– Так что же, рассказать Уте? – По инерции ума по-своему понял Машу Балашов. Он был в конец растерян словом «созревшая», готовым перевесить всю его «приобщенность». Он подошел к Маше вплотную и обхватил ее за плечи. Ее макушка пряно пахла духами. Игорь понял, как он соскучился по ней за эти дни. Она ощутила накатившую от него новую теплую и долгожданную волну.
– Расскажи, расскажи обязательно. Только ты завтра расскажи, а? Завтра мы такой сценарий напишем… Синеньких дойчмарок наскребем, нам на счастливую жизнь хватит. Как, ты не против счастливой семейной жизни, мокрый мой, теплый мой бычок-дурачок? Нет? Ну тогда вези меня к себе. Я не хочу просыпаться одна. А все остальное – завтра.
Соколяк интересуется Мироновым
Когда Миронов под шум воды из крана рисовал перед носом изумленного Балашова свои яркие опасные полотна, он, как обычно, с легкостью доверился фантазии, сам особенно не веря в неотвратимую реальность наступления того, что живописал. Ну с какой стати, в самом деле. Свое пятое правило он Балашову доверять не стал: «Исходи из гипотезы, а доверяй факту. Только факту. Потому что под факты можно придумать любую гипотезу».
В этом-то и таилась главная свобода, тождественная сумме интуиции и опыта. Да, Андрей Андреич, включая на кухне пошибче воду, провожая писателя, приводя в порядок, выводя на прогулку за пивом полковника Курого, и не думал, что за ним и впрямь следят уже соколы некоего Большого Ингуша. Но Юрий Соколяк времени зря не терял. Вот за что особенно ценил помощника Руслан Русланович – это за щедрую аккуратность. Скупая аккуратность – явление хоть и не каждодневное, но все же нередкое. Можно и в российском первозданном хаосе найти аккуратиста, но вот чтобы он при этом не был занудой, а мыслил широко, творчески – тут особый глаз нужен был.
Соколяк, как уже говорилось, всю субботу провел в поисках, но кто такой Миронов, чьи заказы он реально выполняет, под кем ходит – понять так и не сумел. А ведь в наше время что главное – не фирма, а лицо… Ты хоть главным агентом ФСБ назовись, хоть какие себе погоны надень, хоть какие визитки пропечатай, а вопрос только один – чей ты вассал. И сюзерена мироновского Соколяк никак не мог вычислить. Слишком много было в этой задаче переменных: и тебе Союз ветеранов Афганистана, и Ветераны спецподразделений КГБ, и Росвооружение хребет показало, этого еще не хватало. Не говоря уж об Аналитическом центре, о котором вообще никто из его людей не слышал. Реальная разведка? Прикрытие? Чье? Может, и впрямь есть еще государева служба, не все по феодам разбрелись? Свежо предание…
Но к субботнему вечеру Соколяк раздобыл кое-что любопытное. В одной из многочисленных брошюрок и книжек, выпущенных об афганской войне и о спецподразделениях КГБ, он нашел фотографию интересующего его персонажа: третий слева в первом ряду. Увеличив лицо на компьютере, Соколяк узнал его – эти же глаза он видел в восемьдесят девятом, когда при штабе генерала Ютова по приказу самого Грозового появился подполковник из какой-то специальной разведки и помогал в переговорах с Ахмадшахом о выводе. Обеспечивал, так сказать. Подполковником, вхожим к Масуду и окруженным тогда всеобщим почтением даже циничных и ревнивых офицеров-десантников, и был Миронов. Ошибки быть не могло.
Далее, терпеливый человечек, вооруженный визажем объекта и поставленный Соколяком уже с воскресного утра наблюдать за домом, где, согласно прописке и визиткам, проживал полковник, отснял не одну фотопленку с лицами людишек, входящих и выходящих из мудреного подъезда с консьержкой, но отзвонил шефу лишь в середине дня – объект был зафиксирован с крупным и изрядно мятым субъектом. «Лицо нэ русской национальности», – обозначил спутника наблюдатель, и вскоре оба персонажа при посредстве сканера и электронной почты выползли перед Соколяком, как живые. Миронов, как отметил Соколяк, за одиннадцать лет изрядно прибавил в округлости форм, но спрятанный в телесах орешек его статуры оказался легко узнаваем. Что ж, здравствуй, старый знакомый! Может быть, мы все тебе чем-то обязаны…
Но еще больше обрадовался Соколяк, когда узнал спутника объекта: да ведь то афганец, который в 80-х работал в секретной службе Масуда! Говорили при штабе Ютова в восемьдесят девятом, что человек Масуда спас перед выводом русского посланца к панджерцам, а потом уговорил Льва не лить лишнюю кровь шурави, уходящих через ущелья на родину. Соколяк не удивился совпадению обстоятельств места и времени, оно лишь доказывало не случайность фактов и верность выбранной им стратегии поиска. Что же, Соколяку приходилось не раз уже связывать в бечеву узловатые редкие факты. А связывать их, как учил его Руслан Русланович, надлежало самым простым способом, по прямой.
Он позвонил патрону и сообщил ему о своих изысканиях и о том, что возможна связь Логинова, Миронова и Масуда. Единственная реальная основа которой на основании имеющихся фактов – не гуманитарка, не наркоторговля, а поставка оружия и боевики Назари. Раз их так связывает друг с другом достопочтенный Ахмадшах. Гуманитарка – прикрытие, проданное зажатым в угол Масудом. Вот и объяснение истории с Аптекарем!
Руслан Русланович долго молчал. Хотя, собственно, держать на трубке Юрия было незачем, с практической точки зрения все дороги вели в один Рим. Но он тем не менее ждал, стараясь вместить в себя мысль, что в игру Небесной Астролябии вмешалась решительно новая, не учтенная им сила. Его бесило не собственно появление нового игрока, а его тихое упрямое рвение нарушать, а не создавать совместно. И Ахмадшах – Ахмадшах вместе с ними… Жаль. Не хотелось ссориться с этим хоть и загнанным сейчас в угол честным, почтенным, хоть и ослабевшим воином.
Наконец Руслан Ютов сказал:
– Юрий, решай с «журналистом». Пора эту свечу погасить. Но сперва чтобы посветила. Заговорил чтобы. Я должен знать, кто ниточку дергает, а кто на ней висит. Чтобы успеть договориться. Напакостить легко, а по уму договариваться кто сейчас умеет?
– А что с полковником этим? Что с афганцем?
– Ты сделай свое дело. А с полковником буду я решать. Есть мысли у меня. Голова без рук – предмет для жизни бесполезнее тыквы. Но рвать рано. Тебе – равно рвать. Тут тщание нужно.
Соколяк, на диво себе, порадовался, что не ему выпала задача «погасить» Миронова и его афганского друга.
Мужчина с выраженным кавказским акцентом позвонил Логинову поздним воскресным вечером.
– Ты Владимир? – коротко спросил он.
– Я. А что? Вы кто?
– Слушай меня, Валико, внимательно, как ученик в церковной школе. Если итальянке хочешь помочь.
– Какой итальянке? – для порядка уточнил Логинов, хотя сердце у него забилось частым-частым секундным маховичком.
– Слушай, ты что перебиваешь меня, а? Несерьезный человек, а? Мне говорили, с тобой дело можно иметь, а гнилой такой насквозь, да?
– А ты не гони. Если нужно что, говори по-русски, – поджался Логинов. Он знал, как с такими «шестерками» беседы вести, тоже всякого видел.
– А я что, не по-русски? – обиделся, сбавил обороты звонящий.
«То-то, родной, то-то, мой ручной, мой хороший», – успокаивал себя Владимир.
– А если по-русски, то имя назовите. На меня понтов да жутей гнать не надо.
– Ну, Реваз…
– Опять вы, «Нуреваз», не в точку попали. Ваше-то имя мне без надобности. У меня итальянок знакомых тьма. Как кроликов, – развивал инициативу Логинов, стараясь тем временем выработать какую-то программу действий.
– А та, что со швейцарцем, приятелем твоим. Вспомнил?
– Допустим.
– В допустим хрен опустим. Вспомнил?
– Допустим, Реваз Батькович. Но только она мне не мать, не сестра. Так что либо стартуй по делу, либо я трубку кладу. Устал я.
– Это хрен кладут. А трубку вешают, – не сдавался Реваз, чей кавказский выговор как-то заметно поблек, вытравился. – Либо забьем стрелку, либо дернем белку… А белка-то пела, что ты ее нежный и дорогой.
У Логинова упала душа. С тяжелым вздохом упала. Но показывать растерянность было никак нельзя. Дорого могла обойтись мужская растерянность.
– Завтра в полдень. У Мавзолея, – решился Владимир. – И не май ты АТС московский, Реваз. По части рифм не стоит стараться, имя у тебя для того не подходящее. Не Рабиндранат.
– У Мавзолея? – хмыкнул Реваз, не обратив внимания на колкость. Видимо, предложение показалось ему свежим и забавным. А что – людное место, и стрельбу эфэсбэшникам не поднять, а то случаем угодишь рикошетом в какого-нибудь Решайло! – Годится. Значит, у спящего вождя. Только не в полдень, а в десять утра. В час я улетаю. В тринадцать ноль-ноль. Проблемы надо решать скоро и быстро, так вот, дорогой. Как мне узнать тебя? Надеюсь, не в карауле?
– Я, Реваз, или как вас там, ростом метр плюс девяносто, шляпа да плащ серый. Узнаете. Жду я десять минут. Ровно.
– Ай-яй-яй. Хорошо говоришь. Не обманули меня, правду о тебе сказали. Я тебя ждать не заставлю. Только ты одно запомни: не говори никому. Мы с тобой поймем друг друга, мы без посторонней помощи обойдемся. А иначе, сам понимаешь: сорвалась стрелка – вспотела белка.
Соколяк, позвонивший Логинову и представившийся Ревазом, ни у какого Мавзолея встречаться с Володей не собирался. Куда больше места встречи его интересовало ее время, но самым любопытным был вопрос о том, кому же примется звонить среди ночи «журналист»? Но на этот вопрос ответ можно получить только завтра. И за все плати… Такие бабки гребут, а в выходные, как все, отдыхать любят. Дармоеды. А что до встречи…
Примерно в девять утра Володя Логинов покинул свою квартиру. На голове его красовалась широкополая шляпа, а плотно застегнутый плащ казалось, был ему узковат. Под плащом скрывался легкий итальянский бронежилет, который он даже не купил, а выменял на несколько зеленых бумажек из пачки Картье на барахолке в Назрани. «Размер не ходовой. Кто его купит», – с печалью объяснил свою уступчивость продавец, отдавая Логинову товар.
Логинов был сосредоточен. Он спускался не спеша, не перешагивая ступенек, преодолевал их по одной, считал свой пульс. Он не видел, да и не мог видеть мужчину, расположившегося в пролете следующего этажа уже с раннего утра. У самого выхода из подъезда Логинов столкнулся с девушкой. Она как раз появилась с улицы и старалась справиться с детской коляской. Не приспособлены наши дома для детских колясок! Логинов, всегда готовый к помощи ближнему, в этот раз обошел было попавшую в затруднительное положение молодую мать, но та окликнула его: