Кадеты и юнкера в Белой борьбе и на чужбине — страница 100 из 110

Вы выходите в полутемный каземат. Там, в стране магометанских мечетей и католического костела, поставил отец Георгий свою Русскую православную церковь в пещерном каземате высокого Кебира. С низкого, сводчатого потолка спускаются зеленые гирлянды пушистого воска и туи, в них вплетены живые цветы. Гирлянды темной рамой окружают белый иконостас с Царскими вратами. На иконостасе образа Христа Спасителя и святого Павла Исповедника. Справа и слева две белые хоругви и знаменный флаг. Белые покрывала на аналоях сшиты из бязи и золотых позументов, паникадило из жести. Через узкую бойницу падает луч солнца на Тайную вечерю над Царскими вратами. В этой церкви, бедной и скромной, уютно-ласковой, свершал все службы и требы церковные для Морского корпуса и семей заместитель епископа Северной Африки, митрофорный протоиерей отец Георгий Спасский – настоятель церкви Святого Павла Исповедника, духовник Морского корпуса и его законоучитель, лектор, оратор и писатель.

Но вот вы вышли из церкви, опять мимо рот идете и выходите на длинный узкий двор, окруженный бастионами и валами со всех сторон. Во дворе три жилых барака вытянулись в одну линию фронтом. В самом дальнем – сперва жили владивостокские мичмана, затем гардемаринская, а после их окончания кадетские роты; уютный уголок был отделен под «кают-компанию». Во втором была мастерская – столярно-слесарная и походная кухня; а в третьем, дверью выходящей прямо на выход из форта, в небольшой скромной комнате с голыми стенами, в углу висел золотой образок, под ним простая кровать, под ней чемодан; другой у стены – заменял платяной шкаф Стол, два, три стула, лампа над столом.

В этой скромной келье жил сам владыка Кебира – помощник директора корпуса, начальник строевой части, комендант крепости капитан 1-го ранга Михаил Александрович Китицын.

За два дня до 6 ноября, с восходом солнца, на самой утренней заре все жители Сфаята были разбужены страшным криком гусей. В пижамах, полуодетые, выскакивали обитатели кабинок на двор, и удивленные сонные лица с тревогой смотрели в сторону отчаянных криков. Не враг ли воинственный ночью обложил полчищами мирный лагерь Сфаят и вместе с солнцем бросился в атаку на спящих русских. И вот гуси по примеру знаменитых предков, спасших Рим, криком и воплем спасают лагерь. Так спрашивали друг друга испуганно-удивленные лица.

Но люди крайней кабинки уже улыбались, поняв, в чем дело: Ванька Махин – этот русый богатырь Сфаята – кухонный мужик, вооруженный острым топором, носился по птичьему двору и ловил трепетавших гусей, убегавших во все стороны в паническом страхе. Ловкие, сильные руки ловили их на лету, склоняли белые, длинные шеи на дубовый сруб, сверкал топор, и алая кровь фонтаном обагряла белоснежные крылья; обезглавленная птица долго еще кувыркалась по двору; а Ванька ловил уже другого гуся. Перепуганные петухи и куры горланили во все горло, хотя побоище касалось только гусей. В своих клетушках пестрые кролики задумчиво вращали свои красные глазки и быстро шевелили ноздрями и усами, точно шептали: «Что такое творится в нашем мирном Сфаяте?»

На краю у обрыва в небольшом хлеву толстая жирная свинья беспокойным хрюком призывала поросят под свою защиту. Поняв, в чем дело, радостно успокоенные, ушли в свои кабинки жители лагеря. Солнце уже ярко блистало над горами. Кадет-горнист играл «Побудку», и эхо повторяло его медный призывный аккорд.

Напившись кофе с маисовым хлебом, освеженные мытьем, в платочках, скрывавших бумажные и железные папильотки – будущие локоны 6 ноября, жены Сфаята расселись в кружок и, положив себе на колени по жирному гусю, ловко и быстро щипали его перья. Мелкие пушинки носились вокруг их голов, как снежинки, лица раскрасились от быстрой работы, глаза блестели улыбкой от приятной, веселой беседы. Готовились к празднику все эти милые добровольные кухарки, прачки, швеи, обдумывали варенья, печенья, пироги, которые надо было замесить, испечь, сварить, жарить на 600 человек своих и гостей.

Обдумывали еще более сложное, во что одеть, принарядить свое тело, какой лентой обвить лоб и локоны свои, какой пудрой побелить лицо и помадкой освежить свои губы, чтобы «в прежней красе» былых счастливых годов украсить «прелестною дамою» Морской бал 6 ноября и, проплясав ночь под военную музыку, закружить голову в пьянящем тумане вальса или бешеной мазурки, наутро 7-го снова погрузиться в серые будни, мечтать об ушедшем «миге восторга» за швейной машинкой, за пеной мыла, за утюгом горячим, за мясорубкой и похлебкой бобовой. Вот о чем болтали милые дамы Сфаята, пока проворные руки общипывали гусей. Прошел час-другой, белым снегом вокруг их ног лежали пух и перья. На камбузе разводили огонь, приготовляли яблоки для начинки «Традиционного гуся». В дежурной комнате кадеты писали меню: «Суп Сен Жермен. Волованы. Гусь с яблоками. Мороженое. Фрукты. Кофе».

На Кебире капитан 1-го ранга Китицын производил репетиции парада белому батальону. А днем до глубокой ночи гардемарины и кадеты расписывали стены рва видами морских сражений, и силуэт памятника Петра Великого украсил стену французской крепости.

Казематы – классы и часть ротных помещений – превращались в уютные, интимные гостиные. Плоскогорье с гимнастической площадкой подметалось и чистилось, расставлялись параллельные брусья, турник, аппараты для прыжков, тюфяки, маты, флажки и жерди для праздника гимнастики. (Гимнастические приборы были закуплены во Франции адмиралом Машуковым, как и многие учебные книги и письменные принадлежности; так и вдали от нас Николай Николаевич продолжал заботится о любимом им корпусе.)

К празднику корпуса подоспело и новое обмундирование, изготовленное нашими дамами, которые для воспитанников корпуса несли свое драгоценное миро, подобно Евангельским женам, мироносицам, принесшим его Христу, они, во имя Христа, принесли свое знание, труд и материнскую заботу оторванным от родных и Родины детям.

В своих «письмах из Африки» в газету «Новое время» настоятель церкви Морского корпуса отец Георгий Спасский так описывает праздник.

«6 ноября – день святителя Павла Исповедника – традиционный морской праздник. Сколько с ним связано воспоминаний, воспоминаний самых дорогих. Детство… Юность. Чистые, полные огня грезы… мечты и надежды. Корпус пригласил на праздник с эскадры и из лагерей всех бывших питомцев одной школы. Явились все. Сердце – не камень. А здесь, на чужбине, особенно дорог этот день. Радостно собраться вместе и грустно вспомнить прошлое.

Какой блеск раньше – горящее огнями огромное здание. Залы, залитые электричеством. Первый в сезоне бал всей столицы. А теперь форт, вместо столовой – ров и сверху моросит дождик. Но, несмотря на это, настроение приподнятое. Как сказал Апостол: «Внешний человек тлеет, зато внутренний обновляется». Гостей очень много во главе с и. д. Командующего контр-адмиралом Беренсом и начальником штаба К.А. Тихменевым.

Маленькая полутемная в каземате церковь. В самый торжественный момент над царскими вратами загорелся электрический крест, а посредине церкви паникадило, сделанное из баночек и старой жести.

Облачение из бязи, точно из белого шелка. Все сделано самими: свои художники, свои плотники, свои слесаря, свои портнихи. Делали любящие руки. Нужно отдать честь вдохновителю всего ктитору храма – инспектору классов. О, этот маленький пещерный храм! Как он дорог нам! Сюда несем мы свои скорби, сюда идем со своими надеждами.

«Молитву пролью ко Господу и Тому возвещу печали моя». Стройно и торжественно идет литургия. Служат пять священников и один диакон. Прекрасный бархатный голос его и красивая манера так способствуют благолепию службы. Задушевно поет хор из кадет, гардемарин, дам, офицеров и служащих.

Много труда и много любви вложил этот хор в свое святое дело. Исповедники морской идеи молятся Павлу Исповеднику. Кончается служба. На площадке перед фортом замер фронт. Впереди знамя. На правом фланге оркестр. Выходит директор корпуса, вице-адмирал еще царского производства. Старый моряк, суровый по виду, несколько сутуловатый, он из-за своего пенсне своими добрыми глазами окидывает юный фронт. Несмотря на внешнюю суровость, иногда даже резкость, видно, что он любит свою молодежь. Он хотел бы их побаловать, скрасить суровую обстановку, да бессилен.

– Здравствуйте, гардемарины и кадеты!..

– Здравия желаем, Ваше Превосходительство! – как один отрезали молодые голоса.

Выходит Командующий флотом и принимает парад. Церемониальный марш. Под бодрящие звуки оркестра плывут мимо стройные ряды: ведет их начальник строевой части (капитан 1-го ранга Китицын) – фанатик морской идеи, весь пропитан лучшими традициями флота.

Идет первая рота – высокая, стройная, вышколенная, гордая своим Владивостокским походом; вторая – серьезная, сосредоточенная, жаждущая знаний; третья – пылкая, горячая, отзывчивая; пятая и шестая – выравнивающиеся, заметно духовно и физически поднимающиеся и в конце седьмая – дети, без ружей.

Делают широкие шаги, поднимают плечи и голову, гордые собою. Прощебетали, как птички, на благодарность адмирала: «Рады стараться, Ваше Превосходительство». На фланге роты, прихрамывая (одна нога искусственная), идет их любимый отделенный начальник-воспитатель – Божией милостью (лейтенант Калинович). Публика с особенной нежностью провожает глазами ряды малышей. Гремит оркестр, а к горлу подкатывается какой-то клубок, отворачивают лица друг от друга, чтобы не заметили предательских слез. Обед во рву; обедает около 600 человек. Традиционный гусь. Тосты. Громовое «Ура!» за любимого адмирала Кедрова.

Он да морской агент в Париже, В.И. Дмитриев, – защита и опора корпуса в парижских сферах. Все знают, как это трудно делать им, имея ограниченные средства, не имея под ногами почвы – своего Государства. Благодарно вспоминает корпус и тот Комитет, что среди грохота, шума и дрязг мировой столицы взял на себя святую задачу поддержать питомник морской детворы и молодежи.

На другой день гимнастический праздник. Очень хорошо поставлена эта сторона (поручик Вл. Ив. Высочин). Праздники такие действительно дают внушительную картину физического развития: ловкости, силы, гармонии и красоты. Точно воскрес перед нами дух древних Эллады или Рима. Тело – как красивый пьедестал души. Большое оживление в жизнь корпуса вносили посещения его адмиралом Кедровым или главными французскими начальствующими лицами. Последним, видимо, импонировала стройная во всех своих частях корпусная организация.