[20].
В Ⅲ том включены документы и материалы, относящиеся к первому периоду разработки и осуществления политики советов — с июля 1927 г. до конца осени 1931 г., а в Ⅳ том — ко второму — с конца 1931 г. до Ⅶ конгресса Коминтерна и третьему периоду — после Ⅶ конгресса Коминтерна до августа 1937 г.
Составители Ⅲ тома отмечают, что при всех изменениях в обстановке, содержании и формах разработки и осуществления китайской политики ВКП(б) и Коминтерна в отдельные периоды на протяжении всего десятилетия 1927—1937 гг. на характер решений и механизм их принятия определяющее влияние оказывали внутренние процессы в СССР и в ВКП(б), утверждение в конце 20‑х — начале 30‑х годов ⅩⅩ в. единоличной власти И. В. Сталина.
В результате «чисток» и отстранения сначала (во второй половине 1927 г.) от руководства ВКП(б) и Коминтерна представителей «левой» оппозиции, возглавлявшейся Л. Д. Троцким и Г. Е. Зиновьевым, а в 1928—1929 гг.— Н. И. Бухарина и его сторонников под лозунгом борьбы против «правых» и «примиренцам к правым» решение узловых вопросов деятельности Коминтерна и входивших в него партий сосредоточилось в руках И. В. Сталина и В. М. Молотова. С началом 1928 г. сократилось число заседаний Политбюро ЦК ВКП(б), на которых рассматривались вопросы китайской политики Коминтерна и деятельности КПК[21].
Раздел первый Ⅲ тома открывается весьма важным для понимания логики проводившейся в августе — октябре 1927 г. тактики в Китае письмом И. В. Сталина В. М. Молотову от 16 июля 1927 г. «Ты не понял моего письма[22],— пояснял Сталин. В письме говорится о том, что нельзя считать исключённым интервал, но это ещё не значит, что можно считать исключённым новый подъём в ближайший период". Это письмо можно понять таким образом, что в Москве появилась надежда на новый подъём революционного движения в Китае.
Коммунисты в Китае и Политбюро ЦК ВКП(б) в конце июля 1927 г. прорабатывали вопрос о проведении восстания в Наньчане и одновременно в Москве готовили директивы о пропаганде КПК советов[23], о революционизировании Гоминьдана, о блоке с Гоминьданом не извне, а изнутри. Советы, как указывалось в директиве, придётся строить «только в том случае, если революционизирование Гоминьдана окажется на практике безнадёжным делом и если эта неудача совпадет с новым серьёзным подъёмом революции», «восстание в Гуандуне должно проходить под лозунгом образования действительно революционного гоминьдановского правительства, проводящего на деле аграрную революцию и теснейший союз с компартией»[24]. То есть, Москва не извлекла уроки из событий весны 1927 г., продолжая надеяться на «преобразование» Гоминьдана.
Хочу обратить внимание на впервые публикуемый блок документов, касающихся принятия решения о восстании в Кантоне 11—12 декабря 1927 г. (известно как Кантонская коммуна), которые ставят все точки над «i». В то время, как представитель ИККИ в Китае Г. Нойман в телеграмме Политбюро ЦК ВКП(б) из Кантона от 29 ноября 1927 г. сообщил о «боевом настроении среди рабочих», благоприятной обстановке в городе и вокруг него и что «мы решили взять в Кантоне твёрдый курс на подготовку восстания и создания советов (док. № 30), Б. А. Похвалинский, в то время генконсул в Кантоне, в тот же день телеграфировал Л. М. Карахану, что «курс на немедленное восстание ошибочен, ибо на захват и организацию власти в Кантоне сил у партии нет» (док. № 31).
9 декабря 1927 г. М. А. Трилиссер (начальник ИНО ОГПУ) в сообщении о телеграммах Г. Ноймана из Кантона передавал просьбу последнего, запрашивавшего «немедленных указаний». Он считал восстание вполне назревшим и полагал что «отсрочка изменит к худшему соотношение сил», а линию кантонского генконсульства Нойман характеризовал как «гнилую и паническую» (док. № 36).
10 декабря 1927 г. Политбюро ЦК ВКП(б) постановило (опросом членов Политбюро), что не возражает против предложения Г. Ноймана и советовало «действовать уверенно и решительно» (док. № 38). Приведённые документы точно воспроизводят механизм принятия указанного решения. Исход восстания известен.
Документы, включённые в раздел третий Ⅲ тома, озаглавленный «Китайская политика Москвы в 1930 г. и „линия Ли Лисаня“», которые освещают политику ВКП(б) и Коминтерна в Китае с начала 1930 до начала 1931 г., занимают большое место как по объёму (более 50 документов, отражающих только деятельность Дальневосточного бюро ИККИ в Китае), так и научной значимости для исследователей.
1930 год явился в истории КПК периодом формирования и попыток осуществления на практике ультралевацкой платформы, известной как «линия Ли Лисаня», вызвавшей острый кризис в Компартии Китая.
Обстановка крупномасштабных боев весной-осенью 1930 г. между нанкинской группировкой Гоминьдана и объединившимися с ней в борьбе за власть военно-политическими группировками Северного, Южного и Юго-Западного Китая под лозунгами «реорганизационистов» была активно использована КПК для создания и расширения в ряде районов Центрального и Южного Китая вооружённых сил КПК и советских районов. Возможно, не без влияния этого фактора, в 1930 г. в китайской политике ВКП(б) и Коминтерна наметилась существенная эволюция: в ряде основных документов и директив ИККИ на первое место при определении задач КПК была выдвинута задача создания и укрепления Красной армии и территориальной базы советов в ряде сельских районов Центрального Китая.
Опубликованные новые документы дают более широкое представление о причинах отсутствия жёсткой и чёткой реакции Москвы (вплоть до второй половины июня 1930 г.) на формирование левацкой платформы руководства КПК в период от февраля до принятия 11 июня 1930 г. известной резолюции Политбюро ЦК КПК «Новый революционный подъём и победа первоначально в одной или нескольких провинциях».
Продолжавшийся и обострившийся в первой половине 1930 г. конфликт между руководством КПК и Дальбюро ИККИ в июле-августе перерос в противостояние Политбюро ЦК КПК Исполкому Коминтерна. Отказ руководства КПК подчиняться дисциплине Коминтерна, тяжёлые последствия всеобщих восстаний побудили Москву принять ряд мер политического и организационного характера. По настоянию ИККИ в сентябре 1930 г. был проведён Ⅲ пленум, затем в январе 1931 г.— Ⅳ пленум ЦК КПК, были проведены значительные изменения в составе руководящих органов КПК[25].
Особое значение для раскрытия взаимоотношений между Москвой и тогдашним руководством КПК в этот критически важный период с конца июля до конца августа 1930 г. имеет публикация в томе телеграфной переписки между ИККИ, Политбюро ЦК КПК и Дальбюро, впервые включающие полные тексты всех обращений руководства КПК в руководящие органы Коминтерна и ВКП(б), лично к И. В. Сталину и ответов из Москвы (док. №№ 262, 263, 270, 272—275, 277, 281—283, 290, 292).
Впервые публикуются в этом разделе также документы о деятельности находившейся в Шанхае с октября 1930 по апрель 1931 гг. группы военных советников во главе с сотрудником Разведуправления Штаба РККА А. Ю. Гайлисом (входил в состав Дальбюро, являлся советником ЦК КПК по военным вопросам), о её роли в перестройке военной работы Компартии Китая; телеграфная переписка между Москвой, Политбюро ЦК КПК и Дальбюро ИККИ в 1930 г., которая включает полные тексты всех директив ИККИ этого периода, в том числе ранее неизвестные директивные документы ИККИ, особенно важное «Директивное письмо ИККИ ЦК КПК по вопросу о строительстве Красной армии и партизанском движении» (Т. Ⅲ. Ч. 2. Док. № 259).
В течение второго периода советского движения, документы которого включены в Ⅳ том (с осени 1931 г. до Ⅶ конгресса Коминтерна) с конца 1932 г. началась полоса поражений советского движения, утраты основных советских районов сначала в Центральном Китае (конец 1932 г.— начало 1933 г.), а осенью 1934 г.— в Южном Китае. Части Красной армии под ударами войск нанкинского правительства с тяжёлыми потерями были вынуждены начать переход на юго-запад страны, где ещё в 1933 г. был создан советский район в провинции Сычуань, а затем — на северо-запад.
Документы Ⅳ тома дают возможность проследить процесс постепенного осознания необходимости выхода КПК из изоляции. Характерным в связи с последним является известное заявление временного правительства Китайской советской республики и Реввоенсовета Рабоче-крестьянской Красной армии Китая от 10 января 1933 г. (док. № 100), подготовленного и опубликованного по рекомендации Коминтерна во время нового наступления Японии в Северном Китае. В этом документе содержалось предложение, обращенное ко всему китайскому народу, что «Красная армия Китая готова заключить боевое соглашение с любыми воинскими частями о совместной вооружённой борьбе против японской империалистической агрессии»[26] при трёх известных условиях, одно из которых — немедленное прекращение наступления на советские районы.
Документы Ⅳ тома свидетельствуют, что практически за весь период с сентября 1931 г. до Ⅶ конгресса Коминтерна ИККИ не принял ни одной развёрнутой резолюции о задачах КПК и советского движения[27]. Основным директивным документом Коминтерна по этим вопросам оставалась принятая Президиумом ИККИ 31 июля 1931 г. резолюция «О задачах Компартии Китая»[28].
Во время третьего периода содержанием китайской политики ВКП(б) и Коминтерна являлись поиски путей перехода от политики советизации страны к тактике единого национального антияпонского фронта.
Опубликованные документы[29] свидетельствуют, что разработка новой политической ориентации КПК развернулась уже после Ⅶ конгресса Коминтерна, а наиболее важные решения, определившие поворот к единому антияпонскому фронту в национальном масштабе, были приняты Секретариатом ИККИ по согласованным с И. В. Сталиным предложениям Г. Димитрова в июле-августе 1936 г.