— Да. Но могу добавить лишь одно. Мы всего на час опережаем немецкие самолеты. Вот почему мы оттягивали вылет. Точное время очень важно, поскольку мы летим без связи с землей. Отныне действует только расписание. Поэтому предлагаю отдохнуть, пока есть возможность.
Темная карта Африки медленно проплывала под ними. Большинство людей спали на откидных койках, только пилоты были настороже и следили за приборами, контролируя действия автопилота. Генерал Блонштейн, сам опытный летчик, сидел в пилотском кресле ведущего самолета. С этой высоты он ясно видел черноту Атлантического океана, сменившего тусклые марокканские пустыни. Зашуршал приемник.
— Рабатская башня вызывает Воздушные Силы четыре семь пять. Вы слышите меня?
— Воздушные Силы четыре семь пять. Я слышу вас, Рабатская башня.
Радиоконтакт был всего лишь формальностью. Наземная станция уже включила, полностью, автоматически, автоответчики каждого самолета, и они выдавали теперь записанную заранее информацию и коды, свой — чужой, а также место назначения.
— Регистрируем ваш курса на Азоры, — сказало радио. Затем послышалось какое-то бормотание. — Вы опережаете на пятьдесят девять и пять девятых минуты график полета.
— Сильные ветры, — спокойной сказал Блонштейн.
— Вас понял, Воздушные Силы. Конец связи.
Были на Земле и другие уши, которые внимательно следили за этой частотой. Скрываясь в тени деревьев, неподалеку от берега застыл человек в бурнусе. Вдоль скоростной автострады стояли столбы высоковольтной линии. Человек внимательно прислушивался к беседе, хмурясь, если отдельные слова глушили статические разряды. Он подождал несколько секунд, чтобы убедиться, что передача закончена. Больше ничего не было слышно. Он кивнул и нагнулся, чтобы нажать на кнопку коробки, лежавшей у его ног.
Яркая вспышка осветила ночное небо; через несколько мгновений он услышал звук взрыва. Один из пилотов Двадцатитысячевольтной линии стал все быстрее клониться к земле, затем глухо ударился о нее. Последовала красочная вспышка крупных искр, и они быстро погасли.
А вместе с ними погасла половина лама в Рабате. И неудивительно, что на станции радиослежения тоже произошло замыкание.
Дежурный штат аэропорта Кру дель Люц в это время звучно храпел. Очень немногие самолеты останавливались для дозаправки на Азорах, поэтому ночью обычно можно было спать до рассвета. Кому-то, может и полагалось следить за сигнальным устройством, но это было не так уж важно. Радио обычно будило всех.
Так было и на этот раз. Голос из громкоговорителя выдернул капитана Сармиенто из глубокого сна. Он соскочил с койки и, ругаясь, метался по станции контроля, пока не нашел выключатель.
— Кру дель Люц, — сказал он. — Слушаю. — Голос хрипел спросонья, он откашлялся и сплюнул в мусорную корзину, нашаривая на столе распечатки.
— Воздушные Силы четыре семь пять, просим посадки.
Пальцы Сармиенто нашли на столе бумагу. Да, та самая.
— Для вас подготовлена первая полоса. Я прослежу, чтобы вас поставили на посадочный контроль. — Он моргнул, уставясь на цифру в распечатке, затем взглянул на часы. — Воздушные Силы, вы опережаете полетное время приблизительно на час,
— Попутные ветры, — последовал короткий ответ.
Сармиенто устало рухнул в кресло и с омерзением посмотрел на всю сонную, спотыкающуюся команду, которая начала собираться на станции. — Сучьи дети! Сейчас большая заправка, наверно самое важное боевое задание за шесть месяцев, а вы дрыхнете, как свиньи в лужах!
Пока техники, позевывая, приступали к своим обязанностям, капитан Сармиенто с энтузиазмом продолжал в той же манере. Работа у них была непыльная, и они спешили, не желая ее лишиться.
Вдоль полосы загорелись огни, и пожарная машина помчалась в дальний конец. В темноте вспыхнули лучи прожекторов, и первый раз прибывших лайнеров, грохоча, коснулся поверхности полосы. Один за другим садились самолеты, и уже на земле автоматы вели их к точкам заправки. Вся операция контролировалась компьютером. В надлежащем месте были выключены двигатели и поставлены тормоза. Над каждым заправочным колодцем высилась телевизионная камера и смотрела в отверстие резервуара под крылом. Механическая рука плавно снимала крышку, вставляла шланг, и включала насос. В каждом баке датчика следили, чтобы не было недолива или перелива. Пока шла эта механическая возня, самолеты оставались темными и безмолвными, наглухо задраенными. Кроме корабля командующего. В нем отрылся люк, был спущен трап. Человек в форме сошел на землю и спокойно пошел вдоль заправочных станций. Один из колодцев чем-то привлек его внимание, он подошел и склонился над ним. Башня находилась у него за спиной, лицо и грудь были в тени, и сверток, выскользнувший из кителя, упал в колодец незамеченным. Человек выпрямился, поправил форму и пошел к освещенной башне контроля.
Сармиенто, моргая, уставился на офицера и почувствовал легкий стыд за свою неряшливость. Черная форма на госте была отутюжена и безукоризненно чиста, пуговицы сияли золотом. На шее висел мальтийский крест, на груди — ордена, один глаз закрыт моноклем. Сармиенто смущенно встал.
— Шпрехен зи дойч? — спросил гость.
— Прошу прощенья, сэр, но я не понимаю.
Офицер скупо улыбнулся, затем продолжал на португальском с сильным акцентом:
— Я пришел подписать квитанцию.
— Да, пожалуйста. — Сармиенто махнул в сторону компьютерного банка. — Но это невозможно, пока не завершится дозаправка.
Офицер коротко кивнул и стал вышагивать взад-вперед по станции. Сармиенто нашел себе важную работу. Когда зазвенел звонок и заполненная форму выскочила из паза, оба повернулись.
— Здесь и здесь, пожалуйста, — сказал Сармиенто, показывая нужные места и даже не глядя на бумагу. — Большое спасибо. — Он оторвал нижнюю часть квитанции, вручил ее, и с радостью проследил, как гость поворачивается и шагает к поджидающему его самолету. Только когда он оказался на борту, Сармиенто взглянул на формуляр. Странные имена бывают у иностранцев. Трудно прочитать угловатые буквы… Похоже, Фикельгрубер… Адольф Шикельгрубер.
Торопливые руки втащили офицера в люк.
— Сколько времени? — спросил он требовательно.
— Еще около двадцати восьми минут. Мы будем в воздухе прежде, чем они установят радиоконтакт.
— Немцы могут опаздывать…
— Но могут и опережать график, если наши попутные потоки существуют в действительности.
Первые самолеты уже покинули полосу и растворились в небе. Последним взлетел самолет командующего. Но вместо того, чтобы выйти на курс, он совершил широкий круг над океаном и вернулся к аэродрому.
— Пожарная машина уже возвращается в гараж, — заметил кто-то, когда они на небольшой высоте летели над полосой.
— А остальные люди на станции. Впрочем, один стоит в дверях, машет нам, — сказал генерал Блонштейн. — Помигайте им на прощание огнями. — Они полетели над океаном к западу. Блонштейн прижал к голове телефон и молил Бога дать им еще немного времени. Все в порядке, никаких посторонних вызовов.
— Достаточно. — Он поднял красную крышку, и нажал на кнопку.
Сармиенто услышал глухой удар и, взглянул в окно, увидел взлетающий в небо столб пламени. Ярко горело авиационное топливо. Повсюду звучала тревога, трещали принтеры, радио громко выкрикивало заранее подготовленные аварийные команды.
Германские десантные транспорты как раз пролетали над африканским побережьем, когда пилоты получили сообщение.
— Новый курс, приказал командир, набирая карту на экране, — у них какое-то происшествие, они не вдаются в подробности. Что ж, полетим в Мадрид
Командир думал о количестве топлива в баках и о новом направлении. О том, чтобы запросить аэропорт Кру Дель Люца он не подумал. Теперь это его не касалось. А следовательно, встревоженный, расстроенный и испуганный капитан Сармиенто был избавлен от еще одной проблемы — мучительно гадать, каким образом в одну ночь, под одними кодовыми обозначениями и по одному предписанию могли лететь две разные эскадрильи.
— Ну, вот, полдела сделано, — сказал с удовлетворением адмирал Скугаард, когда обломки вражеского флота исчезли позади. Все идет гораздо удачнее, чем я надеялся. У нас вышло ничуть не хуже, чем у Нельсона при Трафальгаре — даже лучше, если учесть тот факт, что я остался жив. И мы не получили ни одной царапины, если не считать сломанной ноги у техника, которому на ногу упало твое ядро. Коррекция курса?
— Рассчитывается, сэр, — сказал оператор. — Двигатели включатся чуть больше, чем через четыре минуты.
— Замечательно. Как только выйдем на новый курс, пусть наблюдатели поднимутся и пообедают. Привилегия ранга — я буду обедать сейчас. Составишь компанию?
Пожалуй, еда — это последнее, о чем сейчас мог думать Ян. Не так как напряжение последних часов спало, он понял, что со времени предыдущей трапезы прошло довольно много времени.
— Не откажусь, адмирал.
Стол был уже накрыт, когда они вошли в апартаменты адмирала, и шеф-повар самолично ставил на скатерть последние блюда. Адмирал и повар обменялись несколькими замечаниями на непонятном и гортанном языке, посмеявшимся над шутками.
— «Смергасборд», — удивился Ян, широко раскрыв глаза. — Я не видел его с тех пор… даже не помню, с каких именно.
— «Стор коод борд», — поправил адмирал Скугаард. — Шведское название более широко известно, но это не одно и тоже. Мы датчане, любим свою кухню. Я всегда отправляюсь в плавание с полным погребом. Сейчас, к сожалению, он пустеет. Не мешало бы нам побыстрее выиграть эту войну! За победу!
Они чокнулись рюмками холодной водки и осушили их одним глотком. Шеф вновь подлил из бутылки, которая охлаждалась тут же, в ведерке со льдом. Густо намазанный маслом ржаной хлеб был выложен на блюда высокой «елочкой». Холодное мясо с тертым хреном, икра с яйцами всмятку, и так далее, и тому подобное, и все это заливается бутылками холодного датского пива. Они ели с аппетитом победителей — да еще и выживших к тому же. Побеждая врага, они продлевали на какое-то время собственное существование. Ешь, пей — утро вечера мудренее.