в нас», – сказал Ройд.
Третье открытие заключалось в том, что поводом для атак этого всегда являлся страх самого человека.
Четвертое открытие касалось причины явления. Бимон пришел к выводу, что усилителем страха являлась система катапультирования. Оно появилось одновременно с введением систем катапультирования. Да разве он сам с его страхами не доказательство этого? Пока здесь были другие люди, их усиленные страхи передавались ему. И с ними невозможно было справиться, пока человек, излучавший страх, не катапультировался на Землю. А когда он, Бимон, остался один, никаких страхов не стало. Так и должно было быть. Ведь он не включен в систему катапультирования. Он такой же человек, как и миллиарды других на Земле, как и космолетчики прошлых десятилетий.
Бимон понимал, что с его системой катапультирования произошла нелепая ошибка. Но какая ошибка! Ведь именно она поможет человечеству справиться с этим. Ну что ж. Возможно, придется отказаться от системы катапультирования. И космолетчики будут осваивать Дальний Космос как и прежде. Будут жертвы. Наверняка будут. Но зато не остановится движение вперед.
И он сам снова уйдет в Дальний Космос.
Система катапультирования. На одной ее стороне – полная безопасность. На другой – страх. Так они и будут вечно соседствовать друг с другом.
Он провел на Агриколе-4 неделю.
А на восьмой день рядом с «Клеопатрой» опустился еще один корабль. И из него вышли люди.
– Этого больше нет! – крикнул Бимон и рассказал им все.
– Похоже, что наш эксперимент был правильным, – сказал один из вновь прибывших.
– Так, значит, неполадка в моей системе катапультирования была запланирована?! – закричал Бимон. Но закричал без гнева, просто от удивления.
– Да, неполадка была запланирована. Иначе бы мы не прилетели так быстро. Ведь автомат ушел только через два месяца после вашего отлета. А мы – через неделю.
– Я хочу на Землю. Я хочу видеть Сибиллу. Я хочу видеть всех!
– И своего сына?
– Сына? У меня родился сын?! Ни минуты больше на этой планете! Немедленно старт! Три месяца… Я не выдержу такого длинного перелета. Я надеюсь, ваш корабль предназначен для обратных перелетов?
Командир корабля с улыбкой покачал головой:
– Нет, не предназначен.
– Мы вернемся на Землю мгновенно, – сказал другой.
– Вы… А я? Ведь я не могу катапультироваться.
– Отчего же? Хоть сейчас.
– Разве систему катапультирования можно восстановить?
– Нет.
– Тогда…
– Она у тебя с самого начала была в полном порядке.
– И я мог в любое время вернуться на Землю?
– Конечно.
– Значит, моя теория не верна?
– Напротив. Верна более чем на сто процентов. Система катапультирования действительно усиливает человеческие страхи.
– Но у меня же их не было.
– И это самое главное. Ты сумел побороть страх, усиленный в сотни раз, материализованный страх. Теперь это сумеют сделать и другие. И все экипажи будут возвращаться из Дальнего Космоса.
– Прекрасно! – крикнул Бимон. – Хочу на Землю!
– …Здравствуй, Сибилла!
На дворе двадцатый век
– Микола! – крикнул Андрюха. – Посмотри, что там на дворе!
Никто не ответил. Андрюха сердито заерзал на печи, скинув с себя изодранный полушубок, свесил голову вниз. Темнота, ничего не различишь. Тихо, только едва слышное посапывание на полу.
– Микола! – снова крикнул Андрюха. – Проснись! Чтоб тебя!
– А!.. Что?.. – Микола взмахнул рукой, ударился о березовый чурбан, сморщился, сел прямо на полу, растирая кисть руки, буркнул: – Опять этот полушубок…
– Ты бы сходил посмотрел, что там на дворе? А?
– И смотреть тут нечего, все и так понятно.
– Все-таки… Может, березка подросла?
– Черта с два она подросла. Сидим здесь уже третий день.
– Все-таки…
– Ладно, схожу.
Микола поднялся с пола, в темноте нашарил руками лапти, надел их прямо на босу ногу и, как был в одних портках и без рубахи, шагнул через порог. Еле слышно сработала блокировка. Это чтобы ничего не случилось, пока Миколы нет в избенке.
Уже заметно светало. Все небо заволокло тучами. Моросил мелкий дождь. Листвы на деревьях уже почти не было. Микола погладил ствол тоненькой березки, что стояла около полуразвалившегося крыльца. Какая была, такая и осталась. Ничего не изменилось. Подставив руки под струю воды, стекающую из деревянного желоба с крыши, Микола умылся, подставил грудь, спину. Холодно, а хорошо. Взбадривает.
Андрюха уже слез с печи и теперь пытался найти огрызок свечи, кремень и трут. За этим занятием и застал его Микола.
– Светает уже. Побереги.
– Ну что там? – спросил Андрюха. Он еще надеялся. Чуть-чуть, совсем немного, но надеялся.
– Засели мы. Вот и все, – спокойно ответил Микола.
– Так. Приключеньице.
– Сходи умойся. Харч надо добывать.
Пока Андрюха хлюпался на крыльце, Микола оделся, навернул портянки, завязал лапти, сел на чурбан.
Андрюха оделся тоже, спросил:
– Возьмем сегодня чего-нибудь?
Микола покачал головой:
– Бластер бы, а с этим оружием… сдохнем с голоду. Зима скоро.
– С бластером мы были бы уже не здесь. Однако надо идти. Сидеть тоже толку мало.
– Пойдем вдвоем. Веселее.
– А если здесь что произойдет?
– Ненадолго же.
Микола взял в руки рогатину, подбросил ее в руке. Ну и оружие! Вот жили люди! И Андрюха взял в руки рогатину, здоровую, на медведя разве что. Но с медведем лучше не встречаться. Они надели сверху старенькие, изношенные полушубки, лохматые треухи и вышли в нудный, противный дождь.
Рядом с покосившейся избой начинался лес, непролазный, нетронутый. Ни тропинки, ни просеки.
– Куда пойдем? – спросил Андрюха. – Хорошо бы по компасу.
– Ха! По компасу, – усмехнулся Микола. – Компас того, может и будет когда.
– Прямо, что ли, пойдем?
– Пойдем прямо, – согласился Микола.
С деревьев на них сразу же хлынули потоки воды. Идти было трудно. А тут еще рогатины мешали. Как с этим оружием можно добыть зверя, они понятия не имели. Но что-то нужно было делать.
За полчаса они продвинулись метров на пятьсот. Устали, промокли и оказались на берегу реки, на небольшом обрывчике. Внизу, у лодки, стоял мужик, разбирая латаные сетки, и что-то бормотал под нос. На днище лодки поблескивала рыба. Андрюха не сдержался и начал глотать слюну. Очень уж хотелось есть. Микола переступил с ноги на ногу, чавкая грязью. Мужик оглянулся. Сначала испуганно, потом злобно зыркнул на них глазом, схватил топор и бросился наверх, хрипло выкрикивая:
– Порешу! Антихристы! Порешу!
Андрюха бросился было бежать, но остановился. Мужик никак не мог взобраться наверх, а может быть, просто не хотел. Пугал только.
– Давай руку, – сказал Микола и нагнулся.
– Тебе чего? – сердито спросил мужик.
– Мне ничего. Живем мы тут.
– Никто тут не живет. Зверье разве одно.
– А мы вот живем. Рыбы продай, – сказал Микола, но спохватился, что покупать-то не на что. – Меняться давай.
– А что сами-то?
– Да у нас и снасти нет никакой.
– Бегёте, значит?
– Бегём. А скорее догоняем. Да догнать никак не можем.
– У вас и выменять-то нечего. Разве что треух.
– Согласен на треух. Треух не сжуешь.
– Давай шапку-то. Стойте тут. Я принесу.
– Возьми мою! – крикнул Андрюха. Ему было неудобно, что он трухнул сначала. Хоть чем-то загладить свою вину. – Держи. – И он кинул мужику свой треух.
Мужик осмотрел его и, кажется, остался доволен. Он спустился к реке, набрал в низкую, как решето, корзину рыбы, с сожалением посмотрел на нее, вздохнул и, подойдя к Миколе, вывалил ее прямо на мокрую землю.
– Может, на вас кто и наткнется, – сказал он как будто невзначай.
– Это кто же? – спросил Микола.
– Может, стрельцы, может, еще кто.
– Стрельцы? – закричал Андрюха и совсем осмелел. – Какой же сейчас год?
Мужик посмотрел на него, не понимая.
– Ну время, время какое?
– Эх, лихое время, – вздохнул мужик. – Вы, однако, поспешайте.
– Царь-то у вас хоть какой? – крикнул Андрюха, потому что мужик уже спустился к лодке и отвязывал ее.
– А-а, – махнул он рукой. – Что один, что другой. – Он толкнул лодку и поплыл, загребая веслом чуть вверх против течения.
– Вот и вся информация, – печально вздохнул Андрюха.
– Собирай рыбу. Пошли. Рассвело совсем. Покопаемся еще в аппаратуре. Выбираться все равно надо.
Печь в избе была русская. Хорошо, что хоть не по-черному топилась. Они развели огонь. Андрюха принялся чистить рыбу. Микола поплевал на бычий пузырь, протер его, потом вытащил совсем, но в избе стало ненамного светлее.
Микола в который уже раз осмотрел избу. Потрогал и печь, и лавки, и стол, и чурбан.
– Не разобраться в этом. Ведь все рассчитано на абсолютную надежность. Попробуй пойми, где тут аккумуляторы, где реверины? Из-за чего мог перекрыться волновод времени?
– Все дело в аккумуляторах.
– Тогда наше дело швах.
– Наоборот. Без нагрузки восстановят немного емкость, тогда продвинемся вперед лет на сто. – Андрюха явно храбрился.
– А ты сообразил, в каком мы сейчас веке?
– Где-то в тринадцатом-семнадцатом…
– Не позже, чем конец семнадцатого, раз здесь стрельцы рыскают.
– Да, далеко нам до своих.
Они были из двухтысячного года.
Всего две недели назад они заняли места за пультом управления трансформатора времени. Это была совершенно новая машина. Новизна ее заключалась в том, что в любом времени, в каком бы она ни оказалась, она принимала внешний вид, соответствующий данному времени и месту.
Вот очутились они в шестнадцатом веке – и сразу машина стала походить на избу. И их изящные комбинезоны стали похожи на рваные портки и старые полушубки.
И так должно было происходить в любом времени.
И вот какая-то нелепая случайность остановила их в шестнадцатом веке. Случись что-нибудь другое, было бы понятно. Крыша бы вдруг стала похожей на церковную, или бы они в своей избе вдруг оказались во фраках и цилиндрах. Они бы знали в таком случае, что вышло из строя. Но ведь случилось самое непредвиденное – что-то вышло из строя в самой ходовой части. Остановилась машина времени. Ни взад ни вперед.