И еще Кошкин узнал, что Соколяк очень интересуется, кому сегодняшней ночью звонил «журналист».
– Откуда прошел звонок? – пытал Вася и своего ответственного, и бывших на связи ребят Рафа, но те лишь руками разводили: подшефный номер в «Пенте» был пуст, а локализовать мобильник стоило все-таки совсем других бабок. А вдруг он с улицы любопытствует, из общественного туалета? И все затраты – в ведро? Не экономично.
Кошкин негодовал – решение задачи было рядом, яблочко висело столь низко, лишь руку протяни, но сорвать его оказалось не по силам. Он не мог придумать, как вытянуть из конторы Иванова, как выманить его в умелые руки шарифовских аккуратных мальчиков. После заказа Соколяка стало как дважды два ясно, что Логинов попал к их клиентам.
– А просто. Проще пареной репы, – сказал Рафу Гена Мозгин и сообщил шефу свой простой до гениальности план. Сразу вслед за этим один из рафовских ребят, вооружившись чемоданчиком с инструментом, отправился по адресу, где страдала сердечной недостаточностью супруга товарища Иванова. Он несся на мотоцикле, сновал меж гудящими ему, ослепшими в пробках машинами, летал по тротуарам, распугивая прохожих и занося их на виражах обильной мокрой грязью. Те чертыхались ему вослед, но и поражались непривычному для осенней Москвы явлению. «Ничего, скоро тебе зима будет», – мудро заключали они, отряхивали плащи и брюки, и топали дальше по своим мирским делам. В городе холодало.
Узнать тот единственный телефон, по которому звонил «журналист» после трех ночи, и его абонента, было Ивану Ивановичу совсем несложно. Все-таки, как бы ни клеветали вороги, система работала. «Нет, без дела я не останусь», – думал Иванов, звоня Соколяку с докладом об усердно выполненной работе. Конечно, он знал, что тот попробует выяснить об этом Балашове всю подноготную, что уже заказал досье, но – пусть подождет, пусть отдельно проплатит. Отчитавшись, он устроился в кабинете, извлек из портфеля бутерброд с колбаской, термос с едва подслащенным, умеренно заваренным чаем, пристроил это хозяйство на газетке и собрался перекусить скромно, по-разночински, ведь из-за очередей в поликлинике толком и позавтракать не успел. Так и язву нажить недолго. Но его отвлек звонок.
– У вашей жены инфаркт. Если хотите застать ее – приезжайте срочно. В Боткинскую.
– Что с ней? Дайте ей трубку! – завизжал Иванов.
– Вы что, товарищ! Она же под маской. Вам звонили. Много по телефону разговариваете.
– Что?
– Скажите спасибо, что в Боткина везем. Вот что.
Иванов бросился к метро, не доверяя такси. В переходе он столкнулся на бегу с невежливым человеком, очень больно ткнувшим его локтем в бок. Удар оказался столь силен, что у Ивана Ивановича, видно, с голодухи, аж подвело печень. Он хотел продолжить движение, но через пару шагов качнулся и чуть не упал. Его подхватили заботливые руки Гены Мозгина.
Иванова допрашивали прямо в машине, в джипе с затемненными стеклами. Машина каталась кругами неподалеку от Лубянской площади.
– Если ты хочешь увидеть жену живой, говори быстро, откуда ты знаешь Соколяка Юрия и где нам его найти.
Иванов выглядел раздавленным. Лицо его было серее пепла. Он рассказал о Соколяке все немногое, что знал, но ответить на вопрос, где его найти, он не мог. Но и на этот случай у Гены имелась мысль. Иванов позвонил Соколяку.
– Ну что, нарыли? – откликнулся тот. Голос его звучал раздраженно. Колян возился с Логиновым преступно долго. Могучий дуб попался.
– Юрий, мне деньги нужны. Срочно. Сейчас.
– Да вы что, на тотализатор подписались? Вы откуда звоните вообще? Что за номер?
– Жену оперировать будут. Прямо сейчас нужны доллары. Я в дороге. Меня шофер везет. И вообще, Юрий, если с ней что случится – я выхожу. Я бросаю. Вы должны мне помочь. Я должен вас увидеть.
Соколяк задумался:
– Сколько?
– Всего три. Но в аванс хватит трехсот. Так говорят.
– Ого? У вашей жены просто золотое сердце. Дайте номер трубки, я перезвоню сейчас. Я же вам не «Российский кредит»!
– Что со мной будет? С нами… – спросил у Мозгина безнадежно Иванов, отдав мобильный. Гена промолчал. Он не испытывал неприязни к Иванову, но он был профессионалом, он должен был делать то, чего требовала его работа. К счастью, через пять минут Соколяк отзвонил:
– Так, Иванов, я вам подошлю человека, он даст вам триста. Но остальное – остальное надо отрабатывать. Вы нашли то, что я просил вас?
– Нашел. Но Юрий… Если я не раздобуду денег, я вам говорю, я продам все вашему «журналисту», я продам все вашему Балашову! Он купит. Он связан… Я заперт в угол, Соколяк! Моя жена… – Иванов всхлипнул искренне.
– Иванов, вы себя в руки возьмите! Вы ж мужик. Хм. Ну, хотя бы сотрудник ФСБ. Я же сказал – будут деньги…
– Я боюсь ваших людей, я их не знаю. Я их не встречу. Вы специально так устроите, вам жаль денег! Привезите вы мне, я столько помогал вам!
– Вы панику эту прекратите, не гоните волну. Прекратите. Вы не задаром работали. Но хорошо, раз так хотите, – я вам дам адрес. Только время потеряете.
Соколяк был осторожен. За взятую минуту паузы он позвонил Иванову домой, но «сердечная» его жена, обычно не выходящая из дома без особой нужды, и впрямь не отзывалась. Что придавало доверия. Но уж уйти куда-то, нести этому хлюпику деньги в клюве ему вовсе было не с руки, ему было чем развлечься с Логиновым. Он вознамерился подослать в метро Удава, но истерика Иванова, его слетевшая с губ отчаянная угроза очень расстроила Юрия, и он передумал – паникеру надо было посмотреть в глаза. Надо было решать, можно ли растрепанную эту птичку отпускать на волю, или придется ее усыплять. Или кольцевать, скреплять ее перышки логиновской кровью. Соколяк действовал грамотно – на это и рассчитывал Гена Мозгин.
Володю уже не били, Колян вколол ему в лодыжку крепкую дурь, но потом вынужден был повторить процедуру – мозг Логинова отказывался «плыть».
– Заморишь! – предупреждал Удав. Он был недоволен корешем. Удав считал, что сам разговорил бы духа куда быстрее, нечего было выделываться.
– Не заморю, – отмахнулся напарник, – кабан здоровый.
Соколяк торопил и готов уже был передоверить дело Удаву, но Коляну, в котором исследовательский огонек не был истреблен излишним образованием, не терпелось опробовать новую «дурь». Со второго захода «журналиста» «повело». Его сперва вырвало, а затем, когда чуть полегчало, он стал отвечать на простые, как и обещал Соколяк, вопросы.
– Кто такой Миронов? Чем он занимается в разведке? Кто здесь на фотографиях? Кто такой Балашов? Каковы цели и задачи, кто проводит операцию?
Соколяка смутило, что Логинов знал о Миронове совсем мало. «Свободный радикал государевой службы», – уверенно бубнил тот одно и то же. Вместе сведений о специфике работы мерзавец рассказывал о какой-то секретарше Насте, в которую, по замыслу Андрея Андреича, будет влюблен Балашов. А Балашов этот выходил не агентом, а писателем! Чушь какая-то. Чушь. Стал бы он звонить писателю перед экскурсией в Мавзолей! Бронежилет-то нацепил!
И немка выходила у него сугубо лирическая. Обычная репортерша, не годящаяся в разведчики.
Правда, Логинов назвал и некоего Кошкина, ловящего террористов, и это было теплее, это было тепло, но и о нем он знал до крайности мало. Что вообще это за имя такое издевательское – Вася? Кто он такой, какое у него задание от Миронова, кто их курирует? Логинов в ответ лишь тупо мычал: «Масоны». Может, шестерка у них этот Логинов? Или и впрямь они с Ютовым на еврейцев, на масонов, жидов могущественных наткнулись? А что, если он, Юрий Соколяк, доверенное лицо Руслана Руслановича, заглотнул туфтовый крючок?
От этого подозрения стало нехорошо, зябко. Мысль о том, что он мог подвести Ютова, была Юрию невыносима. «Представляю, как будет гоношиться, как злорадствовать будет Рустам».
– Ты, Колян, подвел меня. Очень. Вот теперь вытирай за этой свиньей блевоту. Удаву место уступи. Удав, я хочу всю правду слышать про этого Кошкина, про этого Миронова. Что за государева служба, что за радикал выискался?
– Да теперь не знаю, как он после Коляновой шмали. Может, совсем невосприимчивым станет. Вы бы мне сразу его дали, непорченым.
– Девственность, Удав, не вернешь, но жить-то надо. Понял? Ты же обещался, что жмурика разговоришь – вот и отвечай за базар.
Удав вздохнул, окинул долгим, оценивающим взглядом Логинова, заглянул ему в глаза и выбрал свой способ.
– Я, пожалуй, с морды лица начну. Боли-то он пока никак, а зырки зрячие. Зеркало бы, пусть поглядит, что я из него делать буду.
– Ищите зеркало. И музыку погромче. Давай с лица, это хорошо будет. Сейчас как раз впечатлительный гастролер подкатит. Из конторы, но без крыши. Уже должен быть. Ты, Колян, в окошко поглядывай – аккуратный такой человек, маленький. И чтобы один шел. Нам гостей здесь не нужно.
Соколяк вышел на кухню воды попить да покурить. Подумать. Но уже вскоре, не успел он додымить первую сигарету, из комнаты донесся глубокий скорбный стон, удовлетворивший его: Удав за базар отвечал, жаль только, время на науку потеряли. Тут в дверь позвонили. Это пришел Иванов. Соколяк открыл, и в этот миг с ним произошло что-то странное, чего Соколяк не осознал. Что-то хрустнуло, как перебитый широкий хрящ, а вслед за этим грохнуло страшно, вспыхнуло – Юрий испугался и решил, что ослеп. Когда он пришел в себя, пахло кровью, в ушах звенело, а голову крепко прижимало к щербатому полу.
Получив от Гены Мозгина адрес, Раф тут же связался с Васей.
– А если подстава? – засомневался тот.
– Партии слава! Ты еще ордер у прокурора попроси! Кошкин, мои отбили тебе все, что могли, кроме мозгов. И даже больше. Рискни и ты своим подполковничьим задом, ты же лихой казак был! Сейчас упустим – ляжет на дно. А мы-то вот, голенькие! Государство – это мы.
– Василий, выдвигайся галопом. Если что – проведешь по наркотикам. Там без ордеров. А потом с РУБОПом договоримся. У меня там завязки тесные, есть наши люди, – крикнул в трубку Миронов, оставшийся при штабе. – Я тебя уже в генеральских погонах вижу, только не проспи повышение.