бросила на то, чтобы доказать, что это неправда. Что у Платана нет надо мной власти, и у меня все равно может быть идеальная семья.
Я хотела возразить, что идеальных семей не бывает, но потом вспомнила, что именно такой Пуговичное дерево видело нашу с Джинни и Маком семью. Я попыталась вообразить, как бы это могло быть, и не смогла.
– В погоне за совершенством я многим причинила боль. Из страха старалась заглушить в Саре Грейс фамильные черты Бишопов. А в итоге она лишь чувствовала себя неудачницей, разочарованием для меня, что совершенно не соответствует действительности. – Джинни нахмурилась. – И принимала решения, о которых впоследствии пожалела… – Она покачала головой. – Наверное, и Кибби поступила бы иначе, если бы так не боялась моего осуждения… Я не смогла убедить ее, что мне можно доверять, и наверное, никогда не прощу себя за это. Но, надеюсь, она когда-нибудь сможет меня простить. И тут мы переходим к Флоре.
Я оцепенела.
– Мэри Элайза не спросила моего мнения, когда забирала тебя. Для меня ты просто… исчезла. Но у Кибби был – и есть – выбор. Она вправе сама решать, как поступить с Флорой. Я пыталась отобрать у нее это право, потому что считала, что знаю, как будет лучше. Точно, как Мэри Элайза, полагавшая, что знает, как будет лучше для меня. – Губы у нее задрожали, и она пригладила Флоре волосы. – Я бы с радостью растила эту малышку, но она не моя, и решать тут не мне. Она твоя. Я приму решение Кибби. И поддержу тебя. Но очень надеюсь, что ты все же не вычеркнешь меня из ее жизни. И своей тоже.
Я стерла слезинку со щеки. Мне и представить было трудно, каково это – быть частью семейства Кэбот. Но я была не прочь это выяснить. Засиять ярко, объединив внутренний свет Кэботов и Бишопов.
– Не знаю, что вам ответить, кроме того, что, конечно, мы с радостью будем с вами общаться.
И Джинни улыбнулась мне дрожащими губами.
Улыбки у нас тоже оказались одинаковыми. Я задумалась, сколько же еще в нас похожего, и поняла, что с нетерпением жду возможности это выяснить.
В сумочке у Джинни зазвонил телефон. Она осторожно перехватила Флору, достала его и нахмурилась, взглянув на экран.
– Это из больницы. Алло?
Внутренности мои завязались в узел. Джинни отвечала односложно, а вопросов, которые ей задавали, я не слышала. Наконец она дала отбой, встала, поцеловала Флору в макушку и отдала ее мне.
– Нужно ехать. Зови и Перси тоже. Кибби захочет ее увидеть.
– Что случилось? – в панике спросила я.
Лицо Джинни словно озарилось изнутри.
– Кибби лучше. Она пришла в себя и зовет нас.
25
– О, судья Квимби, как приятно, что мы случайно с вами встретились, – сказала Олета Блэксток. Судья столкнулся с ней, когда спускался по ступеням здания суда к своей машине.
Может, конечно, у него разыгралось воображение, но он готов был биться об заклад, что она его тут караулила. Он видел из окна, как она прохаживалась по тротуару. Это голубое платье и шляпку-таблетку не узнать было трудно.
– Добрый вечер, мисс Олета, – отозвался он и, изогнув бровь, покосился на ее прочные черные туфли.
– Надеюсь, вы сможете уделить мне одну минуту? Я бы хотела поговорить о Блу Бишоп.
– Мне казалось, вы уже высказались на этот счет.
– Порой у меня путаются мысли, – отмахнулась Олета. – Годы берут свое. Старость никого не щадит. Скажем, я пересмотрела свое мнение относительно Блу Бишоп и Флоры и хотела бы поставить вас об этом в известность.
Олета могла говорить что угодно, все знали, что более острого ума, чем у нее, не найдется во всем Баттонвуде. Интересно, что же она так жаждала ему сказать? Судья окинул взглядом ее победившую гравитацию шляпку и яростные глаза-угольки.
– Слушаю вас.
Олета стиснула кулаки, казалось, кто-то невидимый тянет из нее каждое слово клещами.
– Возможно, я неверно судила о Блу Бишоп. И я бы хотела взять свои слова обратно, чтобы они никак не повлияли на ваше решение. Прошу вас не учитывать их во время предстоящего слушания.
– Что же заставило вас так резко изменить мнение?
В остывших угольках на мгновение затеплилось пламя.
– Бывают моменты, когда семья становится важнее гордости.
И судья сразу понял, что к этому разговору приложил руку ее внук Генри. Вот и молодец, подумал он.
– Лично я считаю, что семья вообще важнее всего на свете.
– Это все сантименты, меня на подобную сладенькую чушь не купишь.
Оно и видно, подумал судья, но вслух этого сказать не осмелился.
– Немного подсластить жизнь не помешает, это весь мир может изменить к лучшему.
Олета помолчала, обдумывая его слова, затем кивнула.
– Что ж, если у меня разболятся зубы, я буду знать, кого за это благодарить, – провозгласила она, затем развернулась и гордо прошествовала прочь.
Глядя ей вслед, судья вспомнил: он ведь так и не сказал ей, что слушание не состоится. Хотя в каком-то смысле он рад был, что так вышло. Жаль, Блу не видела, как Олета – пускай и не по своей воле – выступала тут в ее защиту. Зрелище было потрясающее. Не думал он, что когда-нибудь до этого доживет.
Направляясь к машине, судья размышлял о том, что хорошо бы малышка Флора узнала однажды, как ее появление на свет изменило этот город и его жителей.
Изменило к лучшему.
– Блу, – сказала Перси, – сжалься надо мной и сядь. У меня от тебя головокружение.
Мы ждали своей очереди повидаться с Кибби. Сейчас с ней были Сара Грейс, Джинни и Джад. Выглянув в окно зала ожидания, я увидела во дворе Генри с Флорой и Мо и улыбнулась с нежностью, вспомнив, как легко он согласился поехать с нами в больницу. Нужно будет в качестве благодарности испечь его любимое печенье – с ирисками.
На подоконник, громко каркая, сели четыре вороны. Но золотых глаз не было ни у одной из них.
– Так странно, правда? – сказала Перси.
Я опустилась на стул.
– Ты про ворон?
Она удивленно покосилась на меня.
– Нет. Не про ворон.
– Прости, – рассмеялась я. – У меня в последнее время одни вороны на уме. Вон те за мной наблюдают, точно тебе говорю. Так что, по-твоему, странно?
– Ты как минимум, – в шутку бросила она.
Как же приятно было видеть, что она снова смеется.
– Я много думала обо всем этом, – наконец заговорила Перси. – Если бы не Флора, мы бы так никогда и не узнали, кто ты на самом деле. Кстати, надеюсь, отныне ты будешь называть меня тетушка Перси?
Она впервые завела речь о результатах анализов и о том, как изменились после них наши родственные связи. Только на бумаге, конечно.
– Да ни за что в жизни.
– Что? Это возмутительно! По-моему, «тетушка Перси» звучит прекрасно.
– Пускай Флора тебя так называет. А для меня, Перси, ты навсегда останешься младшей сестрой. То, что мы узнали, никак на это не влияет.
– Ты Кэбот. До сих пор поверить не могу!
– Во мне течет кровь Кэботов, но я все равно была и остаюсь Бишоп. – Открывшаяся правда не могла этого изменить. Ни на йоту. – Ты же знаешь, я всегда хотела большую семью. Но никогда и подумать не могла, что найду вторую половину генеалогического древа.
– Это все потому, что у тебя дар находить потерянные вещи, – улыбнулась она.
Я всем сердцем надеялась, что он меня не покинул. Мне нравилось помогать людям таким необычным способом.
– Но я правда много думала о нашей семье и всех этих родственных связях. Тетка, сестра, кузина – это ведь имеет значение только в биологии.
– Тетка – сестра отца или матери, – отчеканила она, словно зачитывая статью из словаря.
Раз уж Перси взялась цитировать словарь, значит, она и правда много думала о родственных связях. Я не представляла, к чему она клонит, и не была уверена, что она сама это понимает. Но решила: пускай говорит, ее эта тема явно зацепила.
– По-настоящему делает людей родными любовь. По крайней мере, я так считаю. Потому и друзья иногда становятся для нас почти членами семьи. А со временем ты понимаешь, что они твоя семья и есть. Но, Блу, сказать по правде, я никогда не относилась к тебе как к сестре.
Я раскрыла рот от удивления.
– Как ты можешь так говорить?
– Ты меня не поняла. Я всегда знала, что однажды ты станешь прекрасной матерью. Потому что именно такой мамой ты была для меня. Я знала это без всяких анализов, а сейчас они мне и подавно не нужны.
Со слезами на глазах я обняла ее. Она положила мне голову на плечо, как делала в детстве, когда я укачивала ее перед сном. Я ни минуты не жалела о том, что мне пришлось ее растить. Жаль было только, что Твайла, с головой уйдя в свое горе, так много пропустила.
Дверь зала ожидания распахнулась, и вошла Сара Грейс.
– О! Мне вернуться в палату?
– Нет! – хором вскрикнули мы с Перси, вскакивая на ноги.
Сара Грейс улыбнулась.
– Теперь вам к ней можно.
– Перси, иди вперед, – сказала я. – Я догоню.
Перси выбежала за дверь.
– Как она? – спросила Сара Грейс.
– По-моему, неплохо. А ты как?
– Все познается в сравнении. Слышала, у вас с мамой утром состоялся разговор. Кибби ужасно рада, что мама передумала добиваться опеки над Флорой. Но новости об анализах ДНК ее потрясли. Я даже подумала: хорошо, что она уже в больнице, а то как бы ее реанимировать не пришлось.
– Ей правда стало лучше? – спросила я.
Сара Грейс кивнула.
– Как по мне, это прямо чудо. Анализы почти в норме. И из отделения интенсивной терапии ее переведут или сегодня вечером, или завтра утром. Конечно, ей еще многое предстоит вынести – разобраться с полицией и так далее, но врачи говорят, что в медицинском плане она скоро будет в полном порядке. А ты-то как, Блу?
Дав новостям о Кибби улечься в голове, я отозвалась:
– Мне еще со многим предстоит свыкнуться, но, думаю, все будет хорошо.
Администратор открыла перед нами двойные двери, ведущие в отделение интенсивной терапии.
– Да уж, со многим