— Анастаси, я ведь и обидеться могу! — надул губы атлет. Он не мог взять в толк, что произошло в один миг с покладистой и охочей до него подругой. А еще советовали друзья — не бери молодуху, объезженная кобылица меньше брыкается.
— Обиженные в соседней хате сидят, — опустила его Настя и ушла. «В Шушенское так в Шушенское. Еще посмотрим, кто у нас в какое Шушенское. Я вам еще такую личную жизнь покажу», — выцокивала каблуками, выговаривала Настя своим подружкам. Со словами о хате к ней вернулась уверенность, что атлет прав и ее Миронов, как бы он ни свирепел, никуда от нее не денется. Хрена вам, не отстанет она от бабьей судьбы! Она почему-то подумала о Балашове, о том, что чуть раньше или чуть позже, но тот освободится для нее от маленькой вредной еврейки.
Назар Бабаев отворил дверь, и Андреич вошел в незнакомый темный коридор.
— Ну, приветствую, Игорь, в твоем неосветленном жилище. Писатель — это крот. При свете он слеп, зато в слепых подземных тропах ночи вселенской он зряч. Ты мне свет включи.
Назар Бабаев не знал, где включается свет. Он пощупал стену, но выключателя не нашел и сказал как можно ласковей:
— Вы, дедушка, проходите. Хозяин там, на кухне.
— А вы кто будете?
— А мы гости из Ташкента. Гостинцы завезли.
Лейтенант никак не мог разглядеть ветерана. Голос у того был не стариковский, и, больше того, звучали в нем такие знакомые Назару Бабаеву ноты, что хоть вытянись в струнку и отвечай по уставу. Миронов замешкался в коридоре, зацепившись большой дорожной сумкой за вешалку.
— Ты иди вперед. Зовут как, как фамилия?
— Назар.
— Что Назар? Из Ташкента сам?
— Нет, из Кызылкума. Вы проходите, дедушка.
— А спутников твоих как фамилии?
Назар Бабаев, привыкнув к полумраку, присмотрелся, наконец, к ветерану. Отметил, что дед еще крепок. Вот такие любопытствующие, они всех их еще переживут. Желуди дуба. А глаз один и тот стеклянный. Не моргая смотрит. Второе веко намертво сомкнуто, как запаяно. Как пить дать, Берлин брал!
— Все вам надо узнать, уважаемый! Амангельды и Гурбан, земляки.
Миронов отцепил, наконец, сумку и, слегка подтолкнув вперед молодого, шагнул в кухню.
Капитан Атаев встал ему за спину и обхватил горло предплечьем:
— Не нервничай, дедушка, дыши глубже.
Но Андреич вдруг присел и с неожиданной ловкостью вынырнул из-под руки. Через миг он уже левой запрокинул голову капитана, отпустившего от боли заломной на колено. Указательным пальцем-крюком Миронов едва не вспорол капитану щеку ото рта до уха. В правой дедушка держал невесть откуда взявшийся пистолет. Рукоятью он в силу огрел свою жертву по уху и направил оружие на майора.
Назар Бабаев уважал ветеранов. И ожидал от них всяких возможных пакостей. Но этот превзошел его ожидания. И про такие стволы, что тот наставил на майора, он когда-то читал в учебнике. Оказывается, запомнил, что патроны в них от автомата Калашникова, и ливер ковбойская дура выбивает через любой бронежилет. Назара Бабаева успокаивало то, что смотрела тяжелая приблуда на большого Кулиева. Лейтенант молча опустился на колени и руки заложил за затылок. Он вдруг вспомнил, что в КНБ служить пошел не по своей воле, а за старшим братом, потому что иначе не выжить большой семье, а в опричнине и харч получше, и прав побольше. Ему пришло в голову, что сейчас главное — по дури чужой не схлопотать тут пулю, а там либо свои вытащат, либо здесь, в России, убежище просить можно. Бабаев слышал, тут многие осели, и ничего, живут.
Гурбан Кулиев тоже подумал о сдаче в плен. Но он мыслил иначе. За операцию отвечал он, и иной дороги, кроме как обратно, у него не было. Держало начальство за горло его крепко, и кровь на нем была, хоть и не злодейски пролитая, как та, что на капитане Атаеве, а все одно. Ведь троюродный брат Кулиева с опальным министром финансов дружбу водил, так теперь всей семье выслуживаться. Сорвись он здесь, сдайся просто, и все пойдут по этапу как предатели. И отец, и братья, и зятья… Не дай бог!
Майор Кулиев, насколько мог, прикрылся Балашовым. Игорь был в сознании, но не ощущал своего тела, словно попал в лапы медведю.
— Пусти его, — крикнул Миронов. Целиться в медведя и удерживать обмякшего капитана было тяжело, долго так не простоять.
Майор Кулиев понимал, что попал в засаду. Их здесь ждали, хотя все странно. Русская контрразведка? Может быть, ждали, но не их? Если так, то договорятся. А если ФСБ? Если все же по наркоте? Если ни при чем террористы? Тогда полковник Сарыев кинет Кулиева. Кинет, как говорится, влегкую.
— Пусти внука, — уже не кричал, а членил слоги Миронов.
— Отпусти моего человека. И разойдемся! — предложил майор, не расставаясь с живым щитом, а, напротив, отступив с ним из-за стола к окну.
«Афганец» выпустил Атаева и шагнул в сторону. В этот момент майор с невероятной силой толкнул Балашова на Андреича.
— Атаев, бей! — заорал туркмен, голос его взвился тонко и лопнул, сорвался на хрип.
Тело Балашова не только долетело до Андреича, но едва не сбило его с ног. «Афганец» вынужден был правой рукой закрыться от него и откинуть в сторону. Капитан от начальственного крика пришел в себя и слепо, с колен, бросился на Миронова. Гурбан, видя, что маневр удался и ствол ТТ больше не направлен на него, решил повторить атаку. Поднапрягшись, он двумя руками швырнул на русского кухонный стол и устремился вслед за ним.
Андреич увидел надвигающееся на него темное пятно. Слева в грудь ткнулся головой, прибил к стене, упрямый капитан. Миронов, стукнувшись затылком об угол, только и успел что провернуться в коленях — как только крест-связки выдержали — и выставить вперед себя Атаева. Стол со всего маху обрушился капитану на спину и голову и раскололся надвое. Из-за него наскочил с рыком человек-медведь.
Гурбан Кулиев учуял запах крови. Он уже знал, что раздавит коварного старика раньше, чем тот успеет навести на него оружие. И тогда его ждет медаль, орден, и из его личного дела, может быть, вымарают строчку о нехорошем родстве…
Андреич не испытал ужаса. Напротив, некто главный в нем, его управляющий, усмехнулся, отвечая в непрерывном споре с Настей, с Кошкиным, со всем миром: поглядим, кто стар. Он принял решение, откинул ТТ в сторону Балашова коротким кистевым движением и встретил туркмена правым крюком, вложив в удар вес, удвоенный толчком от стены.
Гурбан Кулиев, только проводив мгновенным взглядом лет пистолета, не успел осознать, что за препятствие встретилось на его пути. Молотом его ухнуло в челюсть и бросило в сторону, на колено. Он взвыл и сквозь желтую пелену ринулся вновь в атаку. Вслед за ним, все же склонившийся к тому, что победа достанется майору, с громким боевым кличем, но не спеша, двинулся в бой Назар Бабаев.
Андреич задыхался. Сердце прыгало прямо в кулак из груди. Его хватило еще на один добрый удар. Левой наметив лишь тычок, он пробил костяшками пальцев под лапами чудища в самый кадык. Уклонился вправо и вложил левой встречный в сопровождение, как учил инструктор Долматов. От удара ногой, нанесенного Бабаевым в прыжке, он даже не устранялся, а просто взял его на живот, двинувшись навстречу.
Лейтенант Бабаев отрабатывал смертоносные техники ушу больше года, он постигал секреты кемпо-карате шесть месяцев, но майа тоби гери в чужой московской кухне вышел у него вялый, вовсе без души. Он сам потерял равновесие и упал на зад. Миронов схватил его за ухо и рванул, так что у лейта почернело в глазах от боли. Он распластался на полу. В обоих носках желтели дыры.
Обычный здоровый человек на месте Гурбана Кулиева уже лег бы навзничь рядом с Бабаевым от ветеранских гостинцев, но не таков был майор. Он собрал последний воздух в легких, сжал зубы и, схватив стул, словно палицей замахнулся на врага. И тут кухню потрясла, жахнула по перепонкам, густая резкая волна от выстрела. Балашов пересилил себя, нащупал ТТ и, прицелившись в медведя, нажал на спусковой крючок. Пуля, прессуя воздух, выбрала невероятный маршрут: прострелив штанину майору и едва не задев «причинное место», она усвистела в окно, унеся с собой часть рамы со шпингалетом. Запахло порохом и штукатуркой.
Гурбан Кулиев упал на колени и схватился за пах. Он не мог разобрать, ранен ли он туда или просто контужен, но его медвежий дух оказался сломлен. Балашов, открыв рот, ошалело смотрел на Миронова. Тот подошел к нему и хотел взять оружие. Игорь не отдавал, упирался, пока Андреич не шлепнул его ладонью по щеке и не рванул с силой. Потом, не упуская из виду узбеков, помог ему подняться.
Через полчаса примчался Раф, вслед за ним поспел Вася Кошкин с помощником, капитаном Утюгом.
Туркмены сидели вдоль стены, руки у них были стянуты подручными средствами. В ход пошли пояса Балашова и единственный его галстук. Хальцтюх, так это слово выговорил на нервной почве Миронов.
Андреичу было нехорошо. «Сахар. Холестерин будем понижать», — объяснил он. Он отказался от остатка водки и пил воду, чем поразил Васю с Шарифом. Эти водкой не побрезговали. Они плеснули ее и пленникам и приступили, переглянувшись, к допросу. Кошкин настаивал на перекрестном, Раф убеждал, что вышибать инфу лучше поодиночке.
— Мы их запутаем, — объяснял Кошкин.
— Куда их путать! Это же узбеки, их распутывать надо. Они же друг дружки больше, чем нас, боятся.
Майор Кулиев, придя в себя, геройствовал. Осознав, что он цел, туркмен взвесил, кто ему сулит большей опасностью, русские или свои, и решил помолчать. Был бы он здесь один или вдвоем с лейтенантом, тогда дело иное, тогда сумели бы договориться. Но Атаев — этот ведь, гнида, уровняет с грязью, если вернут на родину…
Бабаев, оказавшись один на один с Кошкиным в камере для допросов, то бишь в сортире, сразу попросил политического убежища. «Все расскажу. Все расскажу. Только обратно не отправляйте, дядя», — частил он и заглядывал в глаза с подобострастием. Вася лишь пару раз ударил его под дых и в печень, и тот пошел говорить о спецзадании, о задаче группы, о наркодилере Кеглере, террористе Балашове, как-то связанном с боевиками Назари. Эту связь и должна была выявить группа Гурбана Кулиева. Под конец допроса Вася взял в толк, что имеет дело с туркменами.