По пути домой, идя от метро «Бабушкинская» через школьный двор, Кошкин увидел крысу. Огромная мразь встала у него на пути и, казалось, не собиралась уступать дорогу.
– Пшла! – прикрикнул на нее Василий и топнул ногой. Животное отпрыгнуло в сторону, к шершавой школьной стене, но убегать и не думало, чувствуя, видно, себя по-хозяйски, на своей земле. И тут Кошкина охватила лютая ненависть.
– Ну, вражина, забью-ю! – прошипел он и пошел на крысу. Та учуяла опасность, метнулась вдоль стены, но Кошкин получил неожиданную подмогу. Шедший к метро, навстречу, мужчина бросился на животное, размахивая увесистым окантованным кейсом.
– Су-ука, стой, су-ука! – кричал мужчина. Его очки угрожающе блестели в свете фонарей, разрывающих сумерки. Галстук развевался за спиной.
Крыса дернулась по сторонам, но бежать было некуда – она вынуждена была принять бой. Они били ее кейсом и ногами, крыса подпрыгивала на высоту груди и страшно орала. Как ребенок, по-человечьи. Наконец мужчине удалось поймать ее влет плоским черным молотом кейса, а Васин пинок отбросил крысу к стене. На желтой краске осталось темное пятно. Вася подскочил, нанес еще один добивающий удар и посмотрел на мужчину. Тот снял очки, протер их. Его подслеповатые глаза пронзительно светились счастьем. И почему-то Кошкину тоже стало хорошо и легко на душе. Так легко, как давно не бывало. Такое в нем единение проснулось. Они еще раз обменялись молча взглядами, пошли в магазин и, почти не говоря друг другу ни слова, выпили бутылку водки. Выпили и разошлись каждый в свою сторону. К чему слова? Это такая РОДИНА вновь накатила, ого-го!
На следующий день Кошкин с удивлением понял, что даже имени своего собутыльника не спросил.
Если бы Юрий Соколяк и его патрон Ютов имели возможность вникнуть в тонкости отношений Володи Логинова и немецкой журналистки Уты Гайст, они, наверное, пошли бы иным путем. Но ни Руслан Русланович, ни Юрий Соколяк, прознавший о существовании Уты от Иванова, не имели для того никакой возможности. Ютов был далеко, да и заботы на нем лежали немалые. А Соколяк, помощник его верный, хоть был мужчина внимательный и тонкости совсем не лишенный (Небесная Астролябия не прощала неясностей и мелких огрехов, «большое проще исправить, чем малое», – учил его Руслан Русланович), – но что мог Соколяк? Он действовал правильно – однако лишь в рамках своих возможностей.
Соколяк внимательно изучил собранное Ивановым досье на Логинова. Немалый его интерес вызвали телефонные счета «пациента». Эти счета обошлись ему в некоторое количество долларов, но зато кое-что дали: на тонких листочках распечаток кое-где попадались номера с иностранными кодами. Больше времени, чем денег, стоил небольшой заказик по расшифровке сих телефонов – пришлось загрузить этим «диаспору».
Юрий Соколяк очень хотел знать, с кем ведет столь оживленные и недешевые беседы его клиент. Особенно теперь, после того как его собеседник Картье лишился телефонной связи в обществе родственников хмурого Рустама. Ничуть не вызвал удивления Соколяка, а лишь укрепил его подозрения тот факт, что коллега по афганским путешествиям только и делал, что обзванивал сотрудников «Хьюман Сенчури» да немецких журналистов. Конечно, беспокойство за судьбу знакомого швейцарца было понятно, но при чем тут журналисты?
– А вы проверьте, раньше он такой же был разговорчивый? – поручил Соколяк Иванову. – Он что, господин богатый, из новых?
– Проверили, и налоговый полис проверили, – отвечал Иван Иванович. – Господин ваш слабо состоятелен, бюджет у него несильный. Раньше молчал Логинов, как рыба. Только раз в Италию отзвонил, одной гражданке с редким именем Мария, но вы об этой гражданке слышали… Подозрительно все это, – качал маленькой головой Иванов. – Связь с преступниками. Наводчик? А звонков в другие республики не было? В Чечню, в Ингушетию? Нет? Жаль. А то зацепили бы.
– Вы, Иван Иванович, за воздух-то не цепляйтесь. Вы бы мне еще один вопрос прояснили – кто нашего телефонного маньяка профинансировал? Может быть, ГРУ? А то вдруг «эти»?
– Кто «эти»?
– Да эти, из-за бугра. А?
– Помилуйте, Юрий, не моя это епархия. Это ж контрразведка.
– Это идеологический фронт, Иванов. Журналист Логинов, связи… Дело-то уголовное! За такие бабки, Иванов, что я вам плачу, любая епархия – ваша. Или я буду искать других людей, компетентных. Да, как ваша жена? Как там ее сердечная мышца?
Соколяк умел стричь овец, знал, как их под ножницы поворачивать. Иванов был мужчина правильный, любил супругу и не доверял журналистам, продавшимся буржуазному Западу. Иван Иванович отправился к старым коллегам, нагнал им пурги про Логинова – уж что-что, а гнать пургу с Востока на Запад он умел хорошо, – коллеги поняли и вошли в положение.
– Знаешь, Орленок, – назвал его сослуживец тем прозвищем, которым боевые товарищи наградили Иванова в давние советские времена, когда он, тогда еще «молодой боец», занимался «делом Орлова», – по нашим данным, нет такого очернителя Логинова. В списках не значится. Очернители, они больше для «Свободы» кропают, а тут «Немецкая волна». Можно сказать, самая мирная из «волн».
– А что, немцы и есть немцы! Ну как же нет? Просчет у вас в работе, – расстроился Иванов.
– Просчетов у нас, Орленок, не бывает, ты знаешь, ну, а недостатки… Нам теперь ничто человеческое тоже не чуждо, времена такие пошли.
– Да я уж поставил бы. По-человечески. – Иванов уловил обнадеживающий намек.
– Ставят до. Это проставляют после. Ладно, не томись, нам чужого не надо, хотя от актов доброй воли, сам понимаешь, не откажемся. Искали, смотрели – дело-то хлопотное… Теперь компьютер этот, близорукость развивает, говорят. А зарплата у нас, как всегда, стабильная…
– Ну так что?
– Что?
– Что о Логинове? Говорю ж – проставлю.
– Да, о Логинове твоем. Прошел тут у нас один Логинов по касательной. Журналистка из Бундеса с ним вяжется, вот в цифирь к нам и попал. Девка так, ничего особенного, но с видами на жизнь – вот и не оставляем без внимания. Как она этого Логинова не оставляет. Любят они, немки, лямуры здесь разводить. Своих-то кобелей не хватает, свои малохольные. Как мыслишь, Орленок? Мы тебе на нее папочку приготовили, так что про близорукость-то не забудь.
Соколяк, читая папочку на Уту, поневоле удивлялся. Текст о немке писал человек с заметной фантазией, слогом и даже размахом. Вкусная была папочка, ребята в контрразведке умели поднимать из редких семян пышные хлеба. И хотя о его подопечном было сказано коротко: «обозначенная журналистка У.Г. иностранного СМИ, проживая у гр. России М. Войтович по адресу… временами сожительствует с В. Логиновым, гр. России, по адресу… вместе с означенными лицами работает над сценарием документального фильма о Чечне…» – Юрий Соколяк удовлетворенно потер руки: кто там на кого трудится, пока трудно было сказать, но уже ясно, что с Логиновым и Утой Ютов попал в десятку.
2000 год. Душанбе
Последнее дело Голубого
Полковник Курой сидел на террасе кафе «Душанбе» и разглядывал через невысокий парапет головы прохожих, казавшиеся сверху такими же вечными, как и голова Садриддина Айни, возвышавшегося над ними.
– С вашим Горцем я должен был встретиться позже. Меньше людей, – сказал Голубой. Маленькой ложечкой он обтесывал по бокам шарик мороженого, придавая ему форму затылка автора «Рабов». Мороженое поддавалось легко и так же легко оплывало, словно насмехаясь над величием таджикского классика.
Курой думал о том, как изменился Голубой. Всего несколько лет прошло с тех пор, как они виделись последний раз. Тогда, на таджикской границе, подполковник Голубнов сводил посланцев Ахмадшаха с людьми из левого крыла таджикской оппозиции и эмиссарами Рахмонова. Талибы еще не были в таком соку, и гонцов Масуда слушали с уважением обе борющиеся здесь стороны. Что до Курого, то у него тогда были свои скромные задачи.
Да, с тех пор на щеке русского появился жуткий лиловый шрам, а глаза за голубоватыми стеклами, казалось, выгорели от избыточного солнечного света. Такими могли быть глаза предателя. Но полковник многое видел, видел и предателей. Предавали с другими, с ясными, не съеденными любовью и ранней старостью глазами.
Перед тем как решиться повторить дорогу Абдуллы, полковник тщательно проанализировал рассказ своего посыльного, задал задачки своим душанбинским агентам. Версия, что Курдюм сыграл с афганцами злую шутку и исчез с деньгами, напустив на Абдуллу ментов, с самого начала казалась полковнику чудной – разумный русский контрагент, получая свой твердый процент, вряд ли польстился бы на единовременный куш, сулящий ему тяготы очень неспокойной, кочевой жизни человека, «кинувшего» оружейную схему. Хотя чего с русскими не бывает, напьются – и прощай, логика. Но не тот был человек подполковник. Нет, скорее Курдюма следует искать в каком-нибудь озерце, с камнем на шее. Курой сперва грешил на главных противников, думал, что талибы сорвали поставку оружия либо напрямую, через свою разведсеть, либо через исламистскую оппозицию Рахмонову. Все в этой схеме было бы логично, кроме одного – зачем тогда понадобилась охота на «боевика фундаменталистов» Абдуллу? Охота, отозвавшаяся недобрым эхом даже в прессе?
Голубой тоже сомневался, что ту бучу, которую он наблюдал своими глазами, заварили противники Ахмадшаха. Но на вопрос, кто же вмешался в торговые дела военных, он ответить не мог. Разве что местная милицейская мафия пришла ему на ум, но никаких сведений о том, что Абдулла перешел им дорогу, до него, внимательного паука, не доходило.
Курой, хоть и советовался с Голубым, однако не ждал от него ответа. Как раз в ночь перед этой встречей его осенила догадка. Раздумывая над «боевиком-фундаменталистом», он припомнил слова Абдуллы об Аптекаре. Аптекарь ведь интересовался боевиками Назари! Полной ясности у Курого не возникло, но родилась и уже не оставляла его, а, напротив, все укреплялась, обрастала новыми звеньями цепочка из догадок и фактов: Аптекарь был связан с людьми с Кавказа, и аптечки свои чудесные получал оттуда, от Большого Ингуша. Потому-то и не говорилось русским об этом «гешефте» – такая была с хозяевами Аптекаря договоренность. (Раньше пробовали брать напрямую у русских, но лекарства разворовывали, не довозя до границы. Даже бинты не доходили. А с Ингушом все было честно и аккуратно. Как в Европе.)