Отказать Вите Балашов не мог, тот и так для него расстарался во всю ширь его натуры, а все возражения отбивал одним-единственным аргументом:
– Когда на стол кладут с аппендицитом, не надо делать больному рентген. Резать надо, пока не поздно, резать!
– Витя, да почему я? Пригласи твоего «чеченца», Миронова. Он нормальных консультантов помоложе найдет. А я с Логиновым поговорю.
– Игорь, дорогой! А книгу ты тоже его фамилией подпишешь? Нет, нет, давай-ка резать. А экспертов – знаю я этих экспертов на телевидение. Там эта, Масюк будет, военнослужащие какие-то, вроде твоих бойцов. Ну и кавказцы. Как сейчас у нас говорят остряки-мерзавцы, ЛКН. Нет, резать и только резать. В пятницу прямой эфир. Ну, почти прямой. Так что трезвость, трезвость, и еще раз выпить. Ну, ради всего святого. Есть у тебя святое? Мерзавец, циник, я так и думал. Тогда ради меня. Пятьдесят грамм для разгона – их ведь не запрещал даже строгий доктор Боткин. Вот у тебя как раз коньяк уже разлит.
Балашов выступил. От юпитеров было жарко, под гримом кожа на лбу чесалась и стягивалась, как глина. Он старался говорить как можно меньше и просидел с задумчивым видом два часа. За него сполна наговорились другие. Те спорили до хрипоты, эксперты важно качали головами, но почему-то в конце вышло так, что все остались им очень довольны, жали руку, хвалили книгу, о которой, оказывается, были наслышаны, выражали радость, что, наконец-то, появился серьезный автор, способный осознать, разобраться, увидеть суть… Честолюбия писательского эти хвалы не потешили, но хоть Витя остался доволен. А там и Машенька появилась, приехала на такси среди ночи с «абсолютной» водкой, икрой и цветком голландской голубой розы на длиннющей ножке. Роза была выше Маши, и обе подружки благоухали нежным ароматом.
– Поздравляю с днем рождения, спутник!
Игорь хоть и не ложился спать, а работал с рукописью, но решил, что либо он спросонья чего не понял, либо подруга его сошла с ума.
– Спасибо, проходи. Но у меня в феврале…
– Это по европейскому календарю, Игорек. А сегодня – аккуратно по афганскому. Надеюсь на твою долгую и здоровую интеллектуальную и половую зрелость. Дай-ка я тебя чмокну в лобик, малыш, нагнись…
Маша у Игоря надолго не задержалась, упорхнула через пару дней работать, но оставила на его губах вкус тонкий, манящий то ли желанием, то ли невозможностью его окончательного исполнения, непресыщенностью. Вкус, напомнивший о ночи их знакомства…Игорь не удерживал ее, чувствовал, что не надо, нельзя это состояние неуловимого баланса меж ними перегружать, но отчего-то пришел к уверенности, что придет пресловутый Новый год и в его отношеиях с Машей также произойдет нечто важное…
Но тут на Балашова наехали. Наехали не круто, спокойно, даже, можно сказать, интеллигентно.
– Господин Балашов? С вами говорят из телевизионного агентства «Триплекс». Не могли бы вы назначить нам время для короткой деловой встречи? – обратились к Игорю глубоким, проникновенным женским голосом.
– Зачем это? Я же не актер, не режиссер. Никита Михалков по другому номеру.
– С Михалковым мы уже встречались. А к вам у нас предложение маленькое. Я к вам подъеду с моей коллегой юристом буквально на пять минут. Вопрос об авторских правах. Простой, но деликатный. Интеллигентным людям им нельзя пренебрегать. И некоторые ваши знакомые задействованы. Так что хотелось бы сперва с вами. Если вас юрист смущает, я могу одна ввести в курс дела.
Балашов ничего не понял, но согласился. Пусть одна приедет. Что она с ним страшного сделает? Триплекс, триплекс. Что такое триплекс? Он собрался полезть в словарь иностранных слов, да за делами позабыл.
Девушка из «Триплекса» оказалась красивой, но не столь томной, как уже выстроил по голосу ее образ Балашов. Что-то в ней было откровенное, явное, не вполне женское. Она прошла в сапогах в комнату, отказалась от кофе и чая и принялась рассматривать стены, картины, мебель, провела ноготком по пыльным корешкам книг. Потом приступила к Балашову.
– Игорь Валентинович, вы писатель реальный, вы легко въедете, то есть типа поймете. Наша фирма помогает тем нашим интеллигентам, кто сумел найти себя на Западе. (Слово «интеллигентам», так заманчиво прозвучавшее по телефону, в личном исполнении вышло не столь складно, было в нем какое-то с ней несоответствие. В типе лица, что ли?)
– В каком смысле помогаете?
– А в том смысле, что Запад платит реальные деньги, а у нас ведь знаете как… Бандиты, мафия, отморозки всякие лютые. А мы гарантируем очень спокойную творческую жизнь.
– Вы гарантируете? – Балашов подошел к девушке и посмотрел на нее сверху вниз. Та глядела на него без робости, но в ее калмыцких рысьих глазках впервые вспыхнул желтый огонек.
– Не я, конечно. Наши юристы. Они заключают выгодные для вас контракты. За умеренную плату.
– То есть вы – крыша?
– Мы – фирма. К нам стоит обращаться, чтобы не пришлось искать крыши. Да, а у вас скромно, но уютно. И книги старые. Мне нравится. Симпатично.
– И каковы ваши условия? Это так, из спортивного интереса.
– Из спортивного не надо. Надо из практического. На самом деле существуют три рабочие схемы, Игорь Валентинович. Схема одного взноса, схема контракта с процентами, ну и наконец доля в авторских правах. Сейчас многие творческие по третьей схеме проходят. Но вам я рекомендую первую. У вас немцы. И вам, и нам проще будет.
– Хорошо, Марина, а если все же из спортивного? Если у интеллигентного человека окажется своя крыша над головой?
– Вы знаете, тут все от денег и от ума зависит. Очень солидная в этом случае должна быть у интеллигентного мужчины крыша. Нигде не подтекать. А такое у творческих редко. И потом у вас конкретно и компаньонша имеется, о ней тоже заботиться надо. Понимаете?
Балашов был близок к тому, чтобы выйти из себя, но перед наглой этой девицей чувствовал себя беспомощным. Не выкинешь же ее за шкирку. Интеллигентность.
– Вы не волнуйтесь так. Цены у нас умеренные, а гарантии – стопроцентные. Честно. У нас юристы такие работают – ну весь кодекс наизусть расскажут. Хоть по-русски, хоть по-германски.
Игорь собрался:
– Так, девушка, вы мне визиточку вашу оставьте, а я со своими юристами посоветуюсь. Как посоветуюсь, так сразу перезвоню. Договорились?
– Мы вам сами перезвоним. Завтра же. А визитки у меня с собой нету. Все визитки раздала, работаю напряженно. В следующий раз обязательно.
– Набатову, наверное, оставили, на него хватило?
– Кому?
– Набатову. Это актер такой, в боевиках играет голливудских. Вы с ним контракта не заключали? Упустили?
– А-а, Набатов… По-моему, у нас с ним работают. В плане стоит. Актеры у нас в первом квартале.
– Ну, тогда все хорошо, Марина. Тогда у нас с вами все хорошо. Плановое хозяйство – это вам не Дикий Запад. Звоните.
– Позвоним. Без ваших юристов мы с вами могли бы так славно подружиться, Игорь Валентинович. Я думала, вы старше, а вы – совсем ничего себе…
Она нахально провела тем же запылившимся коготком Игорю по подбородку и исчезла.
Балашов помыл лицо с мылом. Мыло пахло свежим яблоком и напоминало о лете, об июне. В июне не было еще ни немцев, ни бандитов…
С юристами все было на самом деле не просто. Очень не хотелось звонить с такой просьбой Миронову. Нет, хватит уже спецопераций на высшем государственном уровне. С другой стороны, Логинов, к которому он обратился за первым советом, его не успокоил:
– Лучше заплатить раз. Зачем тебе головная боль? Хочешь, я приеду, вместе о цене будем договариваться?
Но девчонке этой Игорь платить не хотел. А уж Логинова снова выставлять на передовую… Нет, теперь уж он сам. Он уже большой мальчик. Балашов позвонил Рафу. С Шарифом у него сложились свои отношения, даже взаимная симпатия. В отличие от того же Кошкина, Раф не проявил интереса к его роли биографа в «их» истории, зато отнесся серьезно к участию писателя в деле Картье. Игорь успел оценить и причудливую порой точность Шарифа в воспоминаниях и оценках, когда, следуя совету Миронова, пару раз звонил ради уточнения того или другого эпизода в рукописи. А Раф, выслушивая очередной вопрос, приступал к комментарию с присказки: «Хорошо, что Пушкин, трудясь над «Капитанской дочкой», не мог советоваться с Емелей Пугачевым». Игоря эта присказка успокаивала и воодушевляла…
Но на сей раз Шарифулин Пушкина не вспоминал.
– «Триплекс», «Триплекс». Не слыхал. Пробьем по компьютеру. Так и сказала, юристы грамотные? Да, наверное, лица с уголовным прошлым и будущим. Сейчас у нас «по понятиям» образованнее нет. А хоть симпатичная? Да? Ну и что, сохранил верность боевой подруге? Проявил нордический характер? Молодец. А то потом на докторов весь остаток немецкий потратишь. И шантаж не исключен – скажут, надругался над невинной коварный разнузданный интеллигент. И еще обоснуют: творчество, оно границы морали подвергает сомнению, релятивирует. Смывает, как море песок. Потому особая склонность к растлению, вообще свойственная человекам, у творческих неожиданно наружу попереть может. Так что тут тщательность нужна, молодец. Позвонят – назначай на среду, на три часа. Я подъеду – интеллигентно и разберемся. Где? Да хоть «Парижская жизнь». Там днем густота народонаселения невысокая, Петровка опять же напротив. Если пальба пойдет, статистов умеренно покосит. Шучу. Все, твори свои сказки Шехерезады.
– Раф, вы только Андрею Андреичу пока не говорите. Он сам сейчас с Машей работает, зачем ее волновать.
– Понимаю, – согласился Шариф, – заметем. Только ты зря Миронова сторониться стал. Он тебя, можно сказать, как сына. У него же идея воспроизводства…
– Вот именно потому…
– Понятно. Я сам себя иногда боюсь… Понятно, что нормальные люди нашей любви сторонятся. Но ты же тоже не совсем «того», ты же, как и я в былые годы, по молодости, философии хочешь? Значит, по большому счету, все равно. Мысль в нас, в неприкасаемых, та же теплится, только, может быть, в отрицании.