другой вопрос.
Скотт чуть приподнял шторку, чтобы записать мысли. На пятой странице Скотти села на кровати, еще прикрывая глаза.
– Где мы?
– Понятия не имею.
– Душно здесь. Тебе не жарко?
Скотт остановил ее, подняв ладонь, и продолжил писать.
– Пап?
– Да, Пирожок, душно.
Они переночевали в Эль-Пасо, а на следующий день вылетели на восток, остановившись для дозаправки в Канзасе и Мемфисе перед последним броском к Спартанбергу. На подлете Скотт заметил длинные просеки в сосновых лесах, скрывавших темные озера и болота. Упади самолет в такое затерянное озеро, и никто его не найдет, хотя для писателя это был бы не самый удачный прием. Кто-то найти должен. Как в «Гэтсби» – нужен свидетель, которому читатель поверит.
Раз поездка была частью отдыха, в Спартанберге Скотт арендовал «Родстер», один в один как тот, что он продал. Обед наскоро проглотили в придорожной забегаловке по пути в Трайон. Когда они подъезжали к отелю, сумерки уже сгущались. Скотта ничуть не удивило, что комнаты, в которых он раньше останавливался, свободны, только стоили теперь дороже. Лучше они не стали, но здесь нужно было только переночевать. Спальня, обставленная плетеной мебелью, выглядела вполне сносно. Они со Скотти выбрались на веранду и смотрели на светлячков. О Шейле Скотт старался не думать.
– Мама выиграла теннисный турнир, – начал он.
– Неплохо по сравнению с прошлым разом.
– Ей всегда приходится начинать заново.
– В этом-то и проблема.
– Не настраивай себя так, она бывает очень мила. Мы там всего на три дня.
– Три дня – большой срок.
– Мы ее до Рождества не увидим, так что давай постараемся ее порадовать.
– Я всегда стараюсь.
– Знаю, что стараешься, и мне жаль, что она не всегда может нас отблагодарить. Но ты же знаешь, как она тебя любит.
– Знаю.
– Доктор говорит, новое лечение ей помогает, так что посмотрим.
– Посмотрим, – согласилась Скотти.
Остаток пути они преодолели на следующее утро. Зельда изменилась разительно, это было видно с первого взгляда. Скотт даже сначала не узнал грузную женщину, которую подвела к ним сестра. Два месяца назад, когда они расстались, Зельда походила на пугало. Теперь она стала одутловатой, обрюзгшей, второй подбородок появился, а талия исчезла, лицо изменилось до неузнаваемости. Казалось, ее заменила тучная дублерша. Скотт никогда не видел жену такой полной, даже когда она была беременна. Он улыбнулся, чтобы скрыть потрясение.
– Я уродина, да? – спросила она, обнимая Скотта.
– Как ты себя чувствуешь? – спросил он.
– Чувствую хорошо, только выгляжу как корова. Экзема проходит. – Зельда отвернула ворот блузки и показала гладкую кожу на груди.
– Прошла! – обрадовался Скотт. – Чудесно.
– И у меня снова появились сиськи. Тебя это обрадует.
Она иногда говорила в компании что-нибудь вызывающее, но здесь была Скотти, и это уже переходило границы. А что еще хуже, Скотт мечтал не о ее груди.
– Рад, что тебе лучше, – проговорил он.
– Нижайше прошу меня простить, – повернулась Зельда к Скотти. – Я, видимо, не должна так при тебе выражаться? Твои, кстати, тоже ничего.
– Перестань! – попросил Скотт жену.
Но Скотти вежливо ответила матери:
– Спасибо.
– Они, знаешь ли, у всех есть, – сказала Зельда, обращаясь к Скотту. – Никакого секрета в этом нет.
– И ничего нового тоже.
– Будет весело! – воскликнула она и, взяв мужа и дочь за руки, как хористка, потянула их к выходу. – Allons-y![71]
– Сначала я должен за тебя расписаться.
– Забыла, я ведь здесь пленница любви!
Про себя Скотт отметил ее выходки, однако не подал виду, решив позже рассказать доктору Кэрроллу.
– Что с твоей машиной? – спросила Зельда на стоянке.
– Я же говорил, что продал ее.
– Додо, – надула она губки, – мне нравилась та машина.
– Знаю. Поэтому я и взял эту.
– Истинный джентльмен, всегда обо мне думаешь. А помнишь тот «Делаж», у которого верх никак не поднимался?
– Помню.
Скотти села спереди, и машина тронулась. Они съехали вниз с подъездной дорожки, миновали ворота и выбрались на свободу, все трое снова были вместе. В городе Скотт повернул на перекрестке направо, взяв курс на юг и решив проехать к берегу через горы. Дорога была незнакомая, и Скотт ехал даже медленнее обычного, как бы нерешительно. Окутавший холмы серый туман напоминал о вылазках во французские деревеньки, прогулках по Булонскому лесу, однодневных поездках в Лион на званые завтраки. Зельда обращала внимание на все, что они проезжали, словно боясь упустить любую мелочь. Скотти пряталась от нее за чтением книги. Новорожденный жеребенок, горящий мусор, следы, прочерченные ураганом в садах. Было начало десятого; по расчетам Скотта, в Миртл-Бич они приезжали около пяти. Скотт боялся, что Зельда не справится с бурным потоком новых впечатлений и, как часто бывало в таких случаях, после первой вспышки она сникнет и замкнется в себе, спрячется во внутреннем мирке, из которого потом ее будет не выманить. Сейчас же она проявляла живой интерес ко всему и даже к Скотту.
– Ты нормально ешь? Кажется, похудел.
– Вообще-то наоборот. Слишком часто ем всухомятку, почти не хожу пешком.
– Выглядишь уставшим.
– Работаю…
– Понимаю. Если бы могла, я бы поехала и приглядывала за тобой.
Скотт вздрогнул.
– Конечно, – кивнул он.
– Пекла бы тебе пироги и гладила носовые платки.
– Не знал, что ты умеешь гладить.
– Работаю в прачечной, все умею делать.
Скотту трудно было это представить, хотя он понимал, что жена говорит правду. У Зельды теперь другая жизнь, ее окружают люди ему незнакомые, да и у него то же самое. Скотт гордился ее успехами, но теперь они только делали вид, что знают друг друга.
Вот и воссоединились – делая вид, что все так и должно быть. Когда-то давно они уже останавливались в этом отеле, Скотти тогда было лет пять или шесть. В семейном альбоме сохранились ее фотографии – щекастой и веснушчатой, с жестяным ведерком и совочком в руке, стоящей над песочным замком с гордостью архитектора. То лето было едва ли не последним хорошим для Зельды; тогда они еще строили планы.
Путь через горы занял несколько часов, потом потянулись низины с рисовыми полями и длинными амбарами. Скотт собирался сделать всего одну остановку, чтобы пообедать и залить бензин, однако недалеко от Чарльстона Скотти и Зельда захотели в туалет, так что пришлось свернуть на еще одну заправку. Потом проехали по влажному городу и покатили на север вдоль берега, чтобы Зельде было интереснее. Скотти сняла обувь и свернулась на заднем сиденье, однако трудно было сказать, спит она или нет.
– Чувствуешь? Пахнет морем, – сказала Зельда, потянув воздух. И правда пахло.
В Джорджтауне через пролив навели новый стальной мост. Покрытие еще положить не успели, и шины при переезде жалобно поскрипывали. Судя по тому, что, сидя на перилах, с моста рыбачили негры, наступило время отлива.
– Смотри, пеликаны! – Зельда помахала руками, как крыльями.
Остров представлял собой песчаную равнину, поросшую соснами. Их отель, возвышающийся над белыми дюнами, был виден за несколько миль. Как и «Беверли-Хиллз», «Бичкомбер» был розовым уродливым зданием, которому, по-видимому, надлежало поражать внушительными размерами. После банковского Краха он был продан, пустовал несколько сезонов и приходил в запустение, затем его снова вернули к жизни, сад аккуратно постригли, лужайку для крокета привели в идеальный порядок. Когда машина подъехала к входу, «Форд» окружила целая вереница лакеев, обряженных в ливреи и штаны до колен.
Хотя сезон подходил к концу – от лета остались считаные дни, – на террасах, выходящих в сады, было полно чарльстонцев. Даже мужчины еще одевались в светлое, потягивали джин с тоником и поедали канапе. В холле отеля, перекрывая низкий гул голосов, музыкант во фраке играл на рояле у подножия широкой лестницы. У конторки портье выстроилась очередь. Господа приехали на свадьбу Кэббиджстолков? В другое время Фицджеральды соврали бы, что да, танцевали бы с женихом и невестой и пили бы шампанское. Но Скотт отклонил приглашение, ощутив себя ответственным занудой, как и подобает отцу семейства. Стоявшая рядом Зельда наконец успокоилась и теперь разглядывала все с открытым ртом, словно пораженная роскошью убранства, а Скотти в это время опять уткнулась в книжку. Скотт помнил, что несет ответственность за поездку, и пока все шло вполне сносно. Он заранее заказал большой номер, так чтобы места хватило всем: в одной комнате разместятся они с Зельдой, а Скотти будет спать на диване. Как он и обещал Шейле, спать супругам предстояло в отдельных кроватях, так что хоть в этом он слово сдержал.
Пока разбирали чемоданы, Скотт заметил, что вещи Зельды завернуты, как подарки, в пергамент, каким пользуются мясники.
– Они не мои, – объяснила жена. – Вся моя одежда мне мала.
– И откуда же эта?
– Пожертвования. Невостребованные вещи из бюро находок. Все сначала пропускают через прачечную, не переживай, они чистые.
Ни капли не стесняясь, она стянула рубашку через голову и выбрала другую. Теперь у Зельды была не только округлая, тяжелая грудь, но и выпяченный живот, как у беременной. Исчезла та стройная подвижная девушка, на которой Скотт женился. Казалось, рядом с ним совершенно другая женщина.
Зельда застегнула бледно-зеленую блузку с ложным карманом на левой груди – неотглаженную, с явными складками. Она была заметно велика и висела, как гавайская рубашка.
Скотт отвернулся, но поздно.
– Джентльмены не подглядывают, – сказала она.
– А кто сказал, что я джентльмен?
– Помнится, были устремления.
– Бросил. Слишком хлопотно.
– Понимаю.
Скотт не знал, шутят ли они еще. Он хотел было сказать, что нет предела совершенству, однако передумал. Теперь, когда семья добралась до места, он чувствовал себя вымотанным. Путешествия давно ему приелись. Даже в последнее лето – 29-го года, перед тем, как все рухнуло, – им уже некуда было ехать. Да и незачем.