– Да вы что! – даже взвился Кошкин. – У вас демократия, я понимаю, а я-то на территории правовой остался! Я вам что, рейнджер Уокер?
– Ты не Уокер, то-то и оно. Ты какой-то сквайр государственный стал, – пробормотал Шариф. Он был даже рад, что Кошкин «сдулся». Не зря он вызывал своих пацанов.
– По жесткой схеме пойдем? – обратился он к Миронову.
– Нет, не по жесткой. А по самой жесткой. Мы в цейтноте. И притом играем вслепую. Да еще черными. Так я ситуацию вижу. И так мне она не нравится – даже передать не могу.
Тут, как доказательство, как раз Балашов прорезался со своим звонком.
– Ну вот, по совокупности явлений, – добавил к сказанному Миронов.
Кошкину поручили густое прослушивание мобильника – до выяснения местоположения объекта денег решили не жалеть. «Скупой платит дважды», – напомнил Андреич. Никто с ним спорить не стал, платить-то он подписался сам. Говорил что-то про немцев, но это сейчас уже не играло роли. Ну, а Раф – Раф должен был плотно взяться за Соколяка, как только Васе удастся нащупать усики этого таракана. Мистического.
Нашлась работа и Игорю, хотя его появления в начальственном кабинете, казалось, никто и не заметил – к Шарифу то и дело заходили серьезные поджарые люди с прямыми спинами, все как один в темных костюмах, при галстуках. Ощущался запах дорогого одеколона. Но Раф вспомнил о писателе, который чем-то еще в прошлую встречу понравился ему. Игорю было поручено крутить-вертеть немцев, деньги и «подсветка» в эфире требовались срочно. В присутствии Шарифа специфическое мышление, свойственное детям и героям, постепенно овладевало Балашовым…
О пользе городских пробок
Логинова долго, очень долго везли на фатеру, где его поджидал Соколяк – утренняя Москва вспучилась дорожными пробками, не хотела пропускать машину. В гостиницу с субботы Юрий так и не возвращался и время в праздности не терял. Ни капли, ни холостой секунды. Узнав, что «журналиста» упаковали, уже перегрузили и движутся к тихому причалу, он на время забыл про Логинова и принялся за фотографии тех, кого поймал в объектив у мироновского подъезда выставленный им постовой. Разложил их перед собой на столе, звонил Иванову. Обычно Иван Иванович Иванов появлялся на службе в десять, но сейчас его не было ни дома, ни на работе, и Соколяку надо было ждать, чтобы узнать, звонил ли ночью «журналист» кому-нибудь из его таинственных сподвижников. Ждать Соколяк не любил.
В машине Володя пришел в себя, сильно кружилась голова, жгло глаза и слизистую носа и горла. Он притворялся бессознательным, думая подкопить сил и в решительный момент опрокинуть своих посетителей, оставивших ему руки свободными, но те, похоже, знали толк в своей работе – к тому моменту, когда машина прибыла на место и Володю принялись выгружать, подхватив под локти, сил этих не прибавилось ни на один чахлый ньютон. Он едва добрел туда, куда вели его поводыри, и плюхнулся в подставленный вовремя стул.
– Давайте знакомиться, господин Логинов! Моя фамилия Чумаков, Пал Палыч. Полковник Федеральной службы контрразведки, – представился Соколяк и протянул Володе какую-то красную корочку. Разглядеть, что на ней написано, тот все равно не смог. – Ладно. С этим ясность у нас. Да?
Логинов молчал.
– Тут у нас квартира конспиративная. Говорить можно спокойно. Вы уж нас извините, что мы так, без письменного приглашения. Вы мужчина горячий, можно сказать, опаленный, не пришли бы ведь. Коля, ты нашатырчику-то поднеси гостю, а то вроде «журналист», а молчит, как подводник…
Коля, сухонький татуированный мужичок уголовного вида, поднес к Володиному носу скляночку, чудесным образом появившуюся в его руке, и вслед за этим сразу глубоко откинул назад стул, на котором сидел клиент.
– Ну, к делу перейдем, господин хороший, – строго, но не зло, обратился к Логинову Соколяк.
Логинов теперь отчетливо слышал адресованные ему слова и видел устроившегося напротив немолодого сутулого мужчину. Мужчина ему совсем не нравился, и он молчал.
– Упрямствуете. Понятно. Оно и понятно. Хотите, наверное, знать, почему? Что привело на путь порока? Хм. Наверное, дружба ваша с иностранными спецслужбами привела.
Соколяк, оказывается, не был лишен дара перевоплощения и легко вошел в роль контрразведчика. От приобщения к театральному искусству его усталость на время как рукой сняло.
– Да, да. Ваш Картье куплен был пакистанским МВР. Еще в афганские годы. Рожденные в года глухие пути не помнят своего. Но вы, наверное, помните?
Помощник Руслана Ютова позволил себе порезвиться.
– Я понимаю, знать этого вы как «журналист» не могли. Не могли? Так вот и впадают люди прямо в государственную измену от самых хороших побуждений. Не ведая, можно сказать, что творят. С чистой, можно сказать, совестью. Потому что еще Иммануил Кант говорил: из кривого дерева, из которого строгают человека, дельное да прямое вряд ли выстрогать!
– Вы не Пал Палыч. И не Иммануил Кант. Вы Порфирий Петрович, – с трудом выговорил Логинов. Он старался прорвать пленку, спеленавшую мозг, и мыслить, мыслить спокойно. То, что его спрашивали, то, что его куда-то везли, то, что его травили какой-то мерзостью, а не заглушили в подъезде контрольным в голову, означало, что время у него есть – если хотят убить, то убивают сразу. Было и еще положительное во всем непонятном и в целом отрицательно заряженном настоящем: в независимости от того, в какие дела оказался замешан Картье, чем он стал поперек горла этому странному следаку, он сам, Володя Логинов, перед лицом сурового к шпионам российского закона чист. И это все-таки придавало уверенности. Теперь главная задача – это понять, связан ли вчерашний звонок и нынешнее приключение, или это дикая, но все же возможная случайность.
– Коля, вы как с ним работали? У него же крыша течет! – По-своему понял логиновскую ссылку на классика Соколяк.
– Да нормально работали. Значит, и ходил с дырявой!
– Ай, ладно, знаю я. Порученцы. Владимир, времени у нас больно уж мало. Я жду от вас ответа: знали вы о связи Гаспара Картье с террористической организацией Зии Хана Назари? Знали о целях, об истинных целях его поездки в Чечню?
– Я желаю говорить с адвокатом…
Соколяк всплеснул от восторга руками:
– С адвокатом он желает. А с лордом Джадом он говорить не желает? Как ты думаешь, Коль?
Коля подал какой-то незаметный сигнал своему напарнику, такому же сухому и сучковатому, только высокому, почти Логинову в рост. Тот коротко и глубоко ткнул большим пальцем сидящего перед ним допрашиваемого в шею, под ухо, и Логинов охнул от острой боли.
– Ты мне здесь воду не мути, призывник, – Соколяк закончил свое артистическое соло и заговорил привычным своим резком, не московским слогом, – ты ж в Афгане был, знаешь, во что людей государство вьет, когда надо. Ты сразу скажи, и нам двоим легче будет. А вот Удаву не будет. Ему, Удаву, это дело привычное – людей давить. Чтобы желчь у них от жути из пор выступала, как роса. Говори, дух знал что про боевиков Назари? Про врагов всего прогрессивного человечества? Не бери чужую боль да на свою выю.
Логинову пришло в голову, что можно попробовать здесь тот же фокус, что и в ментовской, но он испугался – а вдруг эти ребята как раз «те самые», те, которыми он пугал лупоглазых ночных ментов. А, может быть, они вообще все заодно?
Из размышлений его вывел второй тычок. Он был не сильнее первого, но ломота от него растеклась по всей голове кипятком. Работал специалист.
– Я… ничего… не… знаю. О… боевиках. Картье проводил… инспекцию. По гуманитарной… помощи.
– А ты знаешь, Логинов Владимир, кому помощь эта шла? Знаешь, что шла она чеченам?
– Да. Но Гаспар… был против.
– Ты от кого знаешь? От кого про помощь чеченам знаешь? От Гаспара? Или от Миронова?
За вопросом последовал новый тычок. Логинов мог терпеть боль, но этот Удав за спиной не давал ему никакой возможности думать, следить за странным этим разговором. При чем тут Миронов?
– Где Мария… Феретти? Что с ней? – постарался выстроить хоть какую-то свою, самостоятельную линию Логинов, и не подозревая, что Соколяк именно эти его слова оценит по-своему. Тот поднялся из-за стола. Лицо его стало багровым.
– Ладно, дух, ты мне сейчас будешь сказки Шехерезады рассказывать. Кто Миронов?! На кого ты горбатишь? Он на кого?
Удав ударил Логинова сильно под мозжечок и охватил шею замком. Володя потянулся руками к горлу, но ловкий Коля тут за закрутил их за спину и прихватил проволокой.
– Ну что, утюгом тебя прогладить, или хоть с тобой обойдемся без садо-мазо? Ну, дух, не вынуждай.
Если бы Удав не душил столь плотно Логинова, тот, может быть, сказал бы им, откуда он знает Миронова, но ему не хватало воздуха, чтобы поведать всю историю их случайного знакомства. Вместо этого он вновь прохрипел:
– Где Мария? Порфирий…
Порфирия Соколяк пережить не смог. Он пнул Логинова в живот ногой в силу, так что сам вскрикнул от боли.
– Николай, чтоб через тридцать минут подонок был готов. Отвечать на односложные вопросы. Не человек, а Железный Феликс – аж ногу отбил. Подонок.
– Будет готов. Как буренка перед дойкой, – заверил Коля.
Соколяк пошел на кухню, или в то место, что в этой фатере называлось кухней, и позвонил Иванову.
Пугая Логинова государством, Соколяк и не подозревал, что государство в эти минуты как раз включалось в его общение с пленником. Васины коллеги, подчинясь приказу подполковника Кошкина, подкрепленному обещанием материального поощрения, взяли мобильник Соколяка на постоянное прослушивание. По операции «Красный крест» особой секретности. Его звонок Иванову на Лубянку как раз лег на пленку, и Кошкин получил возможность узнать, почему его коллега опоздал на службу: жену, бедняга, в поликлинику возил. Пробки, пес бы их взял. Еще Иван Иванович с Лубянки сетовал на отсутствие мобильника, а Соколяк упрекал его в скаредности. «За «наши» деньги, – скрипел он в трубку, – вы должны быть везде достижимы, как президент США!»