Слово «ка-гэ-бэ» произвело немалое впечатление на пасущуюся поблизости корову. Она издала недюжинный вздох и взбрыкнулась. Балашов в испуге рванулся в сторону – еще наступит на голову, глупое жвачное животное. Вот нелепая смерть…
– Эх ты, Игорь Валентиныч, какой пример молодежи, а? Да ты не спи, не спи, успеешь еще спать. Завтракать пора, лечиться пора, чем бог послал. – Миронов оставил Балашова и принялся тормошить корову. В конце концов она, промычав сперва что-то невразумительное, спросила вдруг четким голосом Ларионова:
– А что послал бог?
– Хе, – остался доволен «чеченец», – нет, старые кадры – это старые кадры. Вопросы если задают, то гра-амотные. Бог послал кальвадосик, сок яблочный, чай. Ну и яичницу. А соли нет, не обессудь. Зато сахара – море. Кальвадос – не текила, понимать надо.
– Кальвадос? С утра? – поморщился Балашов.
– Кальвадос – яблочный спирт. Средство, неоценимое для восстановления печени. Орган этот у тебя отработал знатно, хвалю. Я в нем не ошибся. Не блевал, спал крепко. Теперь в благодарность за службу ты его яблочным настоем подпитай.
– А где Карим? – поинтересовался Ларионов.
– Ну, полковник молодчина, держался крепко. Но привычки у них нет. Это Бабрака и сгубило… Отдыхают. Там, в кабинете почивают. А и то хорошо, не все разом в сортир рванут.
– Ты-то где ночевал? На кухне, что ли?
– Я в ванной устроился. Спал, как король.
– Король… А кто воду бы включил? А то и белым медведем пореветь бы решил? У тебя над головой, по ошибке? Мы же к топографии твоей местности не привыкшие. Как тогда, в Кабуле…
– Ну, я кобелиные эти свойства изучил уже. Я на щеколду затворился.
– Ну, если на щеколду… – Ларионов остался удовлетворен расспросом и поднялся.
Балашов с удивлением заметил, что резидент так и спал, кажется, в костюме, умудрившемся сохранить при том свежесть линий. «Вот тебе и корова. Побриться бы». Игорь провел ладонью по упрямой щетинке, посмотрел в окно, затем на часы. За окном шел дождь, крупный и серый, тяжестью напоминавший мокрый снег. Может, это и был снег. Стрелки часов подползали к полудню.
Ларионов выпил рюмку, посмурнел и сразу уехал. «К внучке надо», – отверг он приглашение Миронова к завтраку.
– И одинокий медведь в свою берлогу спешит. При чем тут внучка ко второй склянке? – сказал Андрей Андреич, когда массивная дверь захлопнулась за спиной резидента.
– Ну что, Андрей Андреич, я тоже поеду? – спросил Балашов, хотя ехать ему не хотелось, на кухне у Миронова было складно, в голове гуляла пустота, а на душе скреблось, как теплый котенок, напоминало о себе чувство причастности.
– Ехать? Успеешь ехать. Теперь у тебя самая работа пойдет…
– Какая в такие погоды работа! Да еще кальвадос. Тут, Андрей Андреич, не к перу рука тянется. Сесть хотя бы в кресло, Ремарка перечитать.
– Ремарка перечитывать – это интеллектуальный онанизм, – решительно заявил Миронов. – Читать следует свежее и стоящее. Жизнь коротка. Особенно в наших с тобой обстоятельствах.
«Чеченец» пустил в раковину упругую толстую струю из крана, двинул стул поближе к Балашову:
– Я подумал тут с утра, сопоставил, провел анализ закономерностей, лишь по незнанию нашему представляющихся цепью случайных событий и явлений. Чтобы обрести ясность, надо сперва принять гипотезу о ее существовании.
– Чтобы увидеть Бога, сперва надо поверить в него! Многие желают наоборот, только не получается.
– Да, тут соломку не подложишь. Вот. Многие не понимают, ты совершенно прав, Игорь. Но ты понимаешь. Стоит только предположить, что все связано, и раскрываются глаза. Все говорят: мистика, мистика. А мистика – это просто способ мышления. Это представление о мире, где все взаимосвязано. Так умный немец давно сказал. И тогда, если предположить, что твоего не буйного Логинова хватанули на улице и повезли в ментовскую тьмутаракань не случайно, то что выходит в сухом остатке? Выходит, что нужно знать принцип восстановления закономерности. А здесь у нас такое правило действует: из всех возможных объяснений выбирать самое простое. Из всех возможных связей – самую близкую, прямую.
– Прямо наука целая. Наука логики.
– А ты что думал? Щи носом в Рязани хлебают, а нас учили. Ну и природная, так сказать, любознательность. Динамическое программирование называется.
– Ага, слышал.
– Слышал… Слышать писателю мало. Слышат на базаре. Так вот. Нулевой цикл нам что говорит? Денег хотели срубить. Порода известная, дело обычное. Но мы добавляем события: другом нашим интересуется чирик из ФСБ. Собирает данные о биографии героя. Проводим нехитрую прямую линию. Что получаем на выходе после первого цикла?
– Что? Что хотели не денег.
– Так. Только интонацию отрицательную надо заменять на положительную. Это правило третье. Если не денег, то чего? Ин-фор-ма-ци-ю. Чего еще с него, голодранца, брать? Теперь следующий шаг. Если отпустили, значит, взяли, что желали? Потому что логика, а не хрен с редькой. Эти как вцепятся, так не отпустят. КПД, близкий к ста. Редкий в наших российских краях КПД. Так что? Получили, что Логинов Владимир на контрразведку служит, на полковника Миронова Андрея Андреевича.
– Что же им, базы данных не хватило? В ФСБ-то?
– База данных – это для лохов. Разводка. Общие сведения, если ты не крупный авторитет, не известный политик, не олигарх. Там, в базе, все по газеткам бережно собрано. На них. А ежели ты простой российский гражданин с двумя нолями в «починке́»[8], то это обычная милицейская картотека. А уж сотрудники контрразведки там не отмечаются. Разве что сексоты из темного советского прошлого. Facit, как употребляли римляне: Логиновым и нами интересуются люди не из ФСБ, а совсем напротив. Чем они интересуются, мы тоже знаем. Теперь знаем с вероятностью девяносто три процента! – Миронов воткнул палец в кухонный стол и на миг повысил голос: – Логинов под Картье, Картье под «Хьюман», а «Хьюман» куда шел? А шел он налево, к нашему другу Масуду – что, подчеркиваю, нравственно. А также, гарантирую, и к нашим врагам шел – что совершенно безнравственно. Есть некто в Назрани, или, как Иван Александрович сказал бы, имеет место быть товарищ А кто гонит «налево» гуманитарку и кому помешал господин К. из благополучнейшего Свизерланда. Что од-но-знач-но подтверждает наш большой умелец поспать. Отслеживаешь?
– Слежу, Андрей Андреевич.
– Ага. Кальвадоса для ясности дополнить? Молодец. Боец. Потому что ясность нам сейчас особая требуется. Потому как еще вопрос: исчерпали мы тему с околотком? Все высосали?
– Все, что же тут еще?
– А вот тебе правило четвертое: события надо связывать не только по логике, но и по времени. Понимаешь? Ум – это больше продукт времени, чем пространства.
– Тут разные есть мнения.
– А не надо никаких разных. Надо ответ. По прямой. Почему сейчас? Картье уже сколько скучает? Почему же сейчас? С чего сейчас встрепенулись? Не неделю назад, не месяц?
– Почему? – Балашов сам налил еще полрюмочки.
– Забыл главное правило: из всех имеющихся объяснений выбирать самое простое? Но только из имеющихся. Из случайных ребер взаимосвязанности. Аптекарь! У тех, кто торговал гуманизмом, наш афганский гость изъял из обращения Аптекаря! Это единственное, что связывает. Един-ственное, единственное. Единственное решение – вот и террористы. Разобрался, Игорь?
– Нет, не вижу связи, Андрей Андреевич.
– А то и понятно. Потому что слушать – не значит слышать. Коньяк плюс, водка минус. Полковник сам объединил за нас свои случайности и, что еще для нас важнее, не поленился рассказать об этом – добрая ему память о молдавском коньяке: агент полковника впервые сгорел на Аптекаре, агент полковника впервые шел с новой информацией, с информацией о взрывниках! Проводим прямо, по-коммунистически, решительно и жирно – «товарищ А.» из Назрани ведет живую торговлю и не только с союзником нашим вынужденным, Ахмадшахом, но и с мифическим Назари. «Товарищ А.» – известный знаток симметрии. Тут психология в подходе видна, тут не случайный подбор партнеров.
– Вы же говорили как-то, вымышленная фигура… – Балашов взмок от утреннего уксуса, разгулявшегося в крови.
– Не вымышленная, а дутая. Как Басаев. Разные вещи и к делу не относятся. А относится то, что наш ингушский визави думал так же, как и я. Что еще раз косвенно подтверждает. Картье – Логинов – Аптекарь – агент Масуда. И назад, тема в обращении.
– В чем?
– В обращении. Пиццикато. Логинова за ус щипать. В чью он дудит дудку.
– Андрей Андреевич, я же вчера говорил…
– Что говорил?
– О легализации говорил.
– О легализации?
– О Маше, кажется, говорил?
– О какой Маше? Да ты все о своем, что ли? Ты это давай, о девках потом. А то нам всем такую легализацию в шестые ворота запихнут… Может быть, теперь я иду фигурантом. Под кличкой Полковник, для убедительности. – Миронов удовлетворенно хмыкнул, но Балашову вдруг стало не до шуток.
– Андрей Андреевич, но с этими прямыми… С ребрами… Кто же в это поверит!
– А кто должен верить? Игорь, мы не в церкви.
– Ну, власть, кто там должен… Кто-то же там будет этим заниматься!
Тут «чеченец» вовсе обрадовался, захохотал прыгающим зубастым смехом. Кальвадос стремительно убывал.
– Заниматься… Власть. Да ты, Игорь, что, с луны упал на голову? Или с немками перетрудился? Мы и есть власть. Мы больше власти. Потому они, – Миронов кивнул в сторону кабинета, где досыпал афганец, – и обращаются не к ним, а к нам.
– Кто власть?
– Я, Вася, Раф. Победители проигранной войны. Хотя еще не проигранной. Мы не проигрываем никогда. И никакой веры не надо. Потому что никто за нас. «Там» за нас – никто. Палец о палец. Я, Игорь, знаешь за что «бутылочниц» уважаю?
– Кто такие?
– Да бабки, которые бутылки подбирают, допить не дают. Они – сами. Сами ищут, сами ждут. Дерутся, добывают, выживают.
– Андрей Андреевич, а тогда? Тогда, в Праге, в Кабуле? Тоже сами?