придется свыкнуться, – улыбнувшись, согласилась со мной Сара Грейс. – Но я очень рада, что мы оказались сестрами. Правда.
– И я рада, Сара Грейс.
Сестры.
Мы вошли в палату. Перси сидела на краю кровати и стрекотала без умолку. Меня же настолько поразила перемена, произошедшая с Кибби, что я едва не споткнулась на ходу. И даже не потому, что она уже сидела в постели и могла поддержать разговор. А потому что ее окутывало теплое сияние, и я поклясться была готова, что разглядела в ее глазах золотистые искорки.
Искорки лунного света.
В городке Баттонвуд, штат Алабама, стоял один из тех дней, когда свежий ветерок, принося с собой запах надвигающегося теплого весеннего ливня, обещает скорое облегчение от дневной жары. Мы с Марло и Флорой прогуливались по тропинке, вековые дубы и устремленные ввысь орехи шелестели листьями, здороваясь с нами, словно с давно потерянными родственниками. Мы направлялись к Пуговичному дереву.
Марло шла быстро, что не могло не радовать, учитывая, сколько целительной силы она истратила утром. Кибби стояла на пороге смерти, и вытащить ее оттуда наверняка было непросто. В палате было столько лунного света, что я догадалась: Марло копила его несколько дней, не могла она получить такое количество от растущей луны всего за одну ночь. У нее явно образовался запас целительной силы, а это означало, что в последнее время она ее не тратила.
– Долго еще мне ждать? – спросила Марло.
Я так погрузилась в свои мысли, что даже вздрогнула от неожиданности. До сих пор мы шли молча. И молчание это было не неловкое, а уютное. Так можно молчать лишь с человеком, которого ты знаешь настолько хорошо, что слова вам не нужны.
– Ждать чего?
– Когда ты объяснишь, зачем сегодня позвала меня в лес. Попробуй только сказать, что у тебя не было на то причины. Я это по глазам твоим видела – они сияли, точно солнце на небе.
Я мысленно напомнила себе почаще надевать темные очки.
– Просто подумала, что прошло уже восемнадцать лет с того дня, как я, пристроив Перси на своем тощем бедре, впервые вошла в «Кроличью нору». Ты приняла нас, кормила, одевала, заботилась о нас, учила, поддерживала, любила, лечила, спасала. И стала частью нашей семьи. Драгоценной, горячо любимой семьи.
Прямо перед нами тропу перебежала белка с орехом в зубах. Флора шмыгнула во сне носиком, и мне на футболку капнула слюна.
От капельки слюны еще никто не умирал.
Обе мои матери были правы на этот счет.
– Ты что, деточка, надгробную речь готовишь? – спросила Марло, озорно блеснув глазами.
– Это вряд ли. Тем более что мне еще не скоро ее произносить, правда?
– Наверное. – На глаза Марло навернулись слезы. – В эти выходные Мо переедет в «Аромат магнолий».
Я остановилась, взяла ее за руки и крепко их сжала. Это было самое трудное, самое горькое решение за всю ее жизнь.
– Что тебя заставило использовать свою целительную силу, чтобы спасти Кибби?
Она грустно улыбнулась.
– Все вы мои крольчата.
Поначалу я не поняла ее, но потом вспомнила наш недавний разговор.
Все на свете кажется правильным, когда ты нас обнимаешь. Это твой особый дар, которым ты щедро делишься со всеми нами. И я очень тебе за это благодарна. Думаю, и Кибби тоже. Ты всем нам помогаешь. Всем своим крольчатам.
Марло взяла меня под руку, и мы двинулись дальше по исхоженной тропе, а ветерок легко подталкивал нас в спины.
– Я не могла вынести мысли, что Кибби так больна, а я ничего для нее не делаю. К тому же я знала, что Мо с радостью отдал бы за нее жизнь. Все последние ночи я копила лунный свет, чтобы излечить Мо одним мощным ударом. Но болезнь Кибби оказалась последней каплей, и я поняла, что должна отпустить его, раз он сам решил уйти. Уйти без меня. Он с самого начала знал, что я нужна другим, но я упрямилась и не желала ничего слышать.
– Это было не упрямство. А любовь. Инстинкт приказывал нам защищать тех, кого мы любим. Помогать им. А иногда и исцелять их.
– Наверное, всего понемногу.
– Знай он, что ты спасла Кибби, он бы очень тобой гордился.
– Надеюсь.
– Так и есть, я точно знаю.
– Не представляю, как смогу с ним проститься.
Мне от одной мысли об этом стало больно, и я невольно зажмурилась.
– Я тоже не представляю, но точно могу сказать, что вся наша большая семья тебя поддержит. Все крольчата – твои и Мо.
– Все наши крольчата. Ему бы это понравилось.
Мы вышли на окружавшую Платан поляну. Флора завозилась в слинге, пытаясь потянуться. Я вытащила ее, и она замахала ручками в воздухе. В солнечном свете, пробивавшемся сквозь густую крону, видно было, что глаза ее из серых постепенно становятся голубыми. Я прижала ее к плечу и погладила по спинке.
– Эй, Марло?
– Да?
– А как тебе удалось попасть к Кибби до начала приемных часов?
– Я знакома с людьми, которые иногда не прочь нарушить правила, – усмехнулась она.
– А как так вышло, что никто, кроме меня, не заметил свечения в палате?
– Потому что видеть его могут лишь избранные. Доверенные лица. Придет время, и я обучу кого-нибудь лечить людей с помощью магии лунного света. Скорее всего, Кибби, ведь она уже не понаслышке знакома с его силой.
Я прикоснулась рукой к стволу дерева и прислушалась к ветру, шелестевшему листвой над моей головой.
– Знаешь, мы вчера с Генри гуляли по лесу, и у нас состоялся интереснейший разговор.
– Правда? Значит, вы тут не только ворковали и миловались?
– Нет, – щеки у меня вспыхнули.
Марло рассмеялась.
– Неудивительно, что он в тебя влюбился. Ну как тебя не любить?
– Ты ко мне необъективно относишься.
– Чепуха.
– Ну да ладно, – продолжила я, пытаясь успокоить расхныкавшуюся Флору. – Генри рассказал, что когда-то хотел написать книгу о Пуговичном дереве.
– Да что ты?
– И поведал мне любопытный факт о семье Дельфины, которого я до сих пор не знала.
– Ну так просвети меня.
Обернувшись к Марло, я заметила, что она лукаво усмехается. Казалось, она заранее знала, о чем я собираюсь рассказать.
– Ты в курсе, что у Дельфины была дочь? Селена? И когда ее мать превратилась в Пуговичное дерево, она вырыла под ним яму, чтобы быть к ней поближе. – Я заглянула в кроличью нору у корней платана. Казалось бы, в ней должно быть темно, как ночью, но мне почудилось, что там, в глубине, что-то мягко светится. – Я посмотрела в интернете значение имени Селена. И знаешь, что оно означает? Луна!
– Ммм… Ну ладно, буду знать теперь. – Марло потянулась к Флоре, и я передала ее ей. Она переступила с ноги на ногу, и я вдруг поняла, что она танцует. Танцует свой лунный танец, только руками не водит в воздухе. Вскоре Флора затихла.
– Полагаю, что стало с Селеной дальше, ты не знаешь? Были ли у нее дети? Внуки, правнуки?
– Мне-то откуда знать? А ты сама случайно не знаешь?
Я наблюдала за ее танцем, и сердце мое переполнялось любовью.
– Почему-то мне кажется, что знаю.
Марло улыбнулась, и в глазах ее замерцали яркие искорки.
– Может, ты и права. Но пускай все это останется между тобой, мной и нашим маленьким цветочком, хорошо? А теперь давай потанцуем. – Она протянула мне руку, я шагнула ближе и стала повторять ее грациозные движения.
Так мы втроем и танцевали на полянке чуть южнее Платана, и ветер кружил в танце вместе с нами. Вскоре над нашими головами закаркала ворона. Я подняла глаза и увидела ее. Черная, изящная, она сидела на ветке Пуговичного дерева и с гордостью смотрела на нас своими блестящими золотыми глазами.
26
В День благодарения судья Квимби сидел в кабинете у себя дома. В комнате пахло запеченной индейкой, пирогом с пеканом и трубочным табаком с ванильной отдушкой. По телевизору показывали, как в Нью-Йорке над Шестой авеню плывут надувные фигуры, но звук судья выключил. Он отпер ящик стола и достал оттуда папку, помеченную буквой Б.
Б означало «Бишоп».
Судья вложил в нее свою фотографию с Флорой Кэбот-Бишоп на руках, которую Блу прислала ему в качестве благодарности. Процесс удочерения Флоры завершился на прошлой неделе. Поскольку отец ребенка был неизвестен, дело затянулось. Пришлось четыре месяца публиковать во всех газетах штата Алабама объявления, прежде чем можно было с уверенностью сказать, что парень о своих отцовских правах не заявит. На объявления никто и не откликнулся. Судья отчасти даже сочувствовал молодому человеку, которому не суждено было узнать, что он стал отцом.
Он пролистал хранившиеся в папке бумаги – старые рапорты о задержаниях, отчет о вскрытии Кобба, недавние газетные статьи, рассказывавшие о том, как Блу Бишоп была похищена в младенчестве. На ум невольно пришла поговорка о том, что правда иногда бывает причудливее вымысла. Судья был с ней абсолютно согласен. Это надо же, Блу похитили. Он так до сих пор и не оправился от этой новости. Мэри Элайза умерла через неделю после того, как открылась правда. Официально допросить ее так и не успели, и свой взгляд на эту историю она унесла с собой в могилу.
Судья вынул из папки сделанное в участке фото Мака Бишопа и принялся внимательно его изучать. Он увидел то же, что и три десятка лет назад, когда Мак предстал перед ним в зале суда: глаза парня молили о помощи. Кто-то должен был помочь ему выкарабкаться из преследовавших семью неурядиц. Мальчишка сам был в отчаянии от того, что не знал, как изменить свою жизнь.
И судья понял его, потому что сам когда-то был таким же потерянным пацаном. Не возьми его на воспитание добрые люди, он бы сейчас в этом зале не сидел.
У Мака Бишопа был другой случай, семья у него была. И все же ему нужна была помощь. И судья решил, что не станет отправлять парня в тюрьму, а даст ему второй шанс.
Он просмотрел свидетельство о смерти Мака, потер глаза и в миллионный раз задался вопросом, правильно ли поступил. Может, можно было придумать другой выход? И мальчишка остался бы жив?