– Это у тебя новые кроссовки?
– Купил – уф! уф! – вчера вечером.
– Как бы с ними проблем не вышло. Думаю, закончим круг и хватит, не то мозоли натрешь.
На самом деле насчет мозолей можно было не опасаться – носки на папе были толстые. Что меня на самом деле беспокоило, так это его сердце. Не хватало, чтобы он заработал инфаркт, доказывая, что всегда готов меня поддержать.
Папа вскинул брови и вздохнул с явным облегчением.
– А я… об этом… как-то не подумал.
– Давай лучше выпьем кофе?
Отец кивнул, по его пухлым щекам струился пот. Когда мы обежали парк кругом, он согнулся пополам, с трудом переводя дыхание.
– Со временем станет легче, – сказала я, похлопав его по спине.
– Обманщица.
Я рассмеялась.
– Нет, правда. И для меня очень много значит, что ты пришел со мной побегать.
Он выпрямился и утер пот со лба.
– Ну а для меня много значишь ты.
Я поцеловала его во влажную щеку.
– Знаю. – Мы направились к закусочной. – Окажешь мне услугу?
– Любую, Сара Грейс. Только скажи.
– Расскажи Блу о Маке. Она почти ничего не знает о нем, а это как-то несправедливо.
Он обернулся ко мне.
– Совершенно несправедливо. Для меня это будет честью.
– Спасибо.
Остаток пути до закусочной мы проделали молча. У входа я привязала Хэйзи к столбу, пообещав, что скоро вернусь.
Папа распахнул передо мной дверь, и стоило нам войти, как все разговоры в кафе тут же смолкли. В груди у меня похолодело, папа же принялся здороваться с людьми, которых мы знали всю жизнь. Затем мы направились к стойке, и в спину нам полетели приглушенные шепотки.
Китти Мэлоун приняла у нас заказ, пряча глаза. Не знаю, что именно ее смущало – слухи о моем разводе или о Кибби, но мне это было не важно. Пусть болтают. Рано или поздно сплетни утихнут.
У папы же, очевидно, было другое мнение. Он вдруг вскарабкался на стул и громко объявил:
– У кого есть ко мне вопросы? Задавайте! Смелее, спрашивайте все, что хотите!
– Это правда, что того подкидыша родила Кибби? – спросил кто-то в задних рядах.
Я прислонилась к стойке, чтобы устоять на ногах. Боже, смилуйся над нами! Окажись тут мама, ей бы стало дурно. Сколько бы она ни уверяла, что не боится сплетен, я уверена была, она и представить себе не могла, что папа в таком виде влезет на стул в закусочной и станет рассказывать о наших семейных делах.
– Да, мэм. Ей было стыдно, и она думала, что так будет лучше для нее и для ребенка. Страх не лучший советчик, ведь она должна была понимать, что мы любим ее и поддержим в любой ситуации. Верно я говорю?
Пару секунд все молчали, но вскоре над столами разнесся рев: «Верно, сэр!»
А давить авторитетом не такая уж плохая штука, думала я, с благоговением наблюдая, как отец увлекал за собой наших друзей и соседей.
– Все мы порой, – добавил папа, – принимаем сомнительные решения. Еще вопросы?
– Сара Грейс, – спросил кто-то, – а правда, что Флетч обрюхатил официантку из «Посудомойки»?
– Что ж, – ответила я, – кем она работала, я не знаю, но да, Флетч сейчас живет с женщиной, которая ждет от него ребенка, во Флориде.
По залу пронесся ропот. Папа обернулся ко мне, в глазах у него плясали озорные огоньки.
– И раз уж мы заговорили о сомнительных решениях, – ободренная, продолжала я, – все вы, наверное, уже слышали, что в восемнадцать я тайком вышла за Шепа Уиллера и вскоре развелась с ним. Но я ни на минуту не переставала его любить. Так что если увидите нас вместе в городе, знайте, что мы прилагаем все усилия, чтобы не упустить второй шанс, который дала нам судьба.
Все изумленно разинули рты, и даже папа не стал исключением. А я едва не рассмеялась. Богом клянусь, мне вдруг и правда стало смешно.
– Теперь к более серьезным новостям, – негромко начал папа, и все подались вперед. – Вскоре вы все равно об этом услышите, но я хочу быть первым, кто вам расскажет. Пришло время признаться, что я не являюсь биологическим отцом Сары Грейс. Моя жена Джинни когда-то встречалась с Маком Бишопом. Сара Грейс – их дитя. И Блу Бишоп, как нам недавно стало известно, тоже.
После того как изумленный гул стих, папа рассказал о том, что случилось, так спокойно, будто расписывал, как они с мамой собираются обустроить веранду перед домом. Затем он слез со стула и закончил:
– К счастью для всех нас, людям дарована способность прощать. Мы любим, мы учимся, мы взрослеем. И сейчас, когда наша семья идет на поправку, нам очень понадобится ваша помощь. Особенно Саре Грейс и Блу. Они пережили сильнейший шок, и я уверен, все вы поддержите их и поможете как можно скорее прийти в себя.
Когда мы, взяв свои стаканы, двинулись к выходу, навстречу нам поднялась из-за столика миссис Уиз. Она обняла меня и тем самым запустила цепную реакцию: все стали подходить, пожимать руку отцу и подбадривать меня. Выйти нам удалось только через пять минут.
– Открытость. Мне нравится, – сказал папа, когда мы наконец выбрались из закусочной.
Я отвязала Хэйзи, и мы пошли вниз по улице.
– Мама с тебя семь шкур сдерет.
– Оно того стоило. Зато мы разом положили конец всем слухам.
– А ты заодно попрактиковался перед предвыборными дебатами.
Папа отвел глаза, затем снова взглянул на меня.
– Я выхожу из предвыборной гонки, Сара Грейс.
– Что? – остолбенела я. – Папа, но почему? Пожалуйста, не надо.
Он грустно улыбнулся.
– Может быть, когда-нибудь я снова решу баллотироваться. Я много думал о случившемся и понял, что у всех на свете есть свои тайны. Ни одна семья не идеальна. И ни один человек не идеален. У всех нас есть свои плюсы и минусы. Порой во имя любви мы творим такое, чем не стоит гордиться, но творим от чистого сердца. А стремление к совершенству в итоге до добра не доводит. Возможно, то, что случилось с нами, покажет людям, что у любых, даже самых любящих, семей бывают проблемы, и поможет им справиться с их собственными. Стать более открытыми. Исцелиться. Но сейчас я должен помочь пойти на поправку своей собственной семье. Сара Грейс, прости, что скрывал от тебя правду. Даже не представляешь, как сильно я тебя люблю.
– И я тебя люблю. – Я крепко обняла его и долго не размыкала рук. – Ты навсегда останешься моим папой.
24
– Она похожа на один из лунных цветочков, что растут у Марло в садике, – сказал Мо. Он сидел на диване с Флорой на руках и разглядывал ее, словно самый прекрасный цветок из всех, что ему доводилось видеть. И малышка отвечала ему тем же. – Как ее зовут?
– Флора, – ответила я и поцеловала его в мягкую щеку.
Он спрашивал об этом уже в третий раз за последние двадцать минут. Было около восьми утра. Я хотела было разобрать подарки, которые вчера нашла на крыльце, – теперь ими была усыпана вся гостиная – и разослать открытки с благодарностями. Но потом подумала, что побыть с Мо сейчас важнее, и подсела к нему на диван.
У Марло с утра были какие-то дела, и она попросила меня приглядеть за ним. Мне любопытно было, куда это она отправилась. Я попыталась расспросить ее перед уходом, но она лишь улыбнулась и заверила, что скоро вернется.
Уже второе утро подряд они с Мо не выходили завтракать во двор, но кажется, эти нововведения совсем его не огорчали. Сияние, еще недавно исходившее от него, погасло, а взгляд стал такой отстраненный, что у меня разрывалось сердце. Кажется, и магия Флоры перестала ему помогать. Я понимала: рано или поздно он уйдет от нас так далеко, что вернуть его мы уже не сможем. Сколько нам еще осталось быть с ним? Неделю? Две?
Я положила голову ему на плечо.
– Я люблю тебя, Мо.
Он потер то место на щеке, куда я его поцеловала, и улыбнулся.
– Ты славная девочка. Как тебя зовут?
У меня задрожали губы.
– Блу Бишоп.
Он потер подбородок.
– Бишоп. Я знаю эту фамилию. Славные люди.
Кивнув, я посидела с ним еще немного, стараясь справиться с чувствами. Но тут Флора принялась жаловаться на жизнь, Мо разнервничался, я подхватила ее на руки и начала укачивать.
– Мо, ты голодный? Завтрак почти готов.
Он кивнул и погладил себя по животу.
– Как волк.
– Сейчас-сейчас, еще пара минут, – крикнула из кухни хлопотавшая у плиты Перси. Она жарила яичницу с сосисками.
Попозже она собиралась навестить Кибби, а я – выпить в книжном кофе с Генри, а остаток дня провести с Флорой. Сару Грейс я в последний раз видела вчера в больнице, но мы обменивались сообщениями, и казалось, в наших отношениях ничего не изменилось.
Я была рада этому. За последние пару недель мы очень сдружились, и я всем сердцем надеялась, что открывшаяся правда нашу дружбу только укрепит.
Ясно было, что в больнице Перси, скорее всего, столкнется с Джинни. И я очень надеялась, что та будет держаться вежливо. Она у меня сегодня из головы не выходила, но, несмотря на грядущую битву за опеку, мне никак не удавалось увидеть в ней врага. Ведь мы хотели одного и того же – чтобы Флора росла благополучной, счастливой и любимой. Как здорово было бы, если бы все сложилось иначе. И мне удалось бы узнать Джинни получше не в зале суда.
Она все же была моей матерью.
Мне трудно было свыкнуться с этим. Она так ужасно обходилась со мной все эти годы, что новость о нашем родстве не вызвала у меня никаких теплых чувств. И все же отчасти я понимала, почему она так себя вела. Она ведь считала, что Мак подвел ее и что все Бишопы испорчены до мозга костей.
О Твайле я тоже много думала. Задавалась вопросами, на которые не было ответов. Мне сложно было представить, что однажды я перестану считать ее матерью, и я решила, что даже пытаться не стану. Она навсегда останется моей мамой. Моей Твайлой.
Ветер не тревожил меня все утро. Я попыталась представить себе, какой была бы моя жизнь, если бы я не умела находить пропавшие вещи. Если бы не бегала каждое утро в лес на поиски. Если бы не знала семьи, в которой выросла. Если бы не столкнулась с трудностями, которые многому меня научили. Если бы не слышала зова ветра. Если бы не встретила Марло и Мо, заменивших мне бабушку и дедушку.