Чувство вины вгрызлось в него, как и в тот день, когда он услышал, что Мак погиб. Он тогда поклялся, что сделает все от него зависящее, чтобы младшие мальчики Бишоп не повторили судьбу брата. Уэйду нелегко приходилось, пока судья не надавил на Рэя Додда, убедив его дать парню шанс и взять к себе в ученики. Тай подворовывал по мелочи, и судья попросил миссис Квимби навести миссис Грэнби на кое-какую мысль. А та, в свою очередь, убедила мужа предложить мальчишке работу у них на ферме, когда он в следующий раз попадается на горячем в магазине.
Только это ребятам и нужно было: чтобы им дали шанс.
По крайней мере, так он считал до тех пор, пока они не решили ограбить банк. Тут-то судья задался вопросом, что же пошло не так. Как он мог так ошибиться?
Правду он узнал, только получив на руки свидетельство о смерти Кобба. Ну и горькая же это оказалась пилюля. Судья так был занят помощью мальчикам, что смертельную болезнь Кобба как-то упустил из виду. Справедливости ради нужно сказать, что Кобб тщательно скрывал свой диагноз. Даже сейчас в городе немногие знали, от чего он умер.
Но судья-то знал. Он попытался разобраться в случившемся и вскоре наткнулся на счета за лечение. Счета, которые должно было погасить государство. Но Кобб не смог должным образом заполнить бумаги и получил отказ.
А заполнить он их не смог, потому что был почти неграмотным. Какая вопиющая несправедливость! Один случайный отказ всколыхнул целую волну опрометчивых решений. Судья тогда твердо решил, что смерть Кобба должна положить этой волне конец.
Он пристроил трубку на пепельницу, убрал фотографию обратно в папку и глянул на собственноручно написанное прошение принять Твайлу на работу в Городской ботанический сад. Пока Блу и Перси росли, он не спускал с них глаз и очень радовался, что девочки хорошо учатся в школе и ни разу еще не попадали в беду.
Так было, пока Блу не перешла в выпускной класс. Он сразу понял, что не все было так просто в истории с пожаром. Блу не отрицала вины, но и признательных показаний не дала. Наверное, подробностей ему уже никогда не узнать, ну это неважно. Блу хорошо училась, никогда ни в чем предосудительном замечена не была, и у него не было никаких причин подозревать, что она могла поджечь школу умышленно. Но у директора, трусливой тупоголовой жабы, был зуб на Бишопов. К тому же на него давили родители, возмущенные отменой выпускного. В общем, этот урод задался целью заставить Блу компенсировать школе ущерб и засадить ее в тюрьму. Просто нелепость. Пришлось судье прижать кое-кого – все в рамках закона, конечно, чтобы дело закрыли по соглашению сторон. Правда, Блу все же обязали выплатить школе две тысячи долларов.
Он вытащил из папки чек – копию того, что был представлен в суде. Некто, пожелавший остаться неизвестным, погасил долг Блу Бишоп.
Вспомнив состоявшуюся, уверенную в себе, счастливую женщину, что неделю назад стояла перед ним в зале суда с очаровательной белокурой малышкой на руках, судья подумал, что в жизни еще не делал такого удачного денежного вложения.
Услышав, что Перси замешана в деле о подкидыше, он очень удивился. И готов был уже снова кое-кого прижать – и к черту профессиональную этику, лишь бы девочке назначили лучшего государственного адвоката в округе. Но к счастью, до этого не дошло. Побеседовав в коридоре суда с окружным прокурором, сообщившим ему, что, учитывая обстоятельства, он не станет выдвигать против Перси обвинение за то, что она отдала другой выписанные ей обезболивающие, судья совсем успокоился.
Он очень надеялся, что все глупости на своем веку Блу и Перси уже совершили. Но решил, что просто на всякий случай будет и дальше за ними приглядывать. С этой мыслью он закрыл папку, убрал ее обратно в ящик стола и запер его на ключ. Затем взял трубку, выключил телевизор и отправился на кухню в надежде, что миссис Квимби позволит ему до обеда стащить кусочек пирога с пеканом.
– Если ты не прекратишь таскать куски индейки, я запру тебя в курятнике, – заявила Сара Грейс, наставив на Шепа палец. – И не думай, что я тебя пожалею только из-за того, что мы молодожены.
В эту минуту она так была похожа на свою мать, что я невольно улыбнулась. На нашу мать.
Прошло уже полгода с тех пор, как я об этом узнала, но до сих пор так и не свыклась с этой мыслью. Шеп притянул Сару Грейс к себе и поцеловал.
– Ну попробуй.
Она угрожающие заворчала, но потом все же рассмеялась.
– Иди уже отсюда, негодник! Футбол сам себя не посмотрит. Генри! – окликнула она. – Забери Шепа. Обед будет через пять минут. Ничего, не умрешь.
Генри вышел на кухню с Флорой на руках. Голову он склонил набок, потому что Флора изо всех сил вцепилась ему в волосы. Она как раз недавно научилась хватать предметы. В свои шесть месяцев Флора была самым очаровательным ребенком из всех, что мне доводилось видеть, и никто не смог бы убедить меня в обратном. Пухленькое личико обрамляли белокурые кудряшки, а голубые глаза с любопытством взирали на мир, стараясь осмыслить все, что видели. Какой же она была любознательной!
– Ого, поглядите-ка, индейка! – воскликнул Генри и потянулся отщипнуть кусочек, но Сара Грейс треснула его лопаткой.
Я рассмеялась, и Флора, услышав мой смех, рассмеялась тоже. И у меня тут же кольнуло в груди, а на глаза навернулись слезы.
Я вымыла руки, прислушиваясь к доносящимся из гостиной звукам футбольного матча. В окне над кухонной раковиной виднелся поросший травой задний двор. Бурьян исчез, сменившись дерном и выложенным брусчаткой патио. В углу был выстроен небольшой курятник и загон для птиц. Сара Грейс с Шепом держали четырех несушек, вдохновивших меня на новую книгу, над которой я сейчас работала в новой студии у себя на заднем дворе. «Зайчушка-Попрыгушка находит курятник». О книге про золотую ворону я тоже не забыла – но решила пока обдумать сюжет как следует и предложить его своему агенту чуть позже.
У загона, взявшись за руки, стояли Кибби с Марло и подзывали курочек. Я внимательно оглядела Марло – с тех пор как Мо умер, это вошло у меня в привычку. Он ушел легко. Все мы собрались у его постели – включая Хэйзи, выступавшую в роли его любимой Скиттер. Каждый раз, вспоминая его, я понимала, как сильно по нему скучаю.
Марло стала каждый день ходить со мной на прогулки и по-прежнему на полставки работала в книжном. Ночами ей приходилось тяжело, но она все так же выбиралась потанцевать при луне, и с каждым днем окружавшее ее сияние становилось все ярче. Ведь свет этот подпитывала ее любовь к Мо, а не только тоска по нему.
Кибби еще не до конца оправилась от последствий болезни, но врачи обещали, что вскоре все пройдет. После выписки из больницы ее арестовали и обвинили в совершении правонарушения класса А. Она признала себя виновной и получила условный срок. Пока власти искали биологического отца Флоры, Кибби передала мне опеку над ней. А после того как в положенный срок он так и не объявился, отказалась от родительских прав в мою пользу. Процесс удочерения завершился судебным слушанием, которое состоялось на прошлой неделе. Зал суда был забит битком, люди то плакали, то принимались аплодировать. А по завершении слушания судья любезно согласился задержаться и сфотографироваться со всеми желающими.
Все мы сошлись во мнении, что Флоре нужно с самого начала рассказать историю ее появления на свет. Она будет расти, задавать вопросы, а мы постараемся отвечать на них со всей возможной честностью. И Кибби всегда будет присутствовать в ее жизни. Я была этому рада. Флоре повезло иметь большую любящую семью. О большем для нее я и мечтать не могла, честно.
Кибби ушла из института – хотя и утверждала, что однажды еще вернется к учебе, – и стала работать у Сары Грейс на полную ставку. Пару раз ее приглашал на свидание двадцатидвухлетний сын доктора Хеннеси, но она всякий раз ему отказывала. И все же я догадывалась, что он ей нравится, – она каждый раз вспыхивала, когда о нем заходила речь.
Сара Грейс и Шеп сотворили с фермой настоящее чудо, полностью отремонтировали дом за каких-то пять месяцев. И все же он по-прежнему был похож на то место, в котором я выросла. Можно было поменять полы и светильники, передвинуть стены и пробить новые окна, но любовь, которая всегда жила в этом доме, никуда не делась. Зато развеять окутывавшую дом тоскливую атмосферу им удалось, и я была этому очень рада.
Пока я перекладывала картофельное пюре из кастрюли в нарядную миску, в кухню вплыла Перси за следующим блюдом для праздничного стола – вазочкой с клюквенным печеньем, которое мы с Сарой Грейс испекли утром. За ней по пятам следовала Хэйзи, а за Хэйзи семенил маленький дворовый песик с курчавой шерстью и хвостом колечком. Пять месяцев назад ветер привел меня на блошиный рынок в Таскалусе, там мы с ним и познакомились. А после Сара Грейс решила взять его к себе и назвала Оби.
Песик был первым, кого я нашла с тех пор, как ветер перестал каждое утро гнать меня в лес, и я едва не расплакалась от радости, осознав, что не утратила свой дар. С тех пор я еще много чего отыскала.
Например, любовь.
Словно почувствовав мой взгляд, Генри обернулся и улыбнулся мне.
– Всё надеются, что я что-нибудь уроню, – сказала Перси, кивнув на собачек. – Я уже и сама начинаю об этом подумывать. Как можно отказать, когда они смотрят на тебя такими глазами, а, Сара Грейс?
Две недели назад Перси исполнилось девятнадцать. Она тоже не до конца оправилась от последствий болезни Кибби. Ее мучило жуткое чувство вины. Из-за того, что она никому ничего не рассказала. И, в отличие от Кибби, не получила наказания. Но Перси нашла способ с ним справиться – стала волонтером в университетском городке и при любой возможности приезжала в Баттонвуд, чтобы побыть с Кибби. Следующим летом они собирались поехать в Европу и постоянно трещали о том, какой из пунктов запланированного маршрута окажется самым классным. Они так сблизились, что со стороны их можно было принять за сестер.