— Мы пришли сюда учиться на благо нашей Родины и нашего государя. Пусть на улицах бунтуют студенты, гимназистки вместе с подкупленными немцами врагами России, — мы не должны обращать на это внимания. Но, если они войдут в стены корпуса, мы исполним свой долг и присягу до конца и с оружием в руках выйдем им навстречу.
Могучее «ура», какого, может, еще никогда стены корпуса не слышали, разнеслось по всем коридорам, ответило эхом из всех закоулков.
Училище было объявлено на осадном положении.
Корабельный гардемарин Владимир Колчак (1915). Владимир Александрович Колчак окончил Императорский Морской кадетский корпус в 1916 году — последний основной выпуск
В бодром настроении роты вернулись в свои помещения. В третьей роте, в курилке, бывшей в то же время музыкальной комнатой, собрался ротный оркестр. Настежь открыли все окна, и на линии и на набережную полились торжественные и мощные аккорды гимна. Притихшая толпа дезертиров и рабочих медленно растаяла в сумраке надвинувшейся ночи. Тушились огни, у окон нижних помещений и входов затемнели силуэты часовых и наблюдателей. Полтораста гардемарин и кадет было назначено в наряд. Во всех ротах чистились винтовки, кое-кто точил палаши…
Спать легли в подсумках с винтовками у изголовья. В спальной 4-й роты от окна к окну ходил адмирал и зорко вглядывался в непроглядную темь, с этой стороны ожидая нападения.
Около часу ночи вдруг раздался шепот:
— Идут!
Адмирал высунулся из окна.
— Спрятаться под окнами. Не стрелять без моей команды!
На набережной толпа матросов нерешительно маячила минут десять и исчезла.
Впоследствии узнали, что это была часть 2-го Балтийского экипажа, не пожелавшая примкнуть к взбунтовавшимся матросам и пришедшая искать убежища в корпусе. Их встретили дневальные и предупредили, что кадеты выставили везде пулеметы и стреляют по всякому подходящему, советуя поэтому уйти подобру-поздорову. Провокация удалась, и верные присяге матросы вернулись в экипаж.
Остаток ночи прошел спокойно.
Утром же к корпусу стали подбираться толпы вооруженных бунтовщиков с красными флажками на штыках. Тут были рабочие, студенты, дезертиры, матросы. К 10 часам утра на 12/13 линии расположился в полном своем составе лейб-гвардии Финляндский полк[85]. Немного позже подошел с другой стороны один из резервных стрелковых полков. У парадного подъезда загалдела толпа.
Приказав никому не трогаться с места, адмирал вышел на крыльцо. Его окружила кричащая толпа.
— Молчать!
Толпа стихла.
— Выслать мне трех человек… Чего вам нужно?.. Галдите… ничего не поймешь…
Из толпы выделился прапорщик с красным бантом, рабочий и солдат в расстегнутой шинели, который развязно обратился к начальнику Училища:
— Мы, вишь, желаем…
— Я тебе не вишь, а адмирал… ваше превосходительство… Встань смирно, руку под козырек! Теперь говори, что тебе надо.
Но солдату договорить не пришлось. На адмирала накинули шинель, вмиг спеленали, кинули в стоявший возле автомобиль.
Известие о пленении Карцова быстро облетело корпус. Находившиеся в вестибюле выбежали на набережную, но автомобиля и след простыл. Толпа наваливала, все поспешили ретироваться. К дверям выдвинули два пулемета. Бунтовщики, увидя их, отхлынули и к подъезду больше не подходили.
Большая часть гардемарин собралась в Столовом зале, когда из Сахарного двора, охранявшегося стрелками, в зал начали вливаться финляндцы.
— Идут! — раздался крик и тотчас же другой: — Бей их!
— Ура! — со штыками наперевес кинулись гардемарины в атаку, очищая лестницу и дворы от непрошеных гостей.
По необъяснимой причине патроны не были розданы, часть неоткрытых ящиков лежала в комнате дежурного по корпусу.
Видя, что офицеров нет, лишь бледные тени некоторых растворялись в углах, гарды и кадеты набросились на ящики, пытаясь ударами прикладов и штыков открыть их. Ящики не поддавались, тогда два гарда, раскачав хорошенько один ящик, ударили изо всей силы им об другой. Из обоих посыпались патроны, их хватали и запихивали за пазуху сколько влезет.
В дверях стал один из капралов, не впуская лишних, налаживая порядок и передачу.
Подошедший неторопливой, развалистой походкой капитан 2-го ранга Z, недавно назначенный из действующего флота, своим спокойствием, а главное, своей саблей и револьвером сильно импонировал взбудораженным воспитанникам.
— Смирно!.. Не толпиться у дверей. Получившие патроны расходитесь по местам. Цельтесь хорошо, но стреляйте редко, неизвестно, сколько дней нас будут осаждать, — и, увидя бочком пробивавшегося по коридору старшего лейтенанта С., своим видом напоминавшего постороннего штатского, добавил с иронией:
— Вами будут командовать ваши унтер-офицеры.
4-я рота разместилась у окон Столового Зала, куда уже стреляли с улицы. Старший лейтенант N, переходя от одного к другому, показывал, как надо обращаться с арисаками[86], только что выданными нам вместо посланных на фронт трехлинеек.
В дверях гардемарины успешно отбивали атаки солдат и после каждой тащили наверх трофеи — винтовки, шинели, фуражки, чайники и даже сапоги.
Человек тридцать гардемарин 3-й роты засели на чердаке, открыв продольный огонь по линиям.
Стреляли по способности. Около гардемарина 3-го образовалась куча пустых пачек и обойм. Стрелял он не целясь, благо толпа сгрудилась посередь улицы, взятая в два огня с противоположных углов. Остальные стреляли кто по краснофлажникам, кто по прапорщикам, кто по орателям.
Не стреляйте, свои, — донеслось с улицы. На Сахарный двор внеслись галопом шесть юнкеров казачьей сотни Николаевского кавалерийского училища. Один из них, не видя нигде офицеров, подошел к одному из капралов.
Господин старший унтер-офицер, наше училище занято бунтовщиками, мы явились просить вашего гостеприимства.
— Милости про… В атаку, за мной!
— Ура!
— На коня! Шашки вон! В атаку, рысью марш!
Блестящей контратакой снова краснофлажники были выбиты из дворов, оставляя за собой груду трофеев и кое-где убитых и раненых. Часть была загнана в подвал и после короткой перестрелки взята в плен. Их увели в карцеры, где уже сидело немало.
5-я рота с мичманами К-ым и Х-ым заперла ворота на 12-ю линию. Эта линия ураганным огнем 3-го была быстро очищена от толпы, и кадетам пришлось лишь сдерживать натиск шестиротников, желавших также принять участие в защите Училища.
Около часу послышалась команда:
— По ротам! Во фронт!
Инспектор классов, флота генерал-лейтенант Бригер, вступил в исполнение обязанностей начальника училища.
Роты выстроились в своих помещениях, пулеметы были убраны, а бунтовщикам было сообщено, что они могут спокойно войти в корпус и взять все, что им нужно…
Воспитанники были уволены в отпуск впредь до распоряжения. Старшие гардемарины, произведенные вскоре в офицеры, в корпус уже не возвращались.
Вернувшиеся нашли помещения разгромленными. Хозяйничавшие победители воспользовались случаем унести все, что попало под руку.
На очереди стоял плаванский вопрос. Всех тянуло на действующий флот, поэтому постановление дневальных, — нечего им кататься, пусть повоюют, — было принято без возражений.
Товарищи, сами того не подозревая, дали гардам возможность слиться с флотом в эти тяжелые для России дни. Плавание на лайбах на Транзундском рейде, при растерявшемся начальстве и отсутствии жизненного опыта у гардешников вряд ли дало положительные результаты.
Блестящая же практика, вынесенная из этого боевого плавания, дала новое настроение гардам, помогла им найти свое лицо в смутную годину бедствий.
Осенью в училище вернулись не растерянные, ничего не понимающие воспитанники, как то было, а приобщенные к флоту морские волчата. Три десятка георгиевских кавалеров и один убитый в бою были ясным доказательством значения этого плавания.
Несколько иначе сложилась судьба 4-й роты.
Посланные на восток в годичное заграничное плавание под командой старшего лейтенанта Афанасьева, они разоружили команды «Орла», «Бодрого» и «Грозного» и вернулись во Владивосток после переворота.
Александровское военное училище
Александровское военное училище — военно-учебное заведение императорской России, готовившее офицеров пехоты. Располагалось в Москве.
Из воспоминаний о Москве(Е. К. Андреевский, 1848–1917)
В 60-х годах прошлого
Было несколько таких случаев, что серую шинель надевали сразу пять-шесть человек, и много было таких жертв именно в то переходное время.