– Иного я и не ожидала, – с напускным смирением провозгласила мама. – Ты ведь Бишоп.
– Джинни, – одернул ее папа. Тон у него вышел такой натянутый, что, казалось, голос вот-вот сорвется.
А Блу улыбнулась. Улыбнулась. Я было подумала, что она лишилась рассудка, но она ответила четко и решительно:
– Все верно. Я Бишоп. И пускай моя семья была не идеальной, все мы очень любили друг друга. И стыдиться мне нечего.
Шеп прервал завязавшийся между ними поединок взглядов, объявив:
– Во время следствия по делу Флоры всплыли некоторые до сих пор неизвестные факты. И я обязан разобраться с ними, чтобы понять, нужно ли возбуждать по этому поводу отдельное уголовное дело. – Он вытащил из папки несколько листков, разложил их на столе и уставился на меня так, словно хотел заглянуть прямо в душу. – Как тебе известно, Сара Грейс, в интересах следствия я взял на анализ образцы ДНК – у тебя и у Блу.
– Что? – мама вскочила со стула. – Ради всего святого, Сара Грейс, что заставило тебя дать полиции образец ДНК?
Я хотела было ответить: «пицца экстра пепперони», – просто чтобы слегка разрядить повисшую в конференц-зале удушливую атмосферу. Но, разглядев страх в маминых глазах, не стала этого делать.
– А почему я не должна была его сдавать?
Папа усадил маму обратно на стул. Я поклясться была готова, что при этом он прошептал: «Ящик Пандоры». И мне вдруг вспомнилось то, что он сказал мне на ферме Бишопов в тот день, когда я решила купить их дом.
По правде говоря, Сара Грейс, тебе этот дом нужен больше, чем ты ему. Пока будешь с ним возиться, многому научишься. И эти уроки тебе в жизни пригодятся. И в то же время он может оказаться ящиком Пандоры, и ты еще десять раз пожалеешь, что решила его открыть. Уверена, что готова рискнуть?
Отчего-то мне вдруг подумалось, что говорил он тогда вовсе не о доме.
Шеп продолжил, обращаясь ко мне:
– Вчера, когда я обсуждал с Блу результаты анализов, возникло подозрение, что ваши образцы могли перепутать, так как результаты получились весьма странные.
Блу накрыла мою руку своей, я обернулась и тут же заметила, какой смущенный у нее вид.
Мама снова вскочила.
– Мы обязаны здесь оставаться?
– Нет, мэм, – ответил Шеп. – Но предмет нашего обсуждения никуда не денется. Рано или поздно полиции нужно будет получить ответы на вопросы. К тому же есть еще много такого, о чем стоит поговорить.
– Джад, пошли. – Мама дернула папу за локоть.
Но тот вцепился в край стола и покачал головой.
– Нет. Мы знали, что однажды это может произойти. Я с самого начала не хотел ничего скрывать. Нужно было быть более откры…
– Скажешь «открытыми» – берегись! – Мама наставила на него палец.
Сердце заколотилось у меня в груди.
– Мама, сядь, пожалуйста, и объясни мне, что происходит.
Она и правда села, но не произнесла ни слова. По щекам ее покатились крупные слезы.
Сделав глубокий вдох, папа начал:
– Сара Грейс, правда в том – и наверняка именно это анализ и показал, – что я не являюсь твоим биологическим отцом. Им был Мак Бишоп. В юности они с твоей мамой тайно встречались, потому что ее родители ни за что бы не одобрили такой выбор. Они собирались пожениться, но не успели – Мак погиб. Я обещал ему, что позабочусь о твоей маме, если с ним в армии что-нибудь случится… И потому попросил ее выйти за меня. Я растил тебя с рождения и постарался воспитать так, как это сделал бы Мак. И хотя я люблю тебя не меньше, чем он, Господь свидетель, я всем сердцем желал бы, чтобы вы могли встретиться. Он был замечательным парнем.
Мамино лицо ожесточилось.
– Будь он таким замечательным, он бы не полез в драку, рискуя жизнью. Он обещал мне, что больше не будет драться, обещал, что постарается изменить свою жизнь. Но удержаться, конечно, не смог. Одно слово – Бишоп, – выплюнула она, и плечи ее затряслись от беззвучных рыданий.
По мере того как слова ее эхом отражались от стен, постепенно стихая, сердце у меня в ушах, наоборот, начинало колотиться все громче и громче. Тело сделалось тяжелым, неповоротливым, словно все онемело от макушки до кончиков пальцев. Я не знала, что думать. Что чувствовать.
Блу, задержав дыхание, чтобы не разрыдаться, возразила:
– Мак не затевал драку. Он защищал женщину, на которую напали. Так написано в извещении о смерти, которое прислали из армии после его гибели. Я только вчера нашла его в папке с документами. Он погиб как герой.
Услышав об этом, мама крепко зажмурилась и вся сжалась, словно пытаясь не впустить в душу боль. По щекам ее побежали черные дорожки туши.
Сколько раз она наказывала мне держаться от Бишопов подальше? Быть умницей. Подавать хороший пример. Теперь многое становилось понятно. Она пыталась защитить меня… от меня же самой.
Бишопы не могут не угодить в беду. Это у них в крови.
Я уставилась на нее, как будто видела в первый раз. Когда выплыли наружу все мои тайны, она так разозлилась, отказывалась со мной разговаривать, а сама, как выясняется, скрывала нечто куда более серьезное. Как же это лицемерно. И как чертовски обидно мне стало теперь, когда я узнала правду.
– Я знал, что в этой истории не все так просто, – кивнул отец. – Мак никогда не дрался просто так, только защищался или защищал других. И терпеть не мог хулиганов, которые задирали тех, кто меньше и слабее. Он был воплощением поговорки о том, что сильный может постоять за себя, а сильнейший – за других. Но почему же Твайла и Кобб никому не рассказали, что на самом деле произошло?
Блу дернула плечом.
– Этого мы, наверное, никогда не узнаем.
Комната закружилась у меня перед глазами. К горлу подступила тошнота, я задержала дыхание и подавила порыв броситься бежать.
Папа обернулся к Шепу.
– Однако в том, что произошло между Джинни и Маком, никакого криминала нет. Я удочерил Сару Грейс официально. Не понимаю, что за необходимость была так спешно нас тут собирать. У нас в семье сейчас и так кризис, а вы только подливаете масла в огонь.
Шеп изогнул брови.
– Джад, я понимаю, что вы расстроены, но не забывайте, на ком лежит ответственность за то, что Сара Грейс жила в неведении. Если бы вы сказали ей правду, мы бы тут сейчас не сидели. Но факты таковы, что ждать я не мог. Как я и говорил, это еще не вся история, и следующая ее часть касается Блу.
– Меня? – всхлипнула Блу. – Но каким образом?
– Это связано с твоим анализом ДНК, – мягче объяснил Шеп.
– Мне придется снова его сдать, потому что с нашими с Сарой Грейс образцами вышла путаница?
– Нет, Блу. В лаборатории ничего не путали.
– Как ты теперь можешь быть в этом уверен? – она обвела рукой стол.
– Могу, потому что точно знаю, что отправил анализ Сары Грейс в лабораторию только в воскресенье вечером, – объяснил Шеп. – И готов он был вчера утром. Тут мы и переходим к тому самому сомнительному с точки зрения закона моменту, о котором я говорил с самого начала. Потому что те результаты, которые я показал тебе в гостиной, точно были твоими.
– Это невозможно, – я покачала головой. – Тут какая-то ошибка.
– Все результаты сейчас лежат передо мной. Твой, Сары Грейс – его прислали утром, – Перси, Кибби и Флоры.
Я продолжала мотать головой. И все же слышала, как ветер, через дверную щель просочившийся в больницу, вздыхает с облегчением. Точно как и вчера, когда он пробрался в дом через дымоход и закружил вокруг меня. И вздыхает он так потому, что правда наконец раскрыта.
Правда о том, кто я такая.
– Ваши с Сарой Грейс анализы практически идентичны. Твайла и Кобб приходятся вам обеим бабушкой и дедушкой. Перси – твоя тетка. А Флора – двоюродная племянница.
Все уставились на меня так, словно видели в первый раз – даже Джинни. И кажется, впервые во взгляде ее не было презрения.
– Как такое возможно? – спросила я.
В мягком взгляде Шепа, в изгибе его губ читалось сострадание.
– Блу, ваши с Сарой Грейс результаты анализов так похожи, потому что вы родные сестры. Ваши родители – Мак и Джинни.
В комнате повисла мертвая тишина. Она зевала и потягивалась, высасывая из помещения весь воздух.
Силясь вдохнуть, я закрыла лицо руками. Ветер вился вокруг меня, пытаясь утешить.
– Нет. Это не… невозможно, – пробормотала Джинни. – Шеп, что за злую шутку ты решил с нами сыграть?
– ДНК-тесты не лгут, – ответил тот. – У Сары Грейс и Блу одни и те же родители. Они родные сестры. В личном деле Блу нет сведений об удочерении или оформлении опеки. У нее до пяти лет даже свидетельства о рождении не было. И мне нужно знать, как так вышло, что ее растили Бишопы? Вы ее им отдали? Или Мак?
Джинни побелела как мел. А я вдруг заметила, что у нас с ней одинаковые подбородки. Боже, у меня ее подбородок. Мне нечем было дышать. Кто-то погладил меня по спине, успокаивая, как делала я сама, чтобы угомонить Флору. Сара Грейс. Моя сестра.
– Думаю, нам пора. – Джад отодвинул свой стул от стола. – Разговор явно затянулся.
Но Шеп, не обращая на него внимания, продолжал:
– Мисс Джинни, вы отрицаете, что в декабре тысяча девятьсот девяностого года родили ребенка? – Он сверился с бумагами. – Одиннадцатого декабря, если быть точным?
Джинни так и застыла с открытым ртом, затем медленно перевела округлившиеся глаза на меня. Что же такое в них светилось? Ужас? Неверие? И то и другое вместе?
– Я… Боже. Она сказала мне, что ты умерла. Что ты умерла, и она тебя похоронила. Зачем? Зачем она это сделала? Я выбрала любовь. И должна была обрести идеальную семью! Я не должна была навлечь на себя проклятье!
Она выбрала любовь. Я уцепилась за эту фразу, и ветер тут же взметнулся вокруг меня, словно я вдруг угодила в самый центр смерча. Все кружилось в бешеном вихре – слова, мысли, чувства, что я испытывала с тех пор, как нашла Флору. Она оказалась тем самым ключиком, что открыл эту тайну. Восстановил справедливость. Без нее я никогда бы не узнала правды. Правды