А перепродажа мебели через третьи-четвертые-пятые руки не только снимала эти лишние вопросы, но и запутывала возможное следствие.
То есть отказать операторам в специфическом профессионализме — нельзя.
При этом существовавшая чуть ли не исключительно на бумаге «Лига-Марс» не только осуществляла масштабную внешне- и внутриэкономическую деятельность, но и имела связи с зарубежными банками.
«Лига-Марс» имела контракт на поставку мебели с американской компанией «Согра Интернешнл» (Sogra International). Согласно этому контракту, «Лига-Марс» должна была перечислить 5 млн. 125 тыс. долларов на счет «Согра Интернешнл» в Нью-Йорке (№ 987-038-192-065, филиал The Chase Manhattan Bank на Пятой авеню) или в Риге (счет № 60200189015, Lateko Bank).
В контракте указан адрес «Согра Интернешнл»: 9229 Queen Boulevard, Rego Park, New York 11394. Однако, как утверждают СМИ, по данному адресу никакой фирмы «Согра» не существует. А вот счета и переводы денег, в отличие от адресов, были вполне реальны. Более того, к счету имели непосредственное отношение некие А.Констин и А.Гарен, фигурировавшие в деле «Бэнк оф Нью-Йорк»… Опять этот самый «Бэнк оф Нью-Йорк»! (рис. 65)
Рис. 65
Есть и иные весьма интересные подробности деятельности «Лиги-Марс» и связанных с ней персонажей. Поставки мебели Для «Лиги-Марс» на внутрироссийском рынке осуществляла фирма «Союзстройтехсервис». Секретарем склада временного хранения этой фирмы была некая Пирогова. Эта Пирогова одновременно работала в фирме «СЭФ Транс».
При этом Пирогова в свое время выдавала доверенность на пользование собственным автомобилем ВАЗ-2109 некоему Лисицыну. А этот Лисицын был не кем-нибудь, а сотрудником таможенного поста «Наро-Фоминский». Якобы этот Лисицын участвовал в истории по возвращению арестованной мебели компании «Лига-Марс». История мелкая. И важная лишь потому, что снова возвращает в далеко не мелкий Наро-Фоминск. И таких возвратов более чем достаточно.
Однако, кроме мелких историй, есть и гораздо более крупные.
Все та же «Новая газета» — рекордсмен по фактологии в этом вопросе — публикует 6 декабря 2004 года материал Р.Шлейнова. По роду профессии я не могу абсолютизировать ничьи данные. Данные Шлейнова в том числе. Но я должен сказать, что объем данных впечатляет. И даже если все данные — это не более чем грамотная активка объемом в несколько томов, — активка качественная. А журналист прекрасно работает.
Я, между прочим, не утверждаю, что это активка. Я просто обязан ко всему, что не является фактом, относиться как к мифу. А также проводить какие-то сопоставительные рефлексии.
Рассмотрим два утверждения.
Утверждение № 1 — Ю.Щекочихин решился «засветить» опасную информацию по поводу «Трех китов». Его за это безжалостно и изуверски убили. Я, кстати, не солидаризируюсь с этим утверждением. Юридически тут пока ничего не доказано. Впрочем, если принять данное утверждение как отвечающее реальности, то понятно, почему не доказано. В любом случае, утверждение № 1 именно таково.
Утверждение № 2 — Р.Шлейнов снова «засвечивает» опасную информацию по поводу «Трех китов».
В чем несоответствие двух утверждений? В том, что Р.Шлейнов не повторяет судьбу Ю.Щекочихина. Значит «либо — либо». Либо Р. Шлейнов «засвечивает» информацию, не представляющую опасности. Либо Ю.Щекочихин пострадал не по «трехкитовой» причине.
В чем дефект моей логики?
Истерики и провокаторы начнут орать: «Ах, ему надо, чтобы пострадал Шлейнов!»
Это полная и мерзкая чушь!
Мне нравится, как простроены работы Шлейнова. Я никогда не выступал как враг журналистских независимых исследований. Вне зависимости от статуса информации Шлейнова я ею широко пользуюсь и не могу не испытывать благодарности к автору. Но я занимаюсь аналитикой элиты. А такое занятие, не отменяя человеческих чувств, не позволяет подменять этими чувствами логику.
Если принять версию с «трехкитовым» ударом по Щекочихину (а ее можно и не принимать), то по закону элитной игры отсутствие удара по Шлейнову означает, что его материалы у игроков экстремального раздражения не вызывают.
Ну, не вызывают и все! Мало ли почему не вызывают? Это же необязательно значит, что Шлейнов ангажирован. «Так легла карта». Но легла-то она так. А нас только это и интересует.
Ведь надо признать, что материалы Шлейнова — это не аналитические рефлексии, подобные тем, которые я сейчас осуществляю. Шлейнов предъявляет жгучий первичный материал. Причем именно такой, на который сейчас игроки реагируют наиболее болезненно… Номера счетов и прочие фактурные прелести… Которые меня, например, абсолютно не интересуют… Но участников игры именно это по определению задевает больше всего. Почему они не наносят удар?
Слава богу, что не наносят, и дай бог здоровья Шлейнову. Но с точки зрения науки (а теория элит — это наука) любопытствующих индивидуумов, страстно служащих делу «разгребания грязи» и затрагивающих при этом чьи-то крупные интересы, — карают.
Я Юрия Щекочихина знал с детства. И глубоко скорблю по поводу его смерти. Хотя мы и разошлись по политическим соображениям — какая к черту политика в подобного рода трагических коллизиях? Просто скорблю, и все. Но пример Щекочихина как научный пример просто доказывает, что Щекочихин играл неправильно, а Шлейнов правильно. Это не упрек и не похвала Шлейнову. Это научная констатация.
Отсюда и мое отношение к его информации. Двойственное отношение. И очень осторожное в силу вышеуказанного. И особо внимательное в силу этих же причин.
Специализация Шлейнова явно адресует нас к обмену информударами, осуществляемому в режиме элитной нетранспарентной схватки. Статья Шлейнова (одного из информоператоров этой схватки) называется ««Семейные» и «питерские» сидят на одном стуле».
«Гвоздь» материала — большие отрывки из протокола допроса свидетеля по уголовному делу о контрабанде мебели В.Буркова, проведенного Следственным комитетом при МВД России 22 ноября 2000 года.
Тут все интересно. И то, как лихо независимые журналисты оперируют следственными документами (откуда они их получили?), и то, каким именно протоколом пользовался Шлейнов.
Это — протокол допроса от 22 ноября 2000 года. Допрос начат в 13 часов 02 минуты, окончен в 14 часов 30 минут.
Но уже около 16 часов того самого дня 22 ноября в Следственный комитет при МВД прибежали прокурорские чины, которые и изъяли все документы по «Трем китам» и «Гранду». То есть, видимо, это был последний допрос по этому делу. И тем он нам очень интересен!
Фамилия милицейского следователя, проведшего допрос, в материале Шлейнова умышленно пропущена. И это очень показательно! И столь же странно. Любой желающий восстановит фамилию. А ее сокрытие — не оправдание, а обвинение для следователя. Доказательство того, что материал дал, а фамилию попросил не указывать. Но опять же — Шлейнову-то что? Ему главное — получить ценный материал и выполнить условия тех, кто дает. Итак, фамилия следователя не указана. А вот фамилия допрашиваемого — названа. Более того, Шлейнов дал ему краткую и весьма яркую характеристику:
«Бурков Владимир Игоревич — в 90-х работал в одной из фирм «Внешэкономсервиса» Торгово-промышленной палаты СССР, затем в различных коммерческих структурах, с 1999 года был председателем совета директоров ГУП «Госресурс» ГУИН Минюста РФ (поставляет продукты и прочее для системы исполнения наказаний, отмечен ряд скандалов с этими поставками). С 2003 г. — первый замглавы Госкомрыболовства. Некоторое время по распоряжению тогдашнего премьера Касьянова временно исполнял обязанности председателя рыбного ведомства.
О Владимире Буркове не раз писали как об учредителе терминала «Стройтерминалсервис», на который посыпались блага по воле известного генерала Орлова — помощника главы МВД Рушайло. Этот терминал упоминался в связи с несколькими уголовными делами о контрабанде, которые ничем не закончились. Кроме того, шесть депутатов Госдумы (Геннадий Гудков, Виктор Илюхин, Александр Хинштейн и др.) официально сообщали Генпрокурору Устинову и директору ФСБ Патрушеву о том, что Владимир Бурков, будучи руководителем Госкомрыболовства, как будто ежемесячно перечислял «в фонд» Михаила Касьянова около 5 млн. долларов».
А вот расширенная цитата из показаний самого Буркова (все купюры и примечания в тексте принадлежат «Новой газете»):
«По существу заданных вопросов свидетель показал: 12 августа 2000 г. мне позвонил в офис <… > Жуков Евгений Николаевич. Он является моим знакомым. По моим сведениям, он является офицером ФСБ. Жуков Е.Н. попросил меня выйти на улицу. Я вышел, и Жуков представил мне молодого человека как сотрудника госпредприятия «Промэкспорт» (впоследствии «Рособоронэкспорт», структура, осуществляющая торговлю российским оружием и военной техникой. — Р. Ш.) и попросил выслушать его и если я смогу, то оказать тому посильную помощь <…>. Молодой человек представился мне как Андрей, спросил, есть ли у меня связи в УБЭПе ГУВД МО среди руководящего состава. Я сказал, что, к сожалению, в этом вопросе я ничем не могу ему помочь. После этого мы расстались. Андрей говорил, что у него проблемы, связанные с проверкой УБЭПом его организации, расположенной в Наро-Фоминске <…> (в УБЭП ГУВД Московской области начинали «трехкитовое» разбирательство, там находилось множество интересных материалов, включая прослушки телефонных переговоров героев «трехкитового» дела, которые мы уже публиковали, подробнее см. сайт «Новой». — Р. Ш.).
Второй раз мы встретились в офисе на ул. Ильинка после звонка Андрея <…>. Эта встреча состоялась 29 августа 2000 г. и продолжалась 10–15 минут. В ходе встречи Андрей сказал, что его проблемы не кончились, и предложил мне сотрудничество в бизнесе: в сфере таможенного оформления грузов <…>. Больше я Андрея не видел. Позже я узнал, что у Андрея фамилия — Саенко. На вторую встречу Андрей приходил не один, а с Мирошниковым, с которым и познакомил меня на данной встрече. Мирошников дал мне визитку, где была указана его должность: генеральный директор ДГУП «Промэкспорт-ТБ» (впоследствии ДГУП «Рособоронэкспорт-ТБ». — Р. Ш.). Разговор с Мирошниковым не касался дел Андрея