Игорь улыбнулся. Бред какой-то. Продолжение сна.
— Меня дома неделю не было. Есть свидетели. А из женщин — только невеста. Мы заявление подали. Ошибка, товарищ участковый.
Игорю стало неловко от того, что он не знал околоточного по имени-отчеству. Он уже хотел предложить чаю-виски с дороги и на прощание.
— Знаем, что не был. Бдительность проявляем. Значит, сам смылся, а квартирку под притон? — перебил «галоша».
— А вы кто? — вдруг разозлился Балашов.
— А если мы сейчас у тебя кокс найдем, как тогда запоешь?
— Вы кто? Я ведь милицию вызову! — глупил Игорь.
— Здесь уже все, родной.
— Товарищи из органов, жилец Балашов. Вы проявите кооперативность. Может быть, выяснят, что сигнал ложный?
— У нас ложных не бывает, товарищ Рябов. Где твой подельник Миронов Андрей Андреевич? У него скрывался? Кликуха твоя Писатель?
Балашова молотом стукнуло в сердце. История, повторенная дважды, является фарсом, но лишь историку. А не участнику. И не участковому.
— Это он с ним по телефону! — ожил близнец-«галоша». Он говорил с заметным восточным акцентом.
— При чем тут Миронов? Объясните мне, товарищ э-э, Рябов. Вы без ордера пришли, так хоть объясните…
— А если кокс найдем, то никого ордера и не надо. Это такая феня для шибко грамотных, — вмешался первый «галоша», а участковый лишь руками развел:
— Сигнал у меня. Участковый, что? Сигнал поступил — проверяй…
— Может, ты не виноват. Может, Миронов твой с острова невезения. На то мы и служим. Мы разберемся, — первый «галоша» произносил слова с темпераментным придыханием на последние слоги, так что «разберемся» превращалось в «разберехмся», а «невезения» — в «невезехния».
— Говори, где прячется кокаинщик, и пока оставим тебя. Пиши. Ты еще сладкий, а он заядлый. С Афганистана на наркотрафике сидит, морзота, — второй «галоша» двинулся к окну, — вот так зачахнешь, как твой цветок. Не о деньгах думай, а о жизни. Сядешь на пятак, это по-легкому. А по правде так на все семь.
Балашову стало страшно. В Москве — да что в Москве, в Париже и в Нью-Йорке против пакетика с порошком, найденного за книгами или под раковиной, приема нет. Об этом говорит мировая литература. Сейчас притащат понятых, а потом убеждай присяжных, что обыск без ордера. Вот тебе и кодовый замок…
И тут снова в уши впился звонок. Тот, кто звонил, не ленился вжимать кнопку до упора. Это уже точно была не Маша. Игорь решил, что вот тебе и понятые, и ордер, но «галоши» переглянулись, и в их глазах Игорь увидел растерянность.
— Кого черт несет? Не открывай, — повелел первый. Он расстегнул плащ и вытер пот, выступивший под высоким воротником на шее.
— Дверь высадят. Это долг забрать! — вдруг поперло из Игоря, в котором надежда на спасение сомкнулась на том, кто стоял за дверью. А вдруг опять Миронов?
Балашов, дивясь сам себе, испытал азарт!
— Долг? Я же говорил, что притон! — обиделся первый «галоша». Вы, товарищ Рябов, откройте, поглядим, что за гусь. Может, как раз по нашей картотеке?
Участковый, крякнув, поднялся со стула, на котором успел обосноваться и даже угреться.
— Как у вас замок открывается? — спросил Игоря его домашний милиционер. Игорь устремился помочь.
— Сиди. Куда к сообщникам! — цыкнул на него первый.
— Дома у себя командуйте! Документы свои предъявите, — крикнул хозяин квартиры и успел проскочить к двери и открыть ее.
Напротив него стоял незнакомый мужчина. Мужчина был коренаст, но не вызывающе, а естественно и убедительно. Верхнюю часть лица скрывала кепка.
— Такси заказывали? Балашов здесь живет? — скрипло спросил он.
— Да, я. Номер заказа 4711?
— Верно. Ехать будем? А то ждать запарился.
— Будем, будем. Сейчас туфли в ноги и гости мои уйдут, — заторопился Балашов. Мозг его частил, а руки не поспевали.
— Эй, гражданин, вы езжайте. Хозяин остается. Не видите — милиция тут разбирается, — возник в коридоре первый «галоша».
— Что значит езжайте? А платить кто будет? Я вам не сайгонский рикша. И потом тут я только одного милиционера фиксирую. А вы лица сугубо для меня гражданские. Вот и платите. Сто рэ.
Участковый вконец стушевался. И хотя «галоша» выжигал на его куртке пуговичные дырочки злобным взглядом, товарищ Рябов отказывался проявлять активность в решении возникшей проблемы. «Галоша» отнес это насчет личной вялости участкового, вызванной некстати прерванным похмельем. Но сам-то Рябов знал, что спорить с московским таксистом из-за денег может позволить себе разве что старший офицер какого-нибудь ОМОНа, а платить сто рэ за Балашова из своего «ка» ему вовсе не хотелось, несмотря на обещанные «галошами» хорошие барыши. Но будут ли они еще, эти барыши, он уже сомневался, кумекая мужицким своим умом, что выгодное дело, в которое его втянуло начальство, на поверку вышло скользким обмылком.
— Дай ему сто рублей, — приказал первый «галоша» появившемуся за его спиной «близнецу».
— Почему я? — спросил второй. Балашов тем временем надел туфли и вознамерился выскользнуть из собственной квартиры.
— Что смотришь? Держи ты его! — плюнув уже на сотню, крикнул первый, и оба устремились по узкому коридору к Балашову. Первый споткнулся о балашовские осенние сапоги и ткнулся в товарища Рябова, не успевшего вжаться в стенку. Ах эти чертовы московские квартирки. Второй оказался проворнее и схватил Балашова за локоть. Тот встрепенулся, взмахнул руками, но хват был цепкий. И тут таксист, до сих пор безучастно ожидавший клиента или сотни, шагнул вперед и без замаха ткнул второму «галоше» в лицо. Игорю показалось, что тычок вышел мягким, но тот отпустил локоть и, постояв секунду в недоумении, обмяк в коленях и рухнул под ноги участковому. Вторым таким же ударом, последовавшим без паузы в ухо, на пол был уложен и другой близнец. У него запузырилась из носа кровь.
— Вы что делаете? — взроптал товарищ Рябов и хотел взять таксиста за руку, чтобы выкрутить ее, как когда-то учили тренеры.
Но руки не поймал и неведомым ему образом очутился на колене. По лицу его не били и вообще честь мундира более не задевали, так что Рябов, уже не мечтая о смертоносных приемах самбо, решил просто, по-русски, хлябнуть нахала — не как представитель власти, а от себя лично. Но с колена дать достойный ответ было несподручно, и Рябов аж подпрыгнул с пола, разя обидчика кулаком — таких нагрузок на сердце уже давно не выдавалось — разве что старуху нетрезвую он тут едва не на руках на третий этаж волочил. Но проклятый таксист словно из воздуха был сделан — рябовская оплеуха пролетела над его головой и обрушилась на подвернувшегося Балашова. В самую челюсть. Писателя смело с ног. Когда он пришел в себя и снежинки в зрачках перестали кружить звенящей метелью, он обнаружил свое тело в собственном кресле. Он еще не слышал, что кричали друг другу люди вокруг, но отметил, что людей в комнате прибавилось. «Галоши» сидели на полу спинами друг к другу, и рукава их плащей были хитро переплетены меж собой. Участковый, вжавшись в стул, сжимал обеими ладонями виски. Был и таксист, так и не снявший кепки, и еще некто, которого хозяин не мог разглядеть, поскольку стоял тот у самого окна, в которое вдруг, разбуженное шумом, с искренним любопытством заглянуло солнце. Когда вслед за зрением и болью вернулся слух, он понял, что в его квартире происходит форменная «разборка» — только вот между кем и кем? Тут он оставался в недоумении, равно как и участковый Рябов, которого, похоже, все-таки угостили тумаком в качестве успокоения.
А произошло следующее. Судьба балашовская нечасто связывала его с «горними силами» столь бесхитростно и прямо, как в этот раз. Когда в Ашхабаде подручные генерала Раджепова без особого труда разговорили Руслана и выяснили про скверного московского Миронова, который мутит воду через журналистов, сам президент наказал немедленно договориться с Москвой, чтобы беспокойного отставного полковника усмирить. Пока в столице Туркмении разжаловали начальника КНБ Назарова (в прессе, впрочем, объявив, что ему назначен еще испытательный срок), пока там брали тепленькими в холодную его приближенных, пока в управлениях госбезопасности на местах, уже не стесняясь, чистили кадры и меняли назаровских на раджеповских, в Москве полковник Аллаков, резидент туркменской разведки в России, получив от одного из секретарей посольства республики строгие инструкции, принялся за дело, которое он сам, будучи человеком не лишенным чувства юмора, назвал «Островом невезения». Правда, три раза сплюнув предварительно. Дело не представлялось Аллакову необычным и сложным. В администрации президента, в Кремле сидели хорошо прикормленные, или, как их еще называли, «трезвые политики», и через них объяснить фээсбэшникам или еще какому придворномулюду, что ссориться с туркменами совершенно незачем, — это Аллакову казалось само собой разумеющимся шагом. Так что если Миронов — тоже челядь государева, то и беспокоиться не о чем. Если же нет, если ведет свое расследование этот субъект по чьему-то частному заказу, то и на этот случай был у полковника несложный план. А несложные — по убеждению Аллакова — это самые действенные. Если власти все равно, то он и сам с этим Мироновым разберется. Лишь бы ему не мешали, то есть немножечко помогли.
Аллакова «трезвые политики» встретили с ожидаемым радушием, поскольку пришел он не с пустыми руками. А привычка отказываться от пустяков в дипломатах в Москве как-то не прижилась. И действительно, жизнь коротка…
Забота полковника из дружественной азиатской страны была им понятна, равно как и то, что интерес их государства в свете наступления США в Азии никак не состоит в выгораживании какого-то зарвавшегося господина, да еще и связанного с западными СМИ и немецкой спецслужбой.
— А тревожиться не надо. Зачем тревожиться? Все под контролем, Сапар Муратович. Все под контролем, — заверил Аллакова один из самых «трезвых политиков», — вы нам только помогите с этим, как его? Кеглер, Меглер? А то Запад обязательно нос сунет, правозащитники встрянут… Этим только мизинец дай. Вы его нам отдайте, а мы ваши проблемы решим. И нет никаких проблем.