ных встреч и бесед делегации Чан Кайши с рядом советских руководящих политических и военных деятелей[8]. Как известно, пребывание этой миссии в Москве завершилось принятием Резолюции Президиума ИККИ по вопросу о национально-освободительном движении в Китае и партии Гоминьдан (28 ноября 1923 г.) сыгравшей серьёзную роль в подготовке Ⅰ съезда Гоминьдана (январь 1924 г.), его решениях и создании первого сотрудничества КПК и ГМД.
В ноябре 1923 г. руководство СССР и Коминтерна внимательно следило за восстанием в Гамбурге, которое потерпело поражение. На этом завершился подъём революционной волны в Европе, начавшийся в 1919 г. Внимание Москвы переключается на работу на Востоке с целью подрыва «тылов империализма». С 1924 г. усиливается работа по разносторонней помощи Сунь Ятсену в целях активизации национально-революционного движения в Китае.
В заключительный раздел Ⅰ тома включены документы о новых акцентах в политике РКП(б) и Коминтерна в связи с переворотом Фэн Юйсяна в Пекине 23 октября 1924 г. Москва возлагала на него большие надежды.
В том второй включены документы, характеризующие изменение обстановки в Китае и разработку тактики ВКП(б) и Коминтерна с начала 1926 г. до середины июля 1927 г., т. е. до разрыва отношений между Москвой и КПК, с одной стороны, и Гоминьданом, с другой. Эти документы продолжают и завершают начатое в первом томе освещение единых по содержанию стратегических установок первого крупного периода политики ВКП(б) и Коминтерна в Китае, которую они проводили в 1922—1925 гг. в форме сотрудничества СССР, Коминтерна и КПК с различными силами национально-революционного движения в стране и прежде всего с Гоминьданом[9]. В нём рассматривается политика «передышки» в связи с поражением 1‑й Национальной армии Фэн Юйсяна под Тяньцзинем в марте 1926 г. и известных «событий 20 марта» 1926 г. в Кантоне. В связи с последним отмечу вошедшее в том письмо М. М. Бородина Л. М. Карахану от 30 мая 1926 г., в котором дана не соответствовавшая действительности оценка последствий «событий 20 марта» для коммунистов и правых в Гоминьдане. Ⅱ пленум ЦИК Гоминьдана 2‑го созыва (15—22 мая 1926 г.), закрепивший итоги «20 марта» в пользу Чан Кайши и его окружения, принял резолюции, направленные на ограничение роли коммунистов в Гоминьдане и в НРА. А по оценке Бородина, они «нанесли правым больший ущерб, чем коммунистам»[10]. В томе содержатся также ряд других разделов документов. «Поиск политической линии в начале Северного похода НРА». В анализе и подготовке решений по этому и другим вопросам (особенно военной помощи Кантону и Фэн Юйсяну) играла большую роль обладавшая большими полномочиями Китайская комиссия Политбюро ЦК ВКП(б)[11]. Десятки новых документов включены в разделы: «Назревание кризиса в национально-революционном движении и радикализация политической линии Москвы» и «Кризис национально-революционного движения и разрыв отношений между Коминтерном и Гоминьданом».
Как события в Китае, так и тактика Москвы в этот полный драматизма период (февраль — первая половина июля 1927 г.) широко известны из литературы. Однако документы второго дома вносят много нового в понимание узловых моментов конфликтов в этот период: «события 20 марта» 1926 г., созыва Объединенной конференции ЦИК, ЦКК и представителей местных организаций Гоминьдана в Кантоне в октябре 1926 г., споры о местонахождении Национального правительства в конце 1926 — начале 1927 гг., борьба за контроль над ЦИК Гоминьданом и НРА накануне и во время занятия Нанкина и Шанхая (апрель 1927 г.), завершившаяся расколом национально-революционного движения, и, наконец, конфликт с уханьским правительством, связанный с попытками Москвы и КПК превратить Гоминьдан в Ухани в партию «революционных якобинцев» и развязать при его поддержке аграрную революцию[12].
В томе в полном объёме опубликованы документы периода назревания кризиса в национально-революционном движении в Китае и его исхода. Это — решения, резолюции, директивы Москвы представителям Коминтерна в Китае, руководству КПК, отдельно — М. М. Бородину, В. К. Блюхеру и Чэнь Дусю, несколько телеграмм М. Н. Роя, представителя делегации ИККИ на Ⅴ съезд КПК, на имя И. В. Сталина, ответная реакция на директивы Коминтерна в мае-июне 1927 г. М. М. Бородина, Г. Н. Войтинского, М. Н. Роя и других.
Переворот Чан Кайши в Шанхае 12 апреля 1927 г. явился причиной дальнейшей радикализации китайской политики ВКП(б) и Коминтерна, начавшейся после Ⅶ пленума ИККИ (22 ноября — 16 декабря 1926 г.). В конце апреля — начале мая 1927 г. был взят курс на форсированную реорганизацию Гоминьдана в Ухани в рабоче-крестьянскую партию, а уханьское правительство — в орган революционно-демократической диктатуры пролетариата и крестьянства. Компартии Китая рекомендовалось также начать аграрную революцию не только «сверху» — через гоминьдановские органы, но и «снизу», явочным путём.
Дальнейшая радикализация директив Москвы произошла во второй половине июня-первой половине июля 1927 г. После перехода Фэн Юйсяна на сторону Чан Кайши в результате их встречи в Сюйчжоу и совещания 19—21 июня 1927 г., военно-политическая обстановка в противостоянии Уханя Нанкину резко изменилось в пользу Нанкина. Размежевание происходило и внутри уханьского Гоминьдана, о чем Москва была информирована, в частности, М. Роем, который 27 июня 1927 г. телеграфировал И. В. Сталину и Н. И. Бухарину, что Ван Цзинвэй (которого в Москве считали левым) «ведёт борьбу больше против коммунистов, чем против контрреволюционеров»[13]. Судя по письмам И. В. Сталина[14] В. М. Молотову и Н. И. Бухарину из Сочи, где он отдыхал с 24 июня по 11 июля, руководство ВКП(б) и Коминтерна в Москве стало понимать, что выйти из кризиса революции едва ли удастся. Однако признания такого драматического положения в развитии революции не содержалось в официальных решениях и директивах Москвы своим представителям и руководству КПК в Ухани.
Для позиции Москвы в отношении китайской революции в это время характерна телеграмма, направленная Бородину, Блюхеру, Рою и Чэнь Дусю постановлением Политбюро ЦК ВКП(б) от 20 июня 1927 г.: «никакого нового курса у нас нет, но у вас не выполняются на деле решения КИ, в первую очередь решения об аграрной революции, вооружении рабочих и крестьян, демократизации состава Гоминьдана»[15]. Тезис в телеграмме «никакого нового курса у нас нет», на наш взгляд, свидетельствовал, что Москва оказалась заложницей радикальных решений Ⅶ пленума ИККИ, от которых она не могла отступить в условиях непредусмотренного развития событий в Китае.
Во Ⅱ томе содержатся документы, характеризующие отношение к директивам Москвы этого периода со стороны М. Бородина, Г. Войтинского, М. Роя, Ван Цзинвэя и других. Все они в разных формулировках сходились в том, что выполнить директивы Москвы в сложившейся обстановке нереально, делались зыбкие предположения со стороны Роя, Ван Цзинвэя и отчасти Бородина[16], что осуществить резолюции Москвы можно было бы, «отвоевав» Гуандун. Из их высказываний следовало, что, по их мнению, Ухань придется покинуть.
Постановление Политбюро ЦК ВКП(б) от 8 июля содержало новые, ещё более «левые» оценки ситуации в Китае и новые директивы ЦК КПК, изложенные в «Постановлении ИККИ о текущем моменте китайской революции» от 13 июля 1927 г.[17] Эти документы снимали все варианты тактики, связанной с расчётами на реорганизацию и использование уханьского Гоминьдана и его правительства. В них говорилось, что Ухань становится контрреволюционной силой, что верхушка Гоминьдана «прикрывает контрреволюцию». В целом эти решения означали уже официальное признание произошедшего на практике демонтажа политики единого национального фронта, осуществлявшейся с 1923 г. в форме сотрудничества СССР, Коминтерна и КПК с Гоминьданом, перехода к конфронтации с бывшими союзниками. 15 июля 1927 г. ЦИК ГМД в Ухани независимо от приведённого постановления принял решение о разрыве отношений с КПК. Единый фронт прекратил существование.
Из письма И. В. Сталина В. М. Молотову и Н. И. Бухарину от 9 июля 1927 г. следует, что он по существу признал поражение китайской революции. Это вытекает из его идеи о том, что «нельзя считать исключённой возможность интервала между буржуазной революцией и между будущей буржуазной революцией — по аналогии с тем интервалом, какой был у нас между 1905 г. и 1917 г. (февраль)»[18]. В этом письме Сталин подверг резкой несправедливой критике КПК, особенно за невыполнение директив ИККИ, за непонимание и неготовность к новой «аграрной фазе революции», за «болтовню» о гегемонии пролетариата, в которой КПК «ни бельмеса» не понимает и т. п.
В обстановке фактического поражения китайской революции по схеме Москвы Сталин в письме Молотову от 11 июля 1927 г. утверждал, что «наша политика была и остаётся единственно правильной политикой»[19].
Составители пятитомника включили в Ⅲ и Ⅳ тома документы, освещающие политику Москвы в Китае за 10 лет, за период с июля 1927 г., со времени разрыва единого фронта между КПК и ГМД до начала японо-китайской войны в июле 1937 г. и до складывания второго в истории Китая единого национального фронта между этими партиями. Это десятилетие в истории КПК известно в литературе как советский период.
На протяжении большей части этого периода политика Коминтерна и КПК ставила целью свержение гоминьдановского режима и замену его властью советов на основе развёртывания аграрной революции и создания собственных вооружённых сил КПК — Красной армии Китая