Вася увидел человека с мобильным телефоном издалека. Он стоял, не прячась, на холме у дороги, ведущей в Илиш. Возле него, у ног, сидел тощий мальчишка, а у камня занял позицию лихой боец в бурке да с автоматом.
– Подцепляй окулиста, – скомандовал Кошкин, и Сундук подал пальцем едва заметный знак, по которому снайпер маленького отряда исчез в земле. Остался на месте и напарник для прикрытия.
Рустам нисколько не волновался. После того как он понял, что вычислить Соколяка среди ошлемованных рыцарей тайного русского ордена не удастся, он успокоил спрятанного за грядой стрелка и дожидался Кошкина. Ему было интересно поглядеть на русака, добравшегося до самого Руслан Русланыча. Было холодно, день, перейдя через экватор, вдруг стал таять, как сахар в чае, а от резкого ветра грудь подручного Ютова защищала одна тельняшка да широкая портупея.
– Хть, матрос Железняк! – хмыкнул Кошкин. Ему-то было душно в шлеме и в жилете медленно ползти в гору.
– Ага. А там, за булыжником пролетариата, наверное, Ильич притаился с броневиком. – Сундук явно пребывал не в лучшем настроении.
Когда до чеченца оставалось метров двести, Кошкин остановил свою группу и снова набрал мобильный (говорить по трубке в шлеме – для того требовалось особое искусство). Рустам помахал русскому рукой, как моряк с носа судна, приближающегося к родной пристани.
Встретились вдвоем, на середине пути.
– Салям алейкум. Не дует? – сказал Кошкин. Он снял шлем и обтер с шеи пот.
– Здравствуй, мент. В горах ветер тому страшен, у кого пристанища нет. Стар ты по скалам лазать.
– Ладно, стар. Мне с тобой, чеченец, не бегать наперегонки. Я не заяц, а медведь.
Рустаму понравился ответ. Он причмокнул и покачал головой:
– Хорошо, медведь. Где сокол? Как меняться с тобой будем?
– А так и будем, чеченец. Пусть твой нукер девку выводит. Прямо сюда. А моя братва вашего сокола подгонит. Ну, а мы с тобой, как гаранты, здесь постоим. Ты же, моряк, сто пудов под килем, где-нибудь стрелка на меня подсадил?
– Мы – воины, ты и я, – с высокопарной гордостью произнес Рустам. – Воин с воином договорится. Без обмана обменяем.
Кошкин еще больше насторожился. Он не верил этим словам. Хороший воин всегда готов ко лжи и хитрости. Хороший воин никогда не верит врагу. Вася, будто невзначай, почесывая щеку, поднял шлем до уровня плеча, чтобы прикрыть им голову. Рустам усмехнулся – русский ему попался правильный. Редкая штука – правильный русский на этой войне. Он подал знак, и Ахмет, выйдя из-за камня, подхватил Марию под мышки и встряхнул, как пустой мешок.
– Твои люди ее испортили? – спросил Кошкин гневно…
– Мои люди – мусульмане. Они не портят неверных. Они – не ваше кобелье племя, – ответил Рустам, насмешливо посмотрев прямо в глаза Васе. Вроде бы по всему правильный русский, но настоящий мужчина не потеряет из-за женщины, из-за девки лица.
«Ах ты, сука. Сука. Знал я вашу чистоту», – так и закипала в подполковнике кровь, но он сдержался, все должно было пройти мирно, а чеченцы не прощали неосторожных слов. Не хотелось получать подарков в спину. Хорошо, если пуля. А как из РПГ шмальнут с досады?
– Если портили, проблемы у Ютова будут очень большие. Вот, – только и сказал он, проведя по горлу рукой, но мерзавец в ответ лишь улыбнулся сахарным ртом.
«Откуда у них такие зубы? Жесткая ведь вода, да и жрут, небось, как попало…» Он дал отмашку, и Сундук потащил за собой Соколяка.
– Лицо пусть откроет! – потребовал Рустам.
– Сперва иностранку. Я государев человек, мне проблемы не надобны.
Чеченец согласился – это было логично. По понятиям. Ахмет подхватил Марию, и легко, как свернутый коврик, донес вниз. Кинул к ногам Кошкина.
– Целка, – бросил он в лицо Васе и зыркнул с ненавистью. – Недотрога.
– Пусть он уйдет, – сказал подполковник Рустаму сквозь зубы. – Пусть уйдет, или мы падем здесь за дерзкий язык смертью храбрых.
Тот понял. В этом он верил русскому, потому что русский оказался правильный. Он крикнул что-то резкое и повелительное Ахмету, и тот, побелев, молча, спиной вперед, пошел в гору, то и дело передергивая затвор автомата.
По приезде в Моздок Феретти показали врачу, который констатировал у девушки глубокое нервное истощение, сердечную недостаточность и разлад во всей ее женской сфере. Но в госпиталь не взял. Госпиталь был перегружен тяжело раненными, и врачам было не до нервов. Да Вася и не отдал бы Марию, ему надо было срочно возвращаться в Москву. За новой дырочкой в мундире и, возможно, за новой звездочкой!
2000 год. Москва
Миловидов
Начальник визового отдела МИДа Михаил Матвеевич Миловидов жил недалеко от Смоленской площади, у «Парка культуры», но на работу пешком не ходил и не ездил ни на метро, ни на рогатом троллейбусе. С тех пор как он купил права на вождение автомобиля, он подкатывал, несмотря на любые пробки, к высотке на своем вороном коне – «мерседесе» с двумя синенькими бешеными мигалками. Ну нравилось ему, скромному, в общем-то, в быту труженику, подкатывать на «мерсе». Да и запах пота, особенно ощутимый в вагонах метро по лету, он не выносил. Маленький плотный усач вырос в семействе номенклатурном, но трудовом. Избалован не был, родители радели об интеллигентности. Отец заставлял учить языки и историю, мать – выводить толстыми пальцами этюды на клавикордах. Был, правда, и дядя – тот приучал мочалить «бабу» в борцовском зале до седьмого пота. Но, несмотря на этого родственника и на заслуженный по делу значок кандидата в мастера, уже к студенчеству Миловидов развил в себе любовь к изяществу и тонкость обоняния невероятную. Жену он подбирал долго, едва не в ущерб карьере – но чтоб не пахла. Ну и «мерседес» – куда ж в Москве при такой тонкости без «мерседеса».
Вот и в это ноябрьское утро Миловидов отправился на работу на авто. Сделал зарядку, принял душ, легко, по-европейски, позавтракал, поцеловал дремлющую супругу и отправился в гараж. Там он поздоровался со сторожем, проворно отдавшим честь и отворившим ворота, выкатил машину, вышел и прошелся вокруг нее. Хороша. Но требует ремонта.
На днях его поцарапала «копейка». Боднула боком и укатила, нахалка. Но Миловидова эпизод не особенно расстроил – царапина удалялась легко за двадцать штук баксов, что он получил за выполнение срочного заказа на четырех горских жидков, татов, решивших побыстрее смотаться в ФРГ. А и пусть мотают, здесь воздух чище будет! Более того, после косметического ремонта в сухом остатке выкатывал еще какой-нибудь небольшой скромный «фольксваген» или «ауди», на котором последнее время стала настаивать жена. Чем бы дите ни тешилось, лишь бы не беременело. Хочешь машину? На тебе машину. Кстати, может быть, иудеи эти горские, что ему друг его большой с Кавказа так счастливо подослал, и машину ему пригонят? Двадцать кусков – деньги хорошие, но очередь в Германию – штука долгая, потная, так что услуга его, можно сказать, бесценна. Поди, проскочи в консульство к фрицам без очереди, кабы не его связи!
Михаил Матвеевич выскочил из гаража. Времени до начала службы оставалось еще в достатке. Да и опоздай он хоть на час, хоть на два, ему, начальнику, никто не сказал бы ни слова, только рады бы были – и так его прозвали за глаза «усатыми ходиками». Но, как не переносил Матвеич запаха человеческих выделений, так и неточностей не терпел. Неточность – она вся от цыган да евреев на Руси завелась.
На службе ничего выдающегося Миловидов не совершил, да к тому и не стремился. Был, правда, странный звонок от Соколяка, которого едва удавалось расслышать. Прорываясь сквозь помехи эфира, тот сказал, что надо поостеречься и по их делам все следы замыть. В общем, в детектив играл. Смешно. Какие следы, все же не письмами, все по телефону да в личных беседах решается. Тем более все, можно сказать, законно, только ускорили по его просьбе дело знакомые немцы, вот и все. А он им за это – «алаверды», пожалуйста, и мы вам поможем, без проволочек. Вот и все дела… В период визовых войн весь мир так живет!
Он успокоил Соколяка, что скоро, очень скоро, его таты отбудут в места обетованные, за социальным пособием. Дело на контроле, и разрешение они получат буквально на днях. За полученные им доллары приходилось успокаивать. Тем не менее после этого разговора дисциплинированный Михаил Матвеевич нашел в портмоне листок с фамилиями горцев, еще раз перечитал их странные имена, стараясь запихнуть поглубже в ячейки памяти, и разорвал бумажку старательно, на мелкие части.
После работы он съездил в теннисный клуб, но игра не пошла, на сердце лежала тяжесть – видно, от погоды, от предчувствия слякотной зимы. С корта он заехал к любовнице, но не надолго. Та не успела подбросить ребенка родителям, а соседка оказалась занята – по странному стечению обстоятельств к ней тоже приехал с исключительно дружественным визитом ее приятель. «Закон парных чисел», – решил Миловидов, брезгливо погладил по голове чужого сопливого мальчика, поцеловал в тугие губы красивую его мать и отправился домой.
У киллера, нанятого Ютовым по Интернету, времени на подготовку было крайне мало. По условиям контракта заказчик за каждый день отсрочки отрезал от солидного гонорара изрядную долю, чем дальше, тем больше, в геометрической прогрессии. Чтобы не опускаться до несолидности, но и не терять особенно в деньгах, киллер положил себе на изучение клиента один день. За день нельзя было разобраться ни в повадках этого зверя, ни в его распорядке дня, но этого хватило, чтобы ознакомиться с портретом, выяснить адрес, устройство двора, номер машины и состав семьи – делалось это легко, поскольку работал киллер в одной из «структур».
На следующий день, отметившись ранним утром на службе, киллер отправился к «Парку культуры», к знаменитым сталинским домам, выровнявшимся на набережной по-гвардейски, на грудь третьего. Домам, где когда-то жили военные из Генштаба. Из окна своего жигуленка он видел в бинокль Миловидова, отправившегося в гараж, любовно обхаживающего своего любимца и отправившегося, по-видимому, на службу. Обождав с полчаса, он позвонил по домашнему телефону, представился заспанной жене Игорем Ивановым и поинтересовался супругом. По сугубо частному делу. Узнав, что ждать Миловидова надо никак не раньше восьми, он отогнал свою машину подальше от дома, но двор и, главное, гараж старался из виду не выпускать.