Но Вася не сдавался.
– Но запах?! Нет, Лев Михалыч, я даже моей первой из мести такую вонь не рискнул бы привести. Да будь они хоть из ондатры выдублены! Это не дубленка, этим клопов морить. Афганцы ваши ни хрена выделывать не умеют, бараном на версту несет.
– Не бараном, а овцой, темень. Домой приеду, переложу их лимонными корками, и сделается тебе аромат, как у «Шанели».
– Ага, аромат. Будет ваша тетка в театре не как простая овца выхаживать, а как надушенная. Шашлык с лимончиком, грамотно.
– Был ты, Вася, босяк, как к нам пришел, босяком и остался. Не прибавилось в тебе ума. Этот шашлык в сортире в Столешниковом за два твоих оклада уйдет! Как саночки под горку покатит. Это тебе не барахло, что Алексей-чудак собирает. Как пионер – ребятам пример, металлолом тащит. Нумизмат. Во…
Медведев повертел пальцем у виска. Особенность Куркова вывозить всяческую бесполезную ерунду вместо стоящих вещей удивила и даже насторожила Михалыча еще во время совместной выездки к чешским товарищам, но сейчас странность эта усугубилась, приобрела, прямо сказать, нездоровую форму, потому что под курковской кроватью появился уже второй ящик, заполненный ржавыми кинжалами и кувшинами самой немыслимой формы. Михалычу было досадно от того, что очевидный заскок Куркова не вызывает у «молодых» никаких насмешек, в отличие от его разумных приобретений, являющихся надежным вложением командировочных афгани.
– Да как же вы эдакое богатство на родину повезете? Вон у Андреича часы золотые, все состояние в кармане уместится, а ваша овчинка, Лев Михалыч, ни в один транспортник не влезет. Придется караван верблюдов в Столешников отправлять…
– Ничего, вывезу, с тобой не поделюсь. Горлопан. Ты еще доживи до Москвы-то…
Настроение у Медведева от этого никчемушного разговора с Кошкиным испортилось безутешно. «Золотые. Еще поглядим, что это за золото». Сами по себе походы в дубленочные ряды особой радости ему не доставляли, уж больно странные типы ошивались там без дела, и в их присутствии хозяева лавок выглядели испуганными, теряли на время свой чудесный дар зазывания. Неприятные взгляды бросали на Медведева эти типы. Будь его воля, он давно прочистил бы эти ряды густой облавой да отправил бы всех таких молодчиков посидеть в комендатуре как минимум до победы мировой революции, а то и подольше. Да и вообще, честно говоря, не лежала у него, северянина, душа к Кабулу. Так что шел он в торговые ряды скорее как на работу, трудную и опасную. Но в одном Вася был прав: работа эта обрела бы окончательный смысл лишь тогда, когда дубленки, и впрямь пахнущие не розами, приземлились бы в его московской квартире. А для этого надо было выбраться из шумного, пестрящего в глазах города и меньше мелькать возле всяких басмачей-бородачей…
Вечером Медведев улучил момент, когда Курков был один, и подкатил к нему.
– Алексеич, ты это… Ты с посольскими на короткой, так сказать, ноге. Общаешься, так сказать. Может, кто из них в Союз возвращается? Не слыхал?
– В Союз? Сейчас многие отправятся, сам знаешь. Вот посол наш, голубь мира сизокрылый, уже отлетел душой и телом. А что тебе до посольских?
Михалыч помялся с ноги на ногу:
– Мне бы, так сказать, дубленки туда. Вес-то невелик. А то мы их здесь защищаем, понимаешь, пусть нам тоже что-нибудь полезное сделают… Как миркуешь?
– Нужен ты им, тем, которые отлетают. У них своего добра – полные закрома. Знаешь такое выражение – закрома родины? Я всегда удивлялся, что за закрома такие. А вот это они, видать, и есть. Ларионов рассказывал, как Голубев отлетал. Там одних ковров столько закатано, что всю брусчатку на Красной площади застелить можно. Квадратно-гнездовым – от ГУМА до Владимира Ильича.
– Ну так ему не все равно – дубленкой больше, дубленкой меньше? А потом посол – это посол. Может, кто попроще порожняком летит?
Курков рассмеялся:
– Из посольских? Порожняки гонять? Ты вон, военный человек, притом и специальный еще, а шкур себе понабрал на целый полковой обоз, будто под Москвой зимовать собрался. А дипломаты? У них же вся жизнь – одна зимовка, как у полярников.
Впрочем, видя расстройство Медведева, Курков все же решил утешить боевого товарища:
– А с чего ты, Лева, занервничал? Сам и отвезешь. Или ты тут навечно прописаться решил? Не дай бог, тьфу-тьфу.
– Типун тебе на язык, Алексей. Скажешь тоже. Что до меня… – Медведев быстро огляделся и перешел на полушепот. Он решил поделиться тем, что больше эвакуации дубленок тяготило сердце. – Что до меня, я бы хоть сегодня с этой жилплощади съехал. Толку от нас – во, только мишенями топчемся да духам этим глаза мозолим. То ли мы за, то ли мы против – я уж и сам не пойму. А басмачам и подавно невдомек, что мы за звери такие и зачем здесь прописались. Не по уму. Я Грише говорю, а он темнит, темнит… Может, и сам не знает, что тут к чему.
Медведев не знал, что Курков только днем говорил с Барсовым и тот, не для передачи, сообщил: со дня на день надо ожидать некоего приказа, и, похоже, приказ этот не очень придется по душе их другу Амину. Барсов просил пока не будоражить ребят, но поручил Алексею присматриваться к прибывающим новым «геологам» и «в уме» готовить из них диверсионные и штурмовые группы.
– Ты с Григорием поговори! – сообразил Курков. – Геологи, я имею в виду настоящие, уезжать собрались, а нам оставят часть своего оборудования. Может, ты им на освободившееся место шкуры своих мамонтов и впихнешь?
– Точно! – хлопнул себя по лбу Медведев. – А чего они уезжают? Нашли уже свои лазуриты?
– Да лазуритов здесь – как грязи. Только геологов на Саланге уже из калаша окучили. Вот они и решили – хватит землю копать, не ровен час сами в ней окажутся.
– Кто стрелял-то? Духи?
– А они не представились. Может, духи, а может, дехкане добрые свои лазуриты пожалели. Оно ведь всякое бывает, и конь поет, и дух летает… Восток – дело тонкое…
– Тонкое, тонкое. А возьмут, как думаешь?
– Ты пойди, говорю, у Гриши спроси, пусть старому товарищу по гражданской линии посодействует.
– И ты свои ножи подпихни. Они геологам как раз по профилю.
– Раста-ащат. А впрочем, чтоб два раза одну карету не запрягать… Если договоришься, то и я гостинец соберу. Лады?
– Угу. Опять ты, Алексей, со своей идеей да чужими руками. Ладно. Да, говорят, посылка тебе пришла. Из дому, что ли?
– Говорят, что кур доят, – усмехнулся Курков, – а мне точно пришла. Ну, чего кругами заходил, как медведь у пасеки? Так бы и сказал прямо, по-спецназовски: «Налейте, товарищ майор, водки, поиздержавшемуся на службе ветерану». А то геологи, овцы…
– Ну, налейте, товарищ майор, водки!
Настроение у Медведева выровнялось. «Бесценный в отряде человек Алексеич. Пусть и чудак…»
Барсов просьбы не позабыл. Начальник геологической партии, юморной черноглазый дядька, сам уже ставший похожим на афганца, намекнул, что кое-кто совсем не прочь будет прихватить в Москву вещички, поскольку еще с прошлого визита, кажется, эта «кое-кто» так и сохнет по одному из барсовских ребятишек к досаде своих парней. «Радистка Кэт», – подмигнул он и ловко прищелкнул языком. Барсову хотелось выяснить, кто же этот отрядный счастливчик («Как пить дать, Вася!»), но времени на праздное уже не было. «Привози завтра днем свою Кэт. С приданым. У нас и поженим. Нам аккурат горючего прислали», – на прощание сказал он. Но свадьбы уже не случилось.
Ближе к вечеру в советское общежитие строителей подбросили листок, на котором сносным почерком объяснялось, что не пройдет и суток, как все здание взлетит на воздух, если «товарищи» не уберутся восвояси. Наряд народной милиции опаздывал, саперы тоже – в городе стало совсем неспокойно, опускающаяся на Кабул ночная мгла потрескивала выстрелами.
Строители волновались, просили перевезти их в другое место, афганцы не успевали выделить эскорт, да и куда сейчас деть этих русских? Разве что в посольство согнать? По телефону добрались до нового советского посла Шакирова, тот принялся названивать военному советнику генерал-полковнику Мамедову, но не смог застать ни его, ни его заместителей – все военное начальство как корова языком слизнула. Чертыхаясь, новый обратился к Ларионову – кто-то же должен отвечать за «наших» людей!
– Все, что в наших силах, мы сделаем, Гулям Гулямович. Но у меня здесь нет под рукой дивизии Дзержинского. Вы же понимаете… Примите людей в посольстве – я постараюсь обеспечить безопасный вывоз. А как иначе?
– Не знаю, как иначе. Я вплоть до Амина дойду. Но в посольстве… Мы же слабость покажем! Сперва строители, затем врачи, геологи. Потом до нас самих дойдет!
– Гулям Гулямович, вы посол. Идите к Амину, будите советников. А я что могу? Поддержу оперативными средствами.
– Оперативными… Я им покажу средства!
Ларионов немедленно отправился на Вторую виллу.
– И как же быть? – лишь руками развел командир диверсантов. – Нас ведь послали совколонию защищать, а какая тут защита… Только вчера мне повторили, чтобы мы строжайше себя не обнаруживали. Чтоб ни посольские наши, ни пока армейские даже, никто ничего… Сами слышали. Что ж мне сейчас, группу в общежитие направлять? С автоматами? Круговую оборону занимать? Чтоб их аминовская гвардия на всякий случай с вертолетов накрыла?
– Ну придумайте что-нибудь. Григорий Иванович, вы же специалисты. Америкосы, как мы их ни клянем, своих отовсюду вытаскивают, а вы, мне говорили, лучше их подготовлены. Я понимаю, государственные интересы выше. Да я сам не знаю… – Ларионов в сердцах сплюнул на пол.
Барсов укоризненно глянул на гостя – нехорошо плевать в доме, плохая примета. Но, всмотревшись в грубое, мужицкое лицо Ларионова, сказал вместо упрека:
– Вы, Иван Александрович, погодите. Я с ребятами обмозгую. Лучше-то мы лучше, а бригаду ОСНАЗа наши умники после войны расформировали, так что пока мы – особый резерв. Резерв. Так вот…
Барсов ни с кем советоваться не стал. После недолгого раздумья решил группу с автоматами не посылать, а вместо нее отправил к строителям Шарифа, вооруженного лишь ножом, но зато имеющего звериный нюх на взрывчатку. В помощь ему был придан Кошкин.