– Можно и так сказать, – отозвалась я, стискивая руки.
– Все началось из-за этой собаки?
Этой собаки.
– Ее зовут Хэйзи, – сказала я, стараясь не терять терпения. Я уже говорила Флетчу, как ее зовут, когда он только явился. – И да, отчасти все началось из-за нее.
Флетч пошевелил пальцами.
– Поверить не могу, что ты завела собаку, не сказав мне.
Я изогнула бровь.
– Учитывая, сколько всего ты от меня скрывал, вспоминается пословица о том, что не стоит кидаться камнями, если живешь в стеклянном доме.
Дом за моей спиной захихикал.
Глаза Флетча сердито вспыхнули.
– Я тут не единственный, кто что-то скрывал, Сара Грейс.
Очевидно, кое-что из того вечера он все же помнил.
– Не начинай, – предупредила я. – Я не стану снова с тобой препираться. Ни сейчас, ни в будущем.
Отец обернулся на нас, и я улыбнулась ему, давая понять, что со мной все в порядке.
Флетч вытянул вперед ногу.
– У меня во Флориде живет бывший однокурсник, выпускает не слишком раскрученную футбольную программу на телевидении. Давно уже пытался уломать меня занять у него должность ассистента. Вчера я ему позвонил и принял предложение. А еще нашел там дом и в конце недели перееду.
Мне едва удалось сдержать вздох облегчения. Он уезжает. Спасибо, Господи.
– Хорошо.
– Я переезжаю не один.
– Я так и думала, – кивнула я.
– Послушай, Сара Грейс…
Я жестом остановила его. Мне не хотелось слушать его оправдания и неискренние извинения.
– Что сделано, то сделано.
– Я просто хотел сказать, что нам не обязательно разводиться со скандалом. Даю тебе слово, что не стану ничего у тебя отбирать по суду. Могут возникнуть некоторые проблемы с моим трастовым фондом, но мы все уладим.
Я решила умолчать о том, что не слишком доверяла его слову и что скандал уже состоялся.
– Мне не нужен твой трастовый фонд, Флетч. Честно говоря, мне вообще… – я осеклась. Поначалу я хотела сказать, что мне вообще ничего от него не нужно. У меня были собственные деньги. И собственный бизнес. Я просто хотела поскорее покончить со всем, чтобы нас ничего больше не связывало. Но сидя на парадном крыльце и осознавая, что дом нас подслушивает, я внезапно поняла, что есть кое-что, чего я все-таки хочу. – Единственное, что мне нужно, – это дом. Вот и все.
Дом за моей спиной вздохнул с облегчением, и я поняла, что приняла правильное решение. Конечно, навсегда я тут не останусь. С этим домом связано слишком много дурных воспоминаний. Но можно будет пожить тут, пока все не уляжется, а потом найти для него новых жильцов. Какую-нибудь милую счастливую семью. С собакой. Нет, с двумя собаками.
Выгнать из дома тоску и впустить в него счастье. Забавно, что я собиралась поступить так с домом Бишопов, но оказалось, что моему собственному это тоже было нужно. Может, даже в большей степени.
– Ты серьезно? – спросил он. – И все?
Я отлично понимала, почему Флетч так ошарашен. Дом был лишь каплей в море его капитала. А учитывая, что это он мне изменял, к тому же у меня было видео с доказательствами его пьянства и агрессивного поведения, я при разводе могла бы получить половину его имущества. А может, и больше.
– Ты оставляешь мне дом, и мы расходимся в разные стороны.
– Отлично. Меня все устраивает. – Он поднялся на ноги и обернулся на дом. – Я только хотел бы забрать кое-что из мебели, но это все равно сейчас не получится. Устроюсь на новом месте и пришлю за вещами. И кстати, я не смог найти дедушкины бокалы – ты их уже упаковала?
– Нет, – покачала я головой, стараясь не выдать себя.
– Куда же они запропастились?
Я пожала плечами.
– Не знаю. Если найду, напишу тебе.
Флетч, упершись языком в щеку, уставился на меня. Повисла неловкая пауза, а затем он сказал:
– Мой адвокат свяжется с твоим. Раз у нас друг к другу претензий нет, много времени на развод не уйдет. Месяц-два от силы. Но ты ведь уже в курсе, как быстро можно развестись, верно?
Я встала и прислонилась к колонне крыльца. С меня было довольно этих игр.
– Ага. А еще знаю, каково это – быть безумно влюбленной. К несчастью, узнала я это не с тобой.
Сердито раздув ноздри, Флетч развернулся и зашагал прочь по дорожке. Он распахнул дверцу машины и оглянулся на меня. Пару секунд просто молча смотрел, а затем сел в автомобиль и захлопнул дверь.
Меня это вполне устраивало. Говорить нам больше было не о чем.
Глядя вслед уезжающей машине, я от души надеялась, что Флетч – хотя бы ради будущего ребенка – сумеет оставить здесь, в Баттонвуде, мрачное наследие своей семьи и собственных демонов, разбитых вместе с хрустальными бокалами.
Некоторые фамильные реликвии хранить определенно не стоило.
14
Воскресенье выдалось пасмурным и серым, что вполне соответствовало моему настроению. Я взглянула на часы. Был уже почти полдень – именно в это время по воскресеньям открывался книжный. Я пыталась убедить себя, что меня не волнуют ни Генри, ни ямочки на его щеках, но ничего не вышло. Они меня еще как волновали. Волновали против моей собственной воли. И все равно я и подумать не могла о том, чтобы встретиться с ним сегодня. Или в любой другой день.
Взгляд мой скользнул по стоявшей на углу стола корзинке, полной чернильных орешков. Я обнаружила ее сегодня утром на крыльце вместе с потрепанной книжкой «Зайчушка-Попрыгушка находит друга» и запиской от Генри. Записку я перечитала уже раз двадцать.
«Блу, извини! Я не сказал сразу, потому что боялся тебя отпугнуть. Ведь ты Олету считаешь монстром хуже Джека-потрошителя. И я уж точно не хотел причинить тебе боль. Прости меня, пожалуйста».
Смешав дробленые чернильные орешки с сульфатом железа, можно получить насыщенный темно-фиолетовый цвет – этим рецептом люди пользовались еще со времен Средневековья. У меня и так уже был неплохой запас, но я знала, что чернильных орешков много не бывает. Судя по тексту записки, Генри явно постарался включить воображение.
К тому же приходилось признать – пусть даже и только мысленно, – что Олета не была хуже Джека-потрошителя. Она хотя бы никого не убивала. По крайней мере, насколько мне было известно. И все же она была самым жутким человеком из всех, кого я знала.
Прости меня, пожалуйста.
Я устало вздохнула. Я не знала, как его простить. Тем более сейчас, когда обида еще так свежа. Но, откровенно говоря, я вообще не была уверена, что умею прощать. Многие годы я пыталась простить своих близких, но у меня так ничего и не вышло.
Этим утром мы с Флорой не пошли в лес, и ветер отчаянно завывал за окном, не желая с этим смириться. Однако никакого смысла отправляться искать потерянные вещи, когда у меня было стойкое ощущение, что я и сама окончательно потерялась, не было.
Мне обязательно нужно было найти то безымянное нечто, и тогда я смогла бы уехать из города. Избавиться от вечного чувства неловкости и стыда. Выбраться из густой тени моей семьи, перестать прятать свой внутренний свет, засиять ярко и начать все с чистого листа где-нибудь в другом месте. Там, где люди вроде Олеты Блэксток не станут с раннего детства демонстрировать Флоре, что она им не ровня.
Поборов порыв немедленно обратиться в бегство, я перевела взгляд на Флору. В очередной раз я подивилась случившемуся со мной чуду и ощутила, как любовь к ней, затопляя меня, унимает душевную боль.
Закончив застегивать кнопки на ее костюмчике, я наклонилась и осыпала малышку поцелуями. Затем подхватила ее на руки, и она засучила ножками в воздухе. Чуть раньше я выкупала ее, подстригла ей ногти – до смерти боясь, что в процессе пораню пальчик, – и пригладила расческой пушок на ее голове.
– Генри пытался тебя предупредить, – заметила сидевшая за обеденным столом Перси. Зажав в руке ручку, она смотрела в разложенные перед ней учебники и тетради.
Однако до сих пор она не сделала еще ни одной заметки, слишком занята была тем, что пыталась уговорить меня дать Генри еще один шанс.
– Верно-верно, – поддержала Марло из кухни. – Пытался. Он хотел тебе сказать – просто не успел.
На Марло был ее воскресный наряд. Они с Мо недавно вернулись из церкви, и теперь он дремал на диване.
С собой они принесли жареного мяса из моего любимого кафе, и я сразу поняла, чего они добиваются: пытаются меня умаслить.
К несчастью, я не была голодна – мне даже утешаться печеньками не хотелось. И умасливаться я тоже не желала. И все же была благодарна им за заботу.
– Ей-богу, Блу, – не унималась Перси, – тебе не кажется, что так злиться на него с твоей стороны немного лицемерно?
– Это еще почему? – стиснув зубы, я обернулась к ней.
Она постучала ручкой по тетрадке.
– Ты ведь не хочешь, чтобы о тебе судили по твоей родне, а сама о нем именно так и судишь.
Марло хмыкнула в знак согласия.
– Это разные вещи, – возразила я, внезапно задумавшись, действительно ли они были настолько разными… И тут же решила, что определенно были.
– Ладно, – закатила глаза Перси. – Как скажешь.
– Он скрывал от меня правду. А я такого никогда не делала. И кстати, ты тоже ее от меня скрывала, – бросила я Марло, заворачивая Флору в одеяльце.
Она с самого начала знала, кто такой Генри. Но мне и словом не обмолвилась.
– Блу, детка, а если бы ты сразу узнала, что он – внук Олеты, что бы ты сделала?
Подумав с минуту, я ответила:
– Наверное, выразила бы ему свои соболезнования.
Перси прыснула.
– Ничего подобного, – покачала головой Марло. – Ты бы даже знакомиться с ним не стала. Сразу бы решила, что он недалеко ушел от своей бабули, и постаралась держаться подальше.
– Может быть. А может, и нет. Я ведь дружу с Сарой Грейс, а она Кэбот.
– Это потому, что Сару Грейс ты всю жизнь знаешь. Не малюй всех одной кисточкой, лапушка. И вспомни, что я всегда тебе говорила. Дай людям узнать себя, и увидишь – они станут судить о тебе