Растление — оно и есть растление. Самое отвратительное, когда оно молотит под процедуру нонконформистского воспитания. Но кто субъект растления (оно же «карнавал нон-стоп»)? Занимается ли какая-то (и какая именно?) наша интеллигенция этим ТОЛЬКО по зову сердца, ТОЛЬКО в соответствии со своей органикой? Разумеется, по преимуществу это происходит именно так. Но то, что я выявил в аналитике информационной войны, позволяет высказать и другую гипотезу. Я никоим образом не считаю эту гипотезу окончательной. Но я ее выскажу. И назову «Каскад».
В основе гипотезы — представление о крахе СССР как об управляемом сбросе. Такого рода сброс возможен лишь при загнивании правящего класса. Загнивание в значительной степени является органическим процессом. Но за спиной органики чаще всего стоит субкласс-конкурент. Живописатели тоталитарного общества могли бы в своих описаниях дойти до конца и признать, что в тоталитарных обществах не народ и не исторически прогрессивные классы восстают против власти. Против власти обычно восстает ее же тайная полиция. А также возненавидевшие властную идеологию, но цепко удерживающие свои позиции во власти альтернативные элитные группы.
Но дело не в том, чтобы констатировать эту очевидность (хотя и ее оспаривают). А в том, чтобы понять, что есть два разных сценария. Восставшие могут взять на вооружение альтернативную позитивную идеологию — и тогда это гражданская война, в чем-то даже и революция. А могут действовать с позиций чисто негативной идеологии (она же карнавал). Тогда правящий класс, подвергающийся глумлению вместе с принятыми официальными ценностями, подрывается именно за счет рукотворного ценностного вакуума. После чего страна не трансформируется, а деградирует. В теории систем это называется СБРОСОМ.
Деградация происходит в том числе и в силу того, что ценностной вакуум агрессивно разрушает все социальные общности. И некому остановить эту самую деградацию. Но ценностной вакуум не может воздействовать равномерно на все группы внутри общества. Какие-то группы вакуум немедленно переводит в пылеобразное состояние. А какие-то под его воздействием трансформируются и приобретают новую социальную связность. Эта связность далеко не обязательно будет иметь благой характер. В условиях деградации она просто не может его иметь. В чем-то данная связность всегда будет сродни мафиизации.
Но, каково бы ни было качество этой связности, само ее наличие сдерживает падение системы. Социальная общность, основанная на чем угодно (внутренней идеологии, стайных привычках, служебных историях, тяготении к градации по принципу «свой-чужой», профессиональных силовых навыках и так далее), образуясь, начинает подчинять себе хаос и даже создавать квазиидеологию.
В теории систем такая остановка деградации называется падением коллапсирующей системы на ее ближайший аттрактор. То есть подсистему, сохраняющую системные свойства. В нашем случае системой были КПСС и СССР. Атакуемым смыслом — коммунизм. Сбросом — перестройка и постперестройка.
Падение на аттрактор № 1 началось в момент прихода к власти Ельцина и завершилось в момент прихода к власти В.Путина. И было окончательно закреплено победой во второй чеченской войне и освобождением от некоторых наиболее одиозных элитариев предыдущей эпохи. Все это создало условную стабилизацию, которую сразу же сама партия власти назвала «застоем со знаком плюс». Где застой — там и номенклатура. Новая номенклатура — это «чекисты».
Но чекистам как номенклатуре нужна идеология. Чекизм — это не идеология. Чекизм — это внутриклассовая идентификационная квазиидеологическая конструкция. А идеология? Выдвинуть полноценную идеологию не удалось. Даже для самих себя. И тогда было сказано: «Мы прагматики». Но народу-то нужна идеология. Или хотя бы пиар на тему идеологии. Стали пиарить патриотизм. Аттракторный контур замкнулся. Это и зафиксируем (рис. 83).
То, что намечается сейчас, — это новый карнавал (карнавал-2), который должен атаковать аттрактор № 1, подсистему, превращающуюся в систему. При этом атакующим желательно помешать «осистемливанию» аттрактора. То есть любым проявлениям в его естественной бессвязности каких-то идеологических артикуляций. Предположим, что атакующие преуспеют. Тогда начнется новый сброс, который остановится на новом аттракторе.
Я не буду делать однозначных выводов по поводу качеств этого нового аттрактора и его социального генезиса. Румынский прецедент говорит о том, что следующий аттрактор может быть «элитно-военным». Ясно также, что при падении на новый аттрактор изменится страна. Возникнет, так сказать, страна-2. Например, без Северного Кавказа. А также элита-2. Например, военная. Идеология-2 (или квазииделогия-2) и так далее.
Если агрессия смыслового вакуума будет продолжена, то и это будет лишь этапом перманентного сброса. Страна упадет на новый аттрактор (аттрактор-3). Поскольку этим аттрактором обязательно должны быть какие-то социальные связности (стаи), то следующий аттрактор может быть чисто криминальным. Возникнет страна-3, элита-3, идеология-3.
Такие метаморфозы в условиях разрастания социального регресса я и называю каскадом (рис. 84).
Рис. 84
Или же — социальной бездной. Меня очень забавляет причитание о том, что Россия, конечно же, в плохом состоянии, но когда она ударится о дно, то начнется возрождение.
Во-первых, никто из причитающих никогда не бился о дно. И не знает, что после этого, скажем так, необязательно начинается возрождение. Почему-то из недр моей памяти (наверное, все дело в этом самом черкесовском «крюке») возникают строки Визбора:
— А как на работе? — Нормально пока.
— А правда, как горы, стоят облака?
— Действительно, горы, как сказочный сон…
— А сколько он падал? — Там метров шестьсот…
После того, как альпинист, не уцепившийся за крюк, падает на шестьсот метров, он не воскресает, ударяясь о дно. Альпинист — не сказочная птица, не царевна, чтобы, упав и ударившись, воскреснуть в виде нового чудного существа. Альпинист — антропобиологическая система. И тем, кто использует образ спасения через удар о дно, лучше не смотреть на эти системы, когда они реально так ударяются, пролетев шестьсот метров. Потому что это очень неприятное зрелище, оно не для слабонервных.
Поэтому я и считаю, что лучше уцепиться за все, что угодно. Не только за крюк, но и за острый камень или колючий кустарник. Если гадюка тебя укусит, но удержит — и за нее цепляйся. Иначе — конец.
Во-вторых, кто сказал, что у социальной бездны есть дно? Русский язык богат. И он все внятно выражает: бездна — это то, что без дна. То есть дна нет. В антиутопии нет предельного «анти». Всегда можно создать еще более гадостную антиутопию.
У того, что я описал, есть название — контринициация. Такое название совершенно необязательно адресует к обрядам, посвящениям, конспирологии. На сегодня это уже фактически культурологический термин. Его использование позволяет как-то продвинуться в ответе на основной вопрос — кто это делает?
Из изложенного мною уже понятно, ЧТО предполагается сделать. Но есть ли у этого «ЧТО» субъект?
«А зачем он нужен? — спросят меня. — Разве недостаточно органики? Неосознанного действия конкурирующих стай, безумствующих в своей непросветленной алчности…»
Конечно, в основе лежит именно это. Но, как я уже говорил, органика и управляемость не противоречат друг другу. Нельзя по-настоящему воздействовать на процесс, если твои вынуждающие колебания не совпадают по частотам с собственными колебаниями той системы, на которую ты хочешь воздействовать.
«Но какими же свойствами должен быть наделен субъект, осуществляющий такую контринициацию? — снова спросят меня. — Чего он может хотеть в итоге? Если это мощный субъект, то у него должен быть итоговый план. Мир не выдержит многоступенчатого падения России».
У меня нет окончательного ответа. У меня фактически нет даже подходов к этому ответу. Легко тем, кто не исследует тонкую структуру реальных субъектов современной большой политики и готов наделить какую-нибудь страну (например, США) окончательной самодостаточной инфернальностью. Но начинаешь смотреть на реальность любого крупного государства, даже откровенно враждебного по отношению к России, и все эти инфернальные мифы рассыпаются. Что же остается?
Это самое слово «контринициация». Не в конспирологическом, а в культурологическом смысле. Мне помог нащупать этот смысл один публичный диспут. Хотя он и был публичный, я не буду называть его участников. Укажу только, что они имели высокий статус и немалую осведомленность. Беседуя, я задел самого компетентного и высокостатусного партнера по диалогу. Тогда партнер этот стал возражать мне и, приоткрыв карты, сообщил, что ему в одной европейской стране в ходе важнейшего разговора было сказано: «Европа мертва и будет мертва до тех пор, пока не закипит русский котел».
Фраза о русском котле, в аутентичности которой у меня нет сомнений, абсолютно равнозначна в культурологическом плане понятию «контринициация». Представьте себе некую мегамашину. У нее есть поршень под названием «Россия». Если этот поршень опускать вниз, то другой поршень с другим названием будет подыматься вверх. То есть речь шла не о банальном ограблении России (ходовая версия патриотических кругов). Но и не о тяготении к злу ради зла. Речь шла о том, чтобы энергетикой российской катастрофы подогреть остывающий Запад.
В принципе, в цель данной работы не входят предельные объяснения происходящего даже на уровне расшифровки образа котла и контринициации (или «тяги»). Для того, чтобы это расшифровать (а уж тем более наполнить доказательным содержанием), нужны отдельные исследования. Очень хотел бы более простых объяснений случившегося. Но даже если никаких других объяснений нет и надо принять это объяснение… Согласитесь, дело не в том, чтобы объяснить… Дело в том, чтобы не позволить раскочегаривать котел все больше и больше. Куда больше-то! Это единственная общенациональная и общечеловеческая задача, ради решения которой стоит работать.