«Ну в крайнем случае попытаюсь ее поймать, — сердито рыкнул зверь и тотчас серьезно попросил, глядя в небо: — Но пусть его лучше не будет, такого случая».
Тихое отчаяние все сильнее охватывало Тэри, бесплодно шарившую по холодному камню выпростанными из обмотки пальцами. Казалось, она уже всем телом наклонилась вправо, распростертой по скале левой рукой судорожно цепляясь за мельчайшие выступы и трещинки в камне, а обещанной лестницы все не было.
И если бы не безграничная вера в то, что он никогда не обманет, кадетка уже сдалась бы, вернулась к последнему крюку и снова повисла на нем. Отцепить пряжку ей не удалось, и Тэри отвязала тряпку от пояса, несколько минут промучившись с тугим узлом.
— Веревка возле твоей руки, — раздался снизу спокойный голос. — Ты просунула пальцы между нею и скалой.
— Ясно… — прошептала Тэри, хотя на самом деле не понимала, как оторвать от скалы руку, которой она опирается, и нашарить веревку, не сорвавшись при этом вниз.
Некоторое время она честно пыталась это проделать, податься чуть назад, снова подвинуть пальцы и, отняв от стены, ухватиться за веревку. И с каждым разом все четче осознавала, как напрасны ее старания. Измученное и промерзшее тело дрожало все сильнее, и оторвать от скалы исцарапанные пальцы становилось все труднее.
— Стой так, — наконец раздался снизу сердитый рык. — Не шевелись.
С минуту Тэри стояла, как он приказал, и даже дыхание затаила, а потом вдруг увидела на расстоянии пары локтей взлохмаченную голову разбойника.
— Медленно и спокойно иди сюда, — приказал он, протягивая девушке руку: — Держись.
Тэри с облегчением выдохнула, шагнула и ухватилась за его горячую и сухую ладонь, тоненько всхлипнув, как вытащенный из ямы щенок.
Рад сразу почувствовал, как дрожат ее холодные пальцы, затем разглядел зареванное лицо с царапинами и синяками на лбу и подбородке и едва сдержал рвущийся с губ свирепый рык. К людям, способным ради своих прихотей мучить женщин и детей, он относился как к выпням, которых можно только сжечь, ни выучить, ни прикормить этих тварей пока никому не удалось.
— Поедешь на моей спине, — притянув ее к себе, строго приказал разбойник и осторожно развернулся. — Крепко обхвати меня руками и ногами и не отпускай, пока не разрешу! Поняла?
Возражать или объяснять, что от ее желания уже ничего не зависит, девушка не осмелилась. Просто обвила руками его шею, невольно краснея, закинула ноги на узкие бедра и прильнула к мужской спине так крепко, как недавно прижималась к скале.
Спускался наставник быстро, но дышал тяжело и временами тихо шипел разозленной змеей, и Тэри вполне была с ним согласна. Она сегодня заслужила суровую отповедь, а если бы знатных девушек можно было наказывать как простолюдинок, то и более серьезную кару. А он вынужден ее спасать, хотя наверняка и сам еще не оправился после вчерашнего.
Кадетка вдруг вспомнила льющийся советнику на спину огонь, слова Годренса про лекаря и невольно взглянула на прикрытую лишь узким воротником камзола шею разбойника. Рубашки под ним не было, зато отчетливо виднелась розовая полоска молодой кожи. «Так вот почему он шипит», — охнула про себя маркиза и дернулась, пытаясь отстраниться.
— Держись, — рявкнул разбойник, тяжело спрыгнул на тропу и сразу согнулся, не давая Тэри опрокинуться назад. — Уже все, теперь поедем отсюда. Надень рубашку.
— На чем поедем? — торопливо отстранилась от него маркиза и непонимающе оглянулась.
Кроме обломков камней и тщедушных кустиков вокруг них ничего и никого не было. Да и разбойник куда-то исчез. Вместо него рядом с кадеткой сидел огромный белый зверь с янтарными глазами и подталкивал к ней лапой ком мятой ткани.
— Граф Шаграйн? — разом охрипнув, вежливо осведомилась Тэрлина. — Вы оборотень?!
— Мрр, — благодушно кивнул зверь и снова подвинул к ней тряпку, в которой угадывалась нарядная шелковая рубашка.
Тэри вдруг вспомнила, в каком виде стоит перед ним, вспыхнула как ошпаренная и, подхватив дар, опрометью ринулась за большой булыжник.
Белый ирбис только ехидно сморщил усы. Да он уже давно изучил ее фигурку, а сегодня, пока брел по правому берегу, наизусть запомнил каждый изгиб спины и ног. Теперь и среди толп фрейлин и придворных дам не спутает маркизу ни с кем другим. Если они, конечно, доберутся до этих толп, но это теперь всецело зависит от него.
Тэрлина вышла из-за камня, замотанная в длинный черный плащ с неровно изрезанными полами и кинжалом на поясе, и Раду пришлось на минуту сбросить кокон.
— Снимай кинжал и давай сюда, — приказал он, и настороженное выражение на лице девушки тотчас сменилось на виноватое. — Потом сядешь мне на спину и держись за холку, а не за шею. Я постараюсь идти помедленнее.
— Я сама пойду, — попыталась спорить кадетка, но свирепый взгляд наставника заставил ее покорно смолкнуть.
Отдав оружие, Тэри внимательно рассмотрела, как разбойник окутывается белым туманом и превращается в роскошного зверя, и подавила тяжелый вздох. Вот подсказывала ей интуиция, что он необыкновенный, и нужно было сразу мысленно поставить на нем размашистый крест. Какой она ставила на всех тех господах, которые когда-то нравились ей, но очень упорно этого не замечали.
Рядом требовательно рыкнул белый ирбис, и его теплый бок прижался к ее ноге. Тэрлина огорченно вздохнула, подобрала полы плаща и осторожно устроилась на мохнатой спине.
Оборотень тотчас двинулся прочь, на ходу приспосабливаясь к непривычной роли ездового зверя.
ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯОб оставшихся в Беленгоре фрейлинах и их проблемах
— Тэри? — хрипловато позвала Бет, едва распахнув глаза, и ее руку немедленно взяли в плен прохладные крепкие ладони.
— Ее пока не нашли. Зато ищут магистры с плато магов, и есть надежда, что она жива. Пить хочешь?
— Понятно, — погасшим голосом выдохнула старшина, помолчала и согласилась: — Давай.
Сделала несколько глотков кисленького холодного отвара из трав и фруктов, откинулась на подушку, оглядела комнату и безразлично осведомилась:
— Чья это спальня?
— Наша, — спокойно сообщил Тайвор. — Я больше не намерен играть в твои детские игры, Бетрисса. Тебе тридцать четыре года, и ты на редкость здравомыслящая женщина, по свидетельствам всех, кто тебя знает. Вон бумаги, сыщики мне целую кипу собрали. Но я давно научился верить не чужим представлениям, а своим глазам, и, по моему мнению, ты очень несчастная женщина, научившаяся надежно прятать свою боль и обиду под маской непрошибаемой компаньонки. А я теперь твой муж и не собираюсь никому уступать право тебя защищать и делать все, чтобы ты забыла удары судьбы и старинные обиды.
— И с чего начнем? — хмуро поинтересовалась Бет, в глубине души совершенно согласная со всеми его доводами.
Но вовсе не желавшая позволять герцогу решать за нее все проблемы. В конце концов, она пока кадетка, и ее величество еще не расторгала с ней контракта.
— С малого, милая. Ты будешь жить здесь и везде ходить в моем сопровождении.
— Это невозможно.
— Погоди, я не договорил. Я не буду вмешиваться в твои секретные дела, но оставляю за собой право поговорить с ее величеством наедине. Она не могла не знать, предлагая мне договор, что я не останусь в стороне от ваших дел, и ее решение поселить нас с Карлом на третьем этаже свидетельствует об этом лучше всяких слов.
— Ты прав, — вздохнула Бет, она и сама уже давно поняла, что ее величество выбрала ей в мужья далеко не первого попавшегося придворного холостяка. — Однако все намного сложнее. И я не имею права никому ничего говорить, а тебе намекаю лишь потому, что согласна с твоими словами. Поэтому будет удобнее, если я останусь в своей комнате. Хотя если ты настаиваешь…
— Бетрисса! Не торопись делать выводы. Ни на чем таком я не настаиваю и не собирался. Уже велел приготовить мне постель в кабинете, гостиной у меня нет. Просто если ты будешь жить тут, я смогу тебя защитить, и кроме того, Дора уже живет рядом.
— Тайвор, а как тебя звали родные? — вдруг невпопад осведомилась Бетрисса и тут же спохватилась: — Прости, это от неожиданности.
— Дома меня звали Айви, я ведь был младшим из сыновей, — мягко улыбнулся герцог. — И не нужно извиняться, мне будет очень приятно, если ты станешь звать меня так.
— Прости, — еще сильнее расстроилась ее светлость, сообразив, что если бы старший брат герцога еще был жив, то замок принадлежал бы ему, — я не знала.
— Он погиб очень давно, мне тогда было всего семнадцать, по глупости, как сочли злые сплетники. Полез вечером в окно к возлюбленной, а стража решила — вор… Но не мне осуждать его безумства, я и сам недалеко ушел. Тебе рассказывали историю моей свадьбы?
— Нет. Да и некому. Сестры Сарнские тебя очень уважают и сплетничать не станут, а больше твоих тайн никто не знает.
— Но ведь мы женаты почти два месяца. Неужели тебе за это время ни разу не захотелось узнать, за кем ты замужем?
— Айви, там, где мы были все это время, не было больше никого. Совсем. А кроме того, в ближайшие три года меня ждали другие дела, поэтому я не спешила искать какие-то сведения. И мешать тебе эти три года развлекаться тоже не имела намерений. Как ты сам сказал, я уже не юная девица и умею рассуждать здраво.
— Спасибо, дорогая, ты меня снова удивила и порадовала, — невесело засмеялся Лаверно, но в его взгляде мелькнула легкая горечь. — Тогда я провожу тебя в умывальню и все же расскажу свою историю. Видишь ли, мои племянники очень огорчились, узнав о моем исцелении и женитьбе, и, как я подозреваю, теперь пожелают и тебя расстроить мрачностью семейных тайн.
— Не волнуйся, я и сама могу ходить, — поднимаясь с постели и невозмутимо накидывая на длинную сорочку неизвестно кем принесенный ее собственный пеньюар, успокоила его Бет. — А про племянников знаю и разговаривать с ними не намерена. Но выслушать твой рассказ не отказываюсь, только предупреждаю — не жди ответной откровенности.