— Не пришло время волу учить пахаря! Не пришло время пахарю наставлять муллу. Не пришло время мулле поучать пророка! — резко произнес он.
Керим и Мухаммед-Профессор обернулись к Моисею, но тот и бровью не повел.
Потом, когда Мухаммед-Профессор оказался с Моисеем на улице, тет-а-тет, он попросил объяснения этому молчанию.
— Не вол пашет землю и не мулла. Ты и я — землепашцы, не Саат. А небо — оно такое же, как земля. Не станем торопиться вспахивать небо, не завершив земную пашню.
За годы Мухаммед-Профессор научился понимать Пустынника. После этого разговора инженеру надолго пришла ясность в деле и успокоение сомнений за свое место в нем.
Как ни странно (впрочем, странно для того, кто не видит связи между явлениями внутренними и событиями внешними), после этого Мухаммеда-Профессора оставил страх увольнения со службы, куда его только-только устроили по протекции знакомых из синагоги — в маленькой фирме, занимающейся торговлей химикатами, ловкий хозяин из города Одессы то и дело пугал Профессора, что заменит его хорошенькой девчонкой, как только найдет такую, чтобы еще разбиралась в химии. Афганец принимал угрозы за чистую монету (так что Карат, слушая жалобы товарища, даже предлагал свернуть нечестивому шею, но не мог ответить на вопрос, что же будет с фирмой после ужасной гибели одессита) — но после разговора с Пустынником вдруг снова ощутил утерянное в Европе чувство, что не воля хозяина и не воля Саата, а иная, более сильная воля ведет кистью его судьбы по листу жизни…
Миронов и Раф готовят удар 5 декабря 2001-го. Москва
Миронов был увлечен динамикой операции. Медведя в берлоге удалось разворошить, так что вот-вот могла показаться его злая морда. Подарок полковника Куроя оказался и впрямь бесценен. Из родственников Чары можно было бы составить отдельную спецслужбу. Хорошо, когда нужды рода ставятся выше интересов государства, а желание услужить родственнику превосходит страх. Одно удовольствие пользоваться таким семейным МОССАДом.
Андреич знал, что раджеповцы ищут некоего кавказца, замешанного в наркоделах КНБ с талибами, и что на носу большая чистка в рядах местных чекистов. Но главная новость пришла от генерала Дустума. Да, разумный узбек оправдал надежду Миронова, когда не нашел большого греха в том, чтобы по просьбе хорошего человека из Ташкента поручить своему помощнику скинуть на некий адрес сообщение о пакистанце Ахмаде Джамшине, проявившем интерес к его пленнику. Зачем да почему — об этом Дустума не спрашивали, он и не указал.
Миронов, как ни жаль было расставаться с долларами, перевел на указанный счет деньги. Теперь, согласно его плану, предстояло взяться за этого Джамшина. Но тут начались неловкости.
Получить у ребят, работавших по Пакистану, справку на Ахмада Джамшина оказалось не сложно и не дорого, но многого Андреичу эта справка не дала. Сотрудник разведки, занимавшийся СССР перед самым его развалом, потом Грузией, потом Чечней, теперь сидит в Ашхабаде. Задачи не выявлены. Ашхабадские контакты не установлены — это в компетенции смежников. Все последние года поддерживал активные связи с лидерами исламистских группировок в Афганистане.
— Не исламистских группировок, а террористической сетевой структуры, — Миронов не преминул поучить бывшего слушателя.
Смежниками в Туркмении, вопреки пышным заверениям, данным ими Шарифу, вообще попользоваться не удалось.
— Что теперь? Не выкрадывать же этого Джамшина из его посольства? — спросил Раф на очередном военном совете. По его мнению, их домотканное следствие зашло в тупик, идти дальше против такого ветра будет не по силам. — Да что вы, Андрей Андреевич! Чего я боюсь? Боюсь пенсии. Пенсия развивает склонность к идеализму. «Наши» и пальцем не пошевелят на чужом поле. Ни за Васю, ни за меня, ни за честь мундира. Ни за Родину, прости господи… Хорошо, что я буддист. Здесь еще порвали бы на куски, а там… Не СССР. Да и тогда… Вскрывать пора. По полной. А иначе закроют вас, как Васю закрыли.
— Рано вскрывать. К кому пойдешь? К Путину на прием попросишься? То-то. Нет, пока мы концы группы не нашли, рано, я говорю. Мы уже щупаем, как ладонью титьку. А они сейчас в пассив ушли, им не до атаки.
— Им всегда до атаки. И вербовочный контингент у них всегда под рукой. Вот тот же Рустам пресловутый — как пить дать, из тех, что с Ютовым на Москву ходили, бог ему в память…
— Бог, бог. Какой ты буддист… Бог тепло любит. В наши суровые края заглядывает с бросающейся в глаза редкостью. А в безбожные времена расцветает изворотливость ума и человеческие таланты. А у таланта знаешь какая главная отличительная черта?
— Просветите, будьте любезны.
— Свобода от стереотипа. От слов «нельзя» и «не получится». Как бы тут сформулировал наш влюбчивый классик, талант — самое несвободное из образований духа, поскольку отметает границы, которые и определяют нашу свободу в конкретных условиях!
Раф только усмехнулся. Он про себя стал высчитывать, сколько Андреичу лет, и с удивлением пришел к выводу, что вся советская власть продержалась лишь на десяток лет дольше, чем держится этот чумной бодряк, рожденный, помнится, труженицей села от путиловского рабочего. Путиловские… Революция — способ смены власти без смены способа мыслить. Поэтому афганская революция вечна, а часы в Панджшере вообще встают и даже не тикают.
На поверку Раф отнесся к делу серьезно. Он связался с ребятами из Росвооружения — покровителями его фирмы. А ребята туркмен знали, как родных, поскольку оружие Ашхабад покупал охотно, а то, что потом его мулле Омару отгружали за героиновый доллар, так что тут поделать? Спасибо свободному рынку, оставившему Россию беззащитной перед хищниками Запада. «Диверсия», — чернили Михаила Сергеича Горбачева ребята из Росвооружения и продавали свою продукцию Ашхабаду. Когда через Минск, когда через Киев, а когда и напрямую.
Раф, хоть и не служил ни в ЦРУ, ни в ФСБ, был об этом хорошо осведомлен. Конечно, ребята имели и в Туркмении свою «структуру» — тертых умелых людей, бандитов да бывших разведчиков, коим предписывалось отслеживать конкурентов и, в случае крайней необходимости, то бишь расхождения с ашхабадскими партнерами, надлежало выбивать долги. В большом деле они пока не бывали, туркмены платили по счетам исправно. Но и дремать не дремали, собирали компромат.
Конечно, о том, чтобы получить «структуру» в свое частное пользование хоть на день, хоть для мелочи, нечего было и думать. Другое дело — воспользоваться их компроматом. В ознакомительных целях и в разумных пределах. Что бумагам плесневеть в актах? На встречу с Мироновым Раф принес содержимое пары таких актов. От взгляда старшего товарища не укрылось, что тот не с пустыми руками явился.
— Что у тебя там? Сокровище прячешь, как девственница.
— Что это вы о девственницах? Вы никак в бегах заскучали по секретарше? Настя ее зовут?
— Настя или не Настя, а скучать некогда. И к делу это не относится, равно как и твои леваки.
— У меня не леваки. У меня Любовь, — желтое лицо Рафа обнаружило способность сереть. Но кожа, на миг свернувшись молочной пленкой, сразу разгладилась, — любовь разная бывает. У одних к женщинам, у других — к азартным играм. Я узнал, что сын Отца всех туркмен — личность азартная… В Монте-Карло больше миллиона проиграл в казино за ночь.
— Мелочь…
— Мелочь для папы. А этот папу волновать не решился. А в Монте-Карло деньги сразу нужны. И не манаты. Люди за него долг внесли, причем люди московские.
— Уже теплее.
— Люберецкие внесли за сынка полную долю, но на счетчик выставили. Как мне сказали, отпрыск платить не торопится, так что счетчик уже вдвое накрутил, как в заказном такси. Теперь у люберецких терпение вышло, они у папы деньги попросить хотят. Папе, естественно, денег жаль, потому что не по понятиям. Он к нашим Рушайлам гонцов послал, чтобы они его чадо за умеренные деньги от долга освободили. Ноль первого поучил, мол, пора вам у себя со всякой шпаной разобраться, как мы в Туркмении разобрались. У нас, мол, стопроцентная раскрываемость. Ноль первому не понравилось. Так что при необходимости можем попытаться зайти через сынка. Если с люберецкими договоримся.
Миронов сделал вид, что не заметил насмешки, вложенной меж словами Рафа. Он продолжил с самым серьезным видом:
— Примем как версию. На случай проведения многоходовой комбинации. Еще что-нибудь накопал? Поважнее.
— Какая страна, такой урожай. Ну, кое-что… Любовница генерала Назарова из секретарши перешла в руководители мидовского отдела. Министру иностранных дел указывает, кого куда назначить.
— Будто ему раньше не указывали.
— Указывали. Только раньше сам Сердар указывал, а теперь министерская стерва. Министр Назарову на нее жаловаться ходил, а Назаров в ответ: делай, что велит, я с ней сам спорить боюсь. А будешь упираться, я тебя быстро в бараний рог скручу. Вот министр и сбежал за границу…
Тут Андреич не выдержал, засмеялся:
— Когда на пенсию выйдешь, книгу напиши. Об истинных причинах исторических событий. Возьмут как школьный учебник в силу простоты и доступности изложения. А меня консультантом. Нынешним детям понравится. А мы главу о создании демократической оппозиции в Туркменистане пока отложим. Есть еще что?
— Да так. Почти ничего уже. Что вы, еще да еще… Я ведь не начальник нелегальной службы. Люди поделились по доброте тем, что знают. Тут хоть есть за что уцепиться. Вот ведь что: сейчас Назаров очень боится, что подсидит его генерал Раджепов. Свои концы зачищает. Сердар-то на него гневается, что тот министр за рубеж откинулся, там оппозицию принялся сколачивать. Пригрозить бы Назарову эфиром про убийство Васи. Пусть сам нам поможет до Джамшина добраться. А мы ему раскрываемость повысим. Все, что ни делается, то к лучшему?
— Все, что ни делается, как известно, к худшему. (Раф снова усмехнулся. Есть люди, в которых неизбывный глобальный скептицизм и служит источником их конкретного жизненного оптимизма. Не мировоззрение определяет человека, а человек, его более фундаментальное, сутевое, его геометрическое, задает форму израстающего в нем дерева духа — как и береза и сосна по-разному взрастают при разном солнце, на разных почвах, при разных ветрах, но ведь сразу различишь — тут береза, там сосна.)