Миронов подливал коньячка. Ох и зол Шариф на контору. На то и расчет – рассказав о страхе Васином, он взял Рафа на интерес – теперь товарища Иванова и по телефонам пробьют, и жучков, если надо, повесят добрые смежники – гэрэушники, и, на край, наружкой обеспечат грамотной. В одном прав Шариф наверняка – ничего не представляет из себя один, сам по себе товарищ Иванов, не служит красная книжечка уже крышей. Обычный клерк, замотанный, застиранный, после службы несущийся по магазинам, такой же беззащитный гражданин новой демократической их Руси.
– Ты не хорохорься, а то один раз уже дохорохорился. Вот разозлится человек с редкой фамилией, напустит своих архаровцев на твоих молодцов. Ты кто ни есть, а частное лицо, а над ним – государство, какое ни крути, – подзадорил Миронов Шарифа.
– Э, какое государство, наивные вещи говорите, Андрей Андреич. Вот я – частное лицо, верно, а крыша надо мной самая государственная. Сами знаете какая. Потому что крыше с такими, как я, частными и ответственными, работать лучше, чем с казнокрадами да бездельниками. И обратное, или, как вы выражаетесь, «противное» верно сейчас – госопричников только частные сейчас нанимают. Вот говорю я вам – вашего человека с редкой фамилией какой-нибудь чиновник купил, кому журналистик поперек печенки шире. А такой, как я, для чиновника этого – смерть. На чиновника он управу найдет, начальство с начальством договорится, а меня как ему взять? Или вот вас? Мы же с вами свободные. Вот такой парадокс получается. Мы самым свободным звеном выходим, а функция защиты государства по-прежнему только нам и по плечу!
Раф взвесил на ладони ножик, которым он очищал фрукты, и, не приподнимаясь с места, метнул его в сторону двери. Нож воткнулся в дверную раму с плотным пристукиванием, что каблук чечеточника. Но Миронов и головы не повернул ни когда мимо его носа промелькнуло лезвие, ни когда словно ждавший этого сигнала за дверью секретарь зашел в кабинет, привычно изъял ножик из дерева, протер салфеткой и вернул на стол.
– Оценка верна, хотя частично. Теперь мы государство от самого себя защищаем, – уточнил Миронов.
– Потому и говорю, что теперь только нам, вольным буддистам…
Миронов еще раз убедился в том, что Раф остался Рафом. Он гостя не отпускал до самого вечера, пока не опустошил запас коньяка в офисе и по конец, казалось, совсем усоп. Двое суток Шарифа ни по офисным, ни по мобильным застать не удавалось, и Андреич утратил уверенность в бывшем слушателе и соратнике, но на третий день Раф объявился сам и предложил немедленно встретиться.
– С вас коньяк, Андрей Андреич. Бутылка. А с журналиста – бочка, – проскрипел он своим особым, насмешливым голосом, и Миронов немедленно отменил свои дела и умчался навстречу.
Гражданка Альметьева
Шарифу повезло, как может везти только пьяным – иной свалится из окна, и кранты, а этим – хоть бы что… Ребята гэрэушники только начали «щупать» Иванова на дому, как поймали его на ключевом слове «Логинов» – звонок прошел на мобильный, оформленный на гражданку Альметьеву, проживающую… в Назрани. Так, уже хорошо. Хорошо, что на Лубянке телефонный кабель крысы проели, не слышно ни хрена. Так что звонит бедолага из дома. И еще ребята Рафа как-то не очень поняли, почему у гражданки Альметьевой густой мужской голос. Но самое интересное началось потом, когда педантичные частники взялись прочесывать номера, по которым звонила в последние дни гражданка Альметьева, обладательница столь глубокого альта. Можно было бы эту работу и не делать, но шеф повелел не упускать ничего. Импеданс такой у него с похмелья, интуиция – говоря по-русски. Конечно, Шариф своим говорить не стал, что трудятся они в кредит, пока за счет фирмы – те и нагребли абонентов штуки на три баксов. Исполнительные.
– Вот, Андрей Андреич, – Раф выложил перед Мироновым распечатки. – А теперь проявляйте свои знаменитые стратегические навыки. Выберите среди всей этой макулатуры направление дальнейшего поиска, ткните перстом указующим.
Миронов беспомощно оглянулся вокруг – стыло саке, очередь за стеклом жадно смотрела на счастливчиков, проникших в японский ресторанчик на Петровке, – а ему, вместо суши и саке, в бумагах разбираться? Дорого же ему обходится знакомство с будущим классиком Балашовым. Но ничего, оно еще себя отобъет, оправдает…
– Так-так, телефоны пока смотреть не будем, откидываем. Сортируем по абонентам. О, твои парни трудовые, добре. Не поленились по хатам персонажей развести…
– А то. Вы смотрите, смотрите.
– Да я смотрю. Давай хоть саке пригубим, злодей. Саке нужной температуры требует, а иначе никакой пользы от него. Спиртной труп. Ага, ленинградская гражданка нас не волнует, старовата, так, какие-то бабы в Москве, звонки поглядим – вечерние. Точно, наверняка съем. Как захочешь про этого владельца средства мобильной связи узнать – вот сюда звони, не ошибешься. А это что за джентльмен? Мидовский чиновник? Хорошо. А телефончик-то не рабочий, мобильный, значит, знакомство близкое имеется.
– Бьете в десятку, Андрей Андреич? Как государство – такими головами, как мы, кидается? Знал бы кого, у-утопил бы. В саке.
– Ну, а это совсем занимательная история выходит. Гражданка Альметьева кто по профессии? Разведена? Я так и думал… А по роду деятельности? Сотрудница турбюро? Какие туристы в Назрани? Из чего это ей сразу после разговора с нашим Иваном Ивановичем звонить вот этому номеру? Да еще, как ты говоришь, мужским голосом! Ну вот, парни твои все сделали как надо, только самое главное упустили. Узнаю исполнительную военную разведку. Чего же они, молодцы, хозяина этого-то номера не просветили?
– Обижаете. Недооценивать братьев по разуму не полезно и даже вредно. Видите справа звездочку? Да нет, не случайно, это не Млечный Путь, это разработка. Это мои, как вы говорите, молодцы отметили номерок, который определению не поддается. Нет на него абонента – в списке живых не значится. Но молодцы они, не молодцы – а работают по схеме, так что вот тут снова звездочка, видите!
– Тот же номер!
– А время! Звонок сразу после беседы гражданина «Альметьевой» с джентльменом из МИДа! Вот теперь пейте саке, ешьте суп, пока не остыло! И бочку коньяка от Логинова не забудьте подкатить ко входу моего офиса. Пока его самого еще в бочку не закатали. Или в ящик.
– Типун тебе, Раф…
– Типун не типун, а я говорил, что кто-то из больших им интересуется.
– Раф, пробей эту «звездочку». И туристку Альметьеву извлеки на свет божий. Ты поверь моей интуиции – Логинов нам человечек нужный неимоверно окажется. Придет его время.
– Я в вашу интуицию, Андрей Андреич, верю. Почти как в мистическую силу. Но немалые инвестиции потребуются – туристка-то в Москве сидит, это по тарифу видно, а вот где эта звездочка, за каким облачком спряталась – это сено не граблями поднимать, а по соломке перебирать придется.
– Сколько?
– Да штук десять по-крайнему. Ездить надо, проплачивать…
– Раф?!
– Андрей Андреич, вы же меня знаете. Ну нельзя за счет крыши работать, не поймут. Все поймут, а этого не поймут. А крыша нам во как еще понадобится. Такая у меня интуиция.
Миронов насупился. Информацию, которую раздобыл Раф, была ценнейшего свойства, но без имени, скрывающегося за скобками, она, как говорят в разведке, реализации не подлежала. И десяти вольных тысяч под руками не было. Не те пошли времена.
– Ладно, – решил наконец он, – разошлись. До утра. Ты обмозгуй пока тему с туристкой, может, решение само придет, знаешь ведь, как бывает. А я с немцами нашего классика пообщаюсь. Десять штук, говоришь? Нанесешь ты удар по экономике Германии.
– Договорились, Андрей Андреич. И привет герою нашему, Васе Кошкину передайте. Скажите, страшный зверь конторский, Иванов, жену зовет птенчиком, спать ложится до полуночи, как младенец, и, похоже, страдает астмой – кашляет в кулачок уж больно часто. Пусть наш герой его не побаивается… Не люблю прослушку за то, что мнишь врага львом, а он – ягненок. В кулак кашляет…
– А я не за то не люблю, – согласился и не согласился Миронов, – нам нужно знать только то, что нужно, а прослушка мозг ленит, как картофельное пюре желудок.
Оба переглянулись и остались довольны друг другом и найденным и обозначенным между слов родством меж собой, в данном случае выраженным в неприятии прослушки.
Ута и Юнге
Уте Гайст после случившегося начало казаться, что Владимир избегает ее. Чем больше она пыталась выразить сочувствие к Марии и Гаспару, тем глупее становилось ее положение – будто это она положила недобрый глаз на итальянку. Логинов раздражался, придирался к мелочам. «Понятно, вот какой он будет в старости», – отмечала немка, глядя на обострившийся подбородок и седые жесткие нити в густых волосах, и это ее успокаивало, когда она думала о том, что вряд ли им предстоит очень уж долгая дружба. Русские столько говорят о дружбе, делала она для себя выводы, но дружить они не умеют. Нельзя дружбу только подкоркой поддерживать.
Но чем дальше расходились они с Логиновым во внутренних движениях, тем более жгучим становилось желание доказать свою чистоту и искренность дружбы работой. А потому Ута с утроенной силой хваталась своими крепкими пальцами за телефонную трубку и все звонила, звонила, расспрашивала, настаивала, не удовлетворяясь обтекаемыми ответами председателя фонда «Хьюман Сенчури» и членов его правления.
Да, господин Картье поехал с обычной миссией. Что? Почему во второй раз? Так ведь с обычной миссией, потому повторно. Это когда один раз кто-то съездит, тогда исключительная. К кому? О, фрау Гайст, у нас сотрудники самостоятельные, у многих свои контакты. Правление не может и не должно контролировать такие детали. Мы же не государство, сами понимаете… Выкуп? Что вы, пока никто не просил выкупа. Это тонкий вопрос… Мы обратились с просьбой к российским правоохранительным органам. Ждем ответа. Очень взволнованы судьбой коллеги. Да, да, коллег.
Несколько более разговорчивым оказался работающий в «Сенчури» соотечественник Уты – Цвен Кунц. Как он сообщил журналистке, у Гаспара после первой поездки возникло опасение, что помощи не хватает, потому Картье отправился осматривать другие лагеря. От поддержки отказался. Да, фонду эта поездка обошлась недешево, но надо знать Гаспара – он такой упорный! Ну и любовницу свою прокатить – чем плохо?.. Нет, Кунц не сказал «любовница», только раза два ловко вплел в рассказ слово «Mädchen» – его «девочка».