– Мы? Мы же давно предупреждали, что пора Тараки поддерживать. Это вы на тормоза двумя ногами жали! А у нас на каждую часть своих глаз нет. Агентура на местах – ваша работа!
Паны наверху спорили недолго, поскольку по всему выходило: правы были сбежавшие министры, положение Амина в армии оказалось шатким, так что если продолжать выжидать, то не ровен час начнется и в самом Кабуле такая смута, что вообще не на кого будет потом опереться в стратегически важной стране. А то, что с каждым днем она все «важнела и важнела», в один голос говорили сотрудники тех отделов обеих служб, что работали по Штатам и по Ирану.
Попасть под двойной удар американцев в Иране и в Афгане, проспать южные рубежи на глазах у всего прогрессивного мира, и так давно уже ждущего от сверхдержавы движения крутыми плечами, – это не просто поражение, это хуже. Это проявление слабости, а его перед лицом пролетариата планеты, все еще с надеждой смотрящего на СССР, допускать было никак нельзя. Один осторожный Громыхо еще сомневался. Сомневался и покусывал тонкие губы до тех пор, пока не легла на стол маленькая, с виду пустяковая бумажка. Смешная, по сути, бумажка. Может быть, президент США Картер и посмеялся бы над подобной справкой, но вот кремлевским старцам она забавной не показалась.
А возникла бумажка так. Аминовская авиация, бомбя партизан на севере, случайно промахнулась да и залетела через Амударью к соседям-узбекам – много ли надо, не велика речка. Вот им, узбекам, летуны и скинули пару своих подарков. Пострадала школа – бог мой, какая там, в приграничье, школа! – ранило учительницу, напугались детишки. Но это еще не история, это дело обычное, война есть война. История началась потом, и даже не тогда, когда новый советский посол Шакиров заявил протест, а тогда, когда племянник Амина сказал в сердцах озабоченному и рассерженному председателю на закрытом военном совете: «Да плюнь ты, дядя, на этих старперов. Они и так уже из ума выжили. Хватит с ними сюсюкаться, сами управимся».
Несмотря на всю келейность военного совета, через день стенограмма с высказыванием нового молодого начальника КАМа легла на стол начальника СВР. Вот после этого «геологи» и получили долгожданную инструкцию и занялись понятной работой: потихонечку стали изучать подходы ко дворцу и к другим важным госучреждениям. Ну и заодно, с помощью Ларионова и его коллег, вникали в обычаи дружественной страны, в структуру и персоналии армейской и партийной верхушек, в причудливые, изменчивые, как облака, фигурные рисунки групп, образуемых противниками и сторонниками режима.
Склонный к рассуждениям Курков попал в аналитическую группу, занимавшуюся, как ее называли, «правомусульманской» оппозицией. Туда же он потянул и Рафа – не без дальней мысли: если приведется перейти от аналитики к практике, то лучшего оперативного сотрудника не найти. Шарифулин согласился сразу, только посмотрел, прищурившись, куда-то за спину Куркова и спросил:
– Алексеич, а ты Коран в руках держал?
И, получив в ответ ожидаемое: «Нет, зато «Сказки Шехерезады» все тысячу и одну штуку могу рассказать», – загадочно и коротко улыбнулся.
– Ты, наверное, буддист, Алексеич.
– Почему? – даже обиделся Курков, заподозрив подвох.
– Потому что на атеиста ты не похож, а из других только буддисты такие пофигисты.
Что такое детектив и чем он отличается, скажем, от исторического романа? Неужели тем, что один – вымысел, а другой – нет? Дудки, искусство не знает правды, а история – истины. И все-таки…
Ну, например, так: в Нью-Йорке за жестокое убийство осужден подросток-пуэрториканец. Жертва преступления – его собственный отец. Улица, ножички-стилеты. Бьет, мерзавец, смертным боем пьянчужку-мать. Вот папаша с сыном о воспитании и поспорили. Перо в бок, дело обычное, ясное. Там и свидетель имеется: сосед-инвалид даже крик отрока «убью!» слышал и звук грузно упавшего тела. Инвалиды, они такие, внимательные. Для истории все ясно – эпизод отснят, помещен в архив, теперь следующий кадр, пожалуйста. Для истории юноша типичен и не интересен – разве что, выйдя из тюрьмы, он превратится в матерого знаменитого киллера или тронется мозгами и положит в отместку обществу неограниченных возможностей очередного президента США – у них это принято так, с президентами…
Детектив – дело другое. Тут мы знаем, что очевидность факта – лишь подачка, крючок, и вот уже двенадцать присяжных-пристяжных, запертые в душной потной комнате, начинают тягучую канитель вокруг мелочи, догадки – кто-то обращает внимание, что под окнами дома проходит подземка и шум поезда, как раз проносившегося мимо в момент убийства, заглушил бы любой крик: инвалид не мог ни услышать падения тела, ни узнать голос соседа. И вот разворачивается не история, вот уже разлетается страничками лихой детектив.
Или так: Алексей Алексеевич Курков отправляется в свой уже привычный путь к индусу, в манящую его оружейную лавку, где Алексеича и встречает, совершенно случайно встречает господин Пит. После тяжких раздумий, после мистической пропажи любимой ложки, в чем резидент американской разведки видит тайный знак своей долгой судьбы, во благо своей страны и вопреки хитроумным планам молодых-зеленых коллег из Лэнгли он решается намекнуть Советам на готовящуюся ловушку. В лавке происходит ни к чему ни обязывающий разговор двух умных разведчиков. Курков, маленький офицер «Зенита», не решается доложить начальству и начинает сам распутывать завязавшийся на его шнурке узелок истории. Ему, естественно, мешают: индус оказывается агентом англичан, Пита опускают на дно тинистого Кабула с камнем на худой морщинистой шее, на Куркова открывается охота, засады ставят и чужие, и нашенские «ястребы», но Раф спасает его ценой своей колючей невыбритой жизни. В конце концов Алексеич находит лазейку к самому Крюкову, и советское руководство, поверив Питу и осознав, что Амин – не американский шпион и что США блефуют и лишь провоцируют основного противника, в последний миг останавливает операцию.
Корпус генерала Павловского не растекается зеленой рекой за Пяндж и дальше, до самой иранской границы, и не сливается через мятый червонец лет грязными струйками наркоманов и по-своему готовых уже к мирной жизни мародеров и бандюганов через ржавую трубу Термеза обратно на родину. Спецподразделения КГБ не штурмуют президентский дворец и не забрасывают «Главного» в его логове гранатами, а партизаны Ахмадшаха Масуда и других моджахеддинов на годы делят страну с Хафизуллой Амином – здесь детектив заканчивается.
Правда, ничто не мешает сразу же начаться другому – как сейчас принято, политическому детективному сериалу. Тем более что все в этом мире так тесно взаимосвязано, что даже жутко. Например, следующий сюжет. Европа успокоилась, на Востоке прошла перестройка, Запад уже мало волнует холодная война, а куда больше – каспийская нефть и сыплющийся неотвратимой песчаной массой из Афганистана белый душистый порошок. Россию, конечно, тоже беспокоит Афган, где готовятся петлять в чеченских горах бородатые воины ислама. Генерал Алексей Алексеич Курков проводит спецоперацию по перехвату группы боевиков (информацию дала старая добрая и, конечно, дружественная индийская разведка, очень внимательно относящаяся к движению «Талибан» и уже познавшая, каково биться в горной войне с наемниками ислама в Каргиле, где тех же боевых ребят опробовал в качестве ударной силы Пакистан). Но это лирика, хотя и лирику можно вкусной сделать – скажем, данные были получены через того самого индуса из лавки, а точнее, через одного из его сыновей. Старик-то сам умер, а дело свое тонкое, тайное и ответственное отпрыскам передал. С сыновьями тоже может порезвиться писатель, закрутить интригу. Скажем, младшего вербуют паки – но это уже к главному сюжету прямого отношения не имеет. Хотя как знать, как знать. В детективе мелочь – гвоздь программы. Ну, к примеру, открытое английским шпионом окно, сквозняк, насморк – и Бородинская битва проиграна. Если, конечно, герой детектива – Наполеон…
Итак, краткое содержание предыдущих серий. Люди Куркова проводят спецоперацию, но кто-то предупреждает боевиков. Часть их уходит, растворяется в Ингушетии, зарывается в лагерях беженцев с головой. А оттуда, за копеечные уже деньги, через надежных людей, прямиком в Москву. С великой целью – грохнуть в сортире нового главного врага всего ислама. И, конечно, с легальными, чистыми паспортами. Однако опытные ребята генерала Куркова по-тихому «прессуют» пленных, приводя их в сговорчивость и в сознанку, а потом, идя по цепочке, находят в тайнике в горах остаток бланков-паспортов, которые афганцам не понадобились – в Москву теперь они попадут и так, за казенный кошт.
Но внимательный Алексеич замечает, что серия у паспортов одна. Он запускает розыск по Москве и области, чтобы найти скрывшихся от его строгого ока террористов. Однако и в розыске кто-то связан с «чеченцами», и сунувших нос в сложное дело «вымпеловцев» решают нейтрализовать – афганцы, помимо прочих радостей, везли доллары ментовским. А те ж не любят жить без зарплаты! Но и Алексеич – не лох, ментовским не очень верит, так что ФСБ по своим каналам тихонечко столицу шерстит.
Крутой сюжет раскручивается. Вот это, ребята, детектив! При некотором воображении читатель сам «вмиг дорисует остальное». Ну, а соли по вкусу. К истории же, увы, ни первый, ни второй сюжет, может быть, и похожий на правду, отношения не имеют. История – не папка следователя, факт и версия в ней – бумажки суть важные, но не главные. Факт – это дырка в швейцарском сыре. Без нее сыр – не сыр, да в ней самой вкуса нет.
История – это материя, что прячется меж фактами и версиями, словно мышь в норе. Она одна, а ходов много. Тем она и отлична от археологии, от науки факта. Вы идете по временам, словно берегом моря, перепрыгиваете с даты на дату, с валуна на валун над мелкой полоской прозрачной воды и стараетесь углядеть за вечной повторяемостью сюжетов, за свинцовой рябью – линию горизонта. История – единственный способ проверить теорию относительности и подвергнуть сомнению однородность времени: может быть, и впрямь вековая стрелка часов скользит не по кругу, может быть, и впрямь там, далеко впереди, ждет нас новый сюжет, новый человеческий скелет и характер?