он… Но камень отрикошетил от дома и угодил ему в голову.

Папа, округлив глаза, усмехнулся.

– Карма – вот как это называется.

Обернувшись на дом, я поняла, что он тихонько хихикает. Ну конечно, карма.

Вскоре все было кончено. Флетча забрали в больницу. Папа посоветовал мне дать маме прийти в себя. Я ответила на вопросы трех полицейских – к счастью, ни один из них не был Шепом Уиллером. Все они отказывались верить в историю с камнем, пока не посмотрели видео с камеры наблюдения, которую я внезапно перестала так люто ненавидеть.

Наконец все уехали. Я прошла через притихший дом в кухню, вытащила из шкафчика восемь хрустальных бокалов, сложила их в бумажный пакет и аккуратно завернула его сверху. Затем вышла на освещенный тусклым светом убывающей луны задний двор и, обойдя садовую мебель, направилась к жаровне. Несколько секунд просто смотрела на жужжащих над гардениями жуков. А затем, сделав глубокий вдох, с размаху ударила пакет о медную трубу. От звука бьющегося стекла у меня сжалось сердце. Но я била снова и снова, пока пакет не разорвался и осколки с печальным звоном не высыпались на устилавшую двор плитку.

Они заблестели у моих ног, я же, выронив из рук разодранный пакет, развернулась, прошла в дом и крепко заперла за собой дверь.

12

Судья Квимби поднял глаза на дедушкины часы, застывшие у дверей его кабинета, словно в почетном карауле. Ему вдруг показалось, что маятник, раскачиваясь, досадливо цокает – ц-ц-ц. Рабочий день давно закончился, ему пора было домой. Миссис Квимби готовила пирог с курицей – его любимый.

А он зачем-то тянул резину.

Весь вечер его занимали мысли о Перси Бишоп. Слухи о том, что она может быть матерью той малышки, что нашли в лесу, просочились уже и в здание суда. Но ему такая версия казалась очень сомнительной. По всему выходило, что Перси с Блу очень близки. А раз так, с чего бы ей скрывать беременность? Допустим, Перси понимала, что в одиночку растить ребенка ей не под силу. Тогда почему она просто не предложила сестре его усыновить? Родственное усыновление – случай нередкий. Ему за годы службы тьму подобных дел приходилось разбирать.

Предположим, Перси в самом деле родила девочку и хотела скрыть это от Блу. Но ведь глупо было надеяться, что правда об их с малышкой родстве никогда не выплывет. В газетах чуть не каждый день появлялись статьи о том, как отосланные на генеалогические сайты образцы ДНК раскрывали старые семейные тайны. В историях этих фигурировали завзятые донжуаны, доноры спермы, брошенные дети, тайные усыновления и даже убийства.