— Пусть так. Я не могу заставить тебя думать и чувствовать по-другому. Хочешь, я уйду?
— Нет! — вырвалось у нее. — Я сказала, что мне трудно это понять. Но это не значит, что я стала относиться к тебе по-другому. Я люблю тебя, Ян, и всегда буду любить тебя.
— Надеюсь, Я поступил глупо, Я сделал это из любви к тебе, но это слабое извинение. — Ее ладони были холодны. — Я пойму, если ты станешь стыдить меня за то, что я сделал йотом — положил тебя в поезд и увез. Мы как раз об этом говорили, когда на нас напали. Я так и не услышал твоего ответа.
— Разве? — она впервые улыбнулась. — Ответ может быть только один. Я всегда буду повиноваться Хрэдил. Но здесь ее нет. Я могу любить тебя, как всегда хотела, и буду с тобой всегда.
— Ян, — позвали снаружи. Потом еще раз, прежде чем он услышал. Он почувствовал, что улыбается как дурак, и ничего не говоря, прижал ее к себе, затем оторвался и встал.
— Надо идти. Я скажу тебе потом, как счастлив…
— Я знаю. Я буду спать. Мне гораздо лучше.
— Хочешь чего-нибудь поесть, выпить?
— Ничего, только видеть тебя. Возвращайся, как только сможешь.
Второй водитель танка наклонился над люком.
— Ян, получен вызов, — сказал он. — Семенов хочет знать, почему остановились и когда отправляемся.
— Как раз его-то я и хотел повидать. Скажи, что мы поедем, как только я подойду к нему на движитель. Пошли.
Иван Семенов вновь был мастером поездов. Когда он оставил позади все семьи и проблемы, Ян передал ему свой движитель. Будущие трудности относились только к Дороге, и Яну было легче решать их, находясь в ведущем танке. Ян забрался по трапу в кабину, и Иван тронул поезд с места, как только за ним закрылась дверь.
— Что за проволочка? — спросил Семенов. — Ты же сам сказал, что теперь важен каждый час.
— Пошли в двигательный отсек, объясню. — Ян молчал, пока инженер не вышел, закрыв за собой дверь. — Мне бы хотелось жениться.
— Знаю, но это касается тебя и Хрэдил. Я могу поговорить с ней, если хочешь, закон не настолько точен, чтобы оговаривать, с какими семьями девушка может иметь брачные отношения, с какими нет. Это можно решить. Но все зависит от Хрэдил.
— Ты не понял. Ты Глава Семьи, и это дает тебе право регистрировать браки. Я прошу тебя сделать это. Элжбета здесь. В поезде.
— Этого не может быть!
— Это именно так. И что ты станешь делать?
— Хрэдил никогда бы этого не допустила.
— Хрэдил тут нет, она не может запретить. Так что думай сам, если ты решишься, обратного пути не будет. А та злая старуха ничего тебе сделать не сможет.
— Это не так. Есть закон…
Ян с отвращением сплюнул, растер плевок подошвой.
— Это ваш закон. Но он же придуман, как ты не понимаешь! На Земле нет ни Семей, ни Глав, нет браков между группами избранных. Ваши так называемые законы специально изобрели наемные антропологи. Общество порядка. Они рылись в учебниках, складывал воедино клочки и обломки исчезнувших существ, и создали структуру, при которой население сохранится послушным, трудолюбивым, исполнительным, и — глупым.
Семенов не знал — удивляться или сердиться. Он недоверчиво покачал головой с видом физика, узнавшего, что под сомнение поставлен закон сохранения энергии.
— Как ты можешь так говорить? Прежде ничего подобного я от тебя не слышал.
— Разумеется. Это было бы самоубийством. Хейн был полицейским шпионом, помимо прочих своих обязанностей. По прибытии кораблей он доложил бы обо всем сказанном мною, и я погиб бы немедленно. Но раз корабли та не приходят, это становится неважным. Все меняется. Я могу рассказать тебе о милой старой Земле…
— Я больше не стану выслушивать ложь.
— Правду, Семенов. Впервые в твоей жизни. Позволь, я расскажу тебе о культурах. Их создало человечество. Они искусственны. Они изобретены точно также, как колесо. Все они различны, поступки одной сильно отличаются от поступков другой, если это нужно для выживания, но теперь все это — история.
На Земле осталось ныне только два класса — правящие и подданные. Для любого, кто пытается что-то изменить, предусмотрена быстрая смерть. Это законченное и монолитное общество переместилось даже на звезды. На все сытые благополучные миры, открытые человечеством. Но не на все планеты, а лишь на удобные. Когда требуется заселить неудобную планету, наподобие этой, тогда приходит время призвать профессоров и дать им задачу, дабы они обеспечили их стабильной и послушной культурой. Поскольку любые проблемы, могут понизить выработку продуктов, а им нужно много питательной и дешевой еды. Пусть это будет такая милая, незаметная культура, потому что фермеры будут глупы и смогут лишь делать свое дело. Но потребуется и техническое искусство, а это надо принять в расчет. Вот так: кусочек оттуда, кусочек отсюда, отбор, селекция, балансировка — и Бета Эридана III — ваша. Спокойные деловитые фермеры, проживающие свой век в рабстве и отупении.
— Прекрати, я не желаю больше выслушивать ложь! — Семенов был потрясен.
— Чего ради я стану лгать? Если корабли не придут, мы в любом случае погибнем. Но до тех пор я буду жить как подобает человеку, а не безмолвному роботу, как вы все. У вас. конечно, есть хорошее оправдание, вас поработила глупость, невежество. Я же был порабощен страхом. За моими действиями следили, я уверен в этом. Пока я стоял в шеренге и не причинял хлопот, со мной был полный порядок. Многие годы со мной было все в порядке. Как и здесь до сих пор. Планета заключения — вот что такое для меня Халвмерк. Они не могли недооценивать моих навыков. Все те годы и деньги, вложенные в мое образование, нельзя было выбрасывать на ветер. И меня отправили сюда, где нашлось применение моим способностям. Подчиняясь строгим инструкциям, я бы мирно жил-проживал свои дни и не причинял бы хлопот. Но если бы я сказал хоть слово о том, какова на этой планете жизнь в действительности, это значило бы, что я погиб. Так что я мертв, Семенов, понимаешь ты это? Если корабли не придут, я умру. Если они придут, то достаточно шепнуть словечко тем людям, которые прилетят на них — и я умру. Потому я отдаюсь в твои руки и делаю это по старейшей на свете причине. Любовь. Пожалей нас, Семенов, это все, что от тебя требуется.
— Ты говоришь совершенно немыслимые вещи, Ян. — Семенов сомкнул кисти рук. — Не знаю, что и думать. Наедине с собой я задаю порой кое-какие вопросы, но больше мне спрашивать некого. Хотя в книгах по истории все хорошо объяснено…
— Исторические книги — не более чем бездарные литературные подделки.
— Ян, — последовал треск статики, сквозь который пробился голос Ли Сяо. — Ян, тут небольшая проблема. С одного из танков соскочила гусеница. Мы съехали на обочину и занялись починкой. Через несколько минут ты подъедешь к нам.
— Спасибо. Я займусь танком.
Семенов сидел, храня глубокое молчание, и когда Ян выходил, даже не заметил его ухода. Когда впереди показались два остановившихся танка, движитель притормозил. Ян прикинул расстояние.
— Притормози до десяти километров, — сказал он. — Когда будешь проходить мимо, я спрыгну.
Он открыл дверь навстречу порыву разогретого воздуха.
«В следующий раз, пожалуй, потребуется костюм с охлаждением», — подумал он, нагнулся к нижней скобе и повис на ней, затем отцепился и побежал, отрываясь от движителя, который тут же прибавил скорость.
Ли Сяо и два механика растянули лопнувшую гусеницу на скальной поверхности и выбивали кувалдой из поврежденной секции скрепляющий штырь.
— Раскололось звено, — пояснил Ли Сяо. — Отремонтировать невозможно. Металл кристаллизовался, это видно по излому.
— Чудесно. — Ян царапнул ногтем шершавый металл. — Поставьте запасное.
— Запасных нет. Все пошли в дело. Но можно снять с другого танка…
— Нет. Этого мы делать не будем. — Он посмотрел на небо. «Начинается, — подумал он. — Корабли не приходят, вещи изнашиваются, замены нет. Вот один из путей, ведущих в концу.» — Оставьте танк здесь, и будем догонять остальных.
— Но нельзя же его так оставить.
— Почему? Если мы растранжирим детали сейчас, что мы будем делать, когда произойдет следующая поломка? Мы оставим его и поедем дальше. А когда придут корабли, пригоним обратно.
Всего несколько минут потребовалось, чтобы забрать немногие личные вещи и запереть люк. В молчании они пересели на другой танк и стали набирать скорость, догоняя ушедшие поезда. И тут по радио заговорил Семенов.
— Я как следует обдумал наш разговор.
— Я надеялся на это, Иван.
— Я бы хотел потолковать — ты знаешь с кем, прежде чем решу. Ты понимаешь?
— Естественно. Иначе нельзя.
— Потом я хочу поговорить в тобой, у меня есть вопросы. Не могу сказать, что согласен с тобой, по крайней мере, во всем. Но, думаю, я решусь сделать то, о чем ты просишь.
Водитель танка подскочил, вцепившись в баранку так, что танк дернулся — настолько неожиданным был раздавшийся торжествующий крик.
Инженеры, строившие Дорогу, должно быть, получали огромное удовольствие от покорения природы самыми немыслимыми путями. Эта великая гряда гор, обозначенная на карге просто «Хребет 32-БЛ», могла быть пробита самыми различными способами. Можно было соорудить длинный туннель, выводящий к меньшим береговым грядам, где строительство было уже делом не сложным. Но такое легкое решение конструкторов не устраивало. Вместо этого Дорога поднималась длинными и широкими петлями, чуть ли до вершины гряды — да она и шла по вершинам, срезанным вершинам менее высоких гор в ряде. Так она и шла, прорываясь от пика к пику через высверленные напрямик туннели. Щебень из туннелей применялся для заполнения промежуточных долин, где его сплавляли в твердую породу. Энергия, затрачиваемая на это, было дорогостоящей, но не бесполезной. Ценой ей была Дорога — монумент искусству и смелости строителей.
У входа в туннель, пробитый сквозь высочайшую гору, находился огромный выровненный участок. Строители несомненно использовали его для стоянки своих автомобилей-гигантов. Некоторые представления об их величине мог дать тот факт, что все поезда, движители и машины могли разместиться здесь одновременно. Это было излюбленное место привала: тут можно было производить ремонт и обслуживание поездов, имелась возможность поразмяться после бесконечных дней, проведенных в машинах.