Должность директора Киевского корпуса исполнял командир 5-й роты полковник Линдеман. Временно потом появился якобы новый директор, генерал Раткевич, заслуженный и весь израненный генерал, у которого, как говорили с его же слов, было 34 «пробоины». Мы, кадеты, его даже не видели, и он быстро куда-то исчез.
Наше пребывание в Одессе промелькнуло очень быстро. Пробыли мы в ней ровно 50 дней. Будучи кадетами строевой роты, я помню, как однажды, во время какой-то переменки, мы увидели разложенные в линию на полу винтовки. Нам было приказано их разобрать и привести в порядок, то есть обтереть, так как они были смазаны маслом.
Полковник Самоцвет, командир 1-й роты Одесского корпуса, производил с нами строевые занятия. Подавая команду для стрельбы «Пальба ротой», а после нее – «Рота…», когда винтовка клалась прикладом в плечо и держалась на вытянутой руке горизонтально, он обходил фронт и проверял, чтобы все винтовки были на одной линии. Они были довольно тяжелые, чтобы держать их в таком положении все время, пока он не обойдет всех, и мне как-то от него досталось. Не зная мою фамилию, он назвал меня просто: «Эй, черненький, не клевать штыком!» – после чего скомандовал «К ноге!» и «Разойтись!».
Как-то раз вечером 1-ю роту построили и повели куда-то в город. Шли мы довольно долго, пока не подошли к какому-то освещенному зданию, около которого толпились солдаты и матросы. Это оказалась «Чашка чая добровольца». Когда все с улицы вошли в здание и расселись в зале, на сцене раскрылся занавес и началась программа. Выступали артисты и куплетисты, развлекая присутствующих незатейливым репертуаром разных песенок и анекдотов. Была исполнена всем известная солдатская песенка «Соловей, соловей, пташечка!» и многие другие. Последним номером был исполнен «Лимончик» – это были добровольческие частушки, вместо большевистского «Яблочка». Я ее раньше никогда не слышал и запомнил слова нескольких куплетов. Первый начинался так:
Раньше пели яблочко,
Пришел ему кончик,
А теперь поют, играют
Лишь один лимончик.
Когда же был спет последний куплет:
Все девицы вечерком
Свежи как бутончик,
А наутро посмотрите —
Выжатый лимончик!
Добровольцы ржали от восторга, кадеты им вторили. Веселые и довольные, все расходились из театра. Водили потом в «Чашку чая добровольца» и наших младших кадет, но уже днем.
Рождество 1919 года было отмечено очень скромно. Быстро наступил новый, 1920 год, и никто из нас не знал, что очень скоро нам предстоит покинуть не только Одессу, но и нашу Родину.
После праздников возобновились занятия, но вскоре поползли слухи, что дела на фронте плохи, что большевики приближаются к Одессе и что предстоит ее эвакуация. Я хорошо помню, что упоминалось даже название парохода «Россия», на котором корпусу предстояло погрузиться, но говорили также, что этот пароход неисправен и не готов к отплытию.
22 января генерал Шиллинг отдал приказ об эвакуации, и 25 января она состоялась. День 25 января 1920 года был последним днем пребывания Владимирского Киевского кадетского корпуса на русской земле, после 70 лет его существования. Прощай, Россия!
Мы в открытом море, на пароходе «Рио Негро», который увозит нас куда-то в неизвестность. Уже темно, но все еще видны удаляющиеся огни Одессы. Пробыв некоторое время на палубе, я спустился вниз и пристроился на маленькой площадке за лестницей. Подложив свою шинель, я сел на пол, прислонившись к стене, и почувствовал усталость. За целый день ни разу не удалось присесть. Несмотря на топот ног по лестнице и гул голосов, перед моим мысленным взором стало проходить все пережитое за этот день.
Вот вижу, как мы идем через город в порт. Нас 20 кадет-киевлян строевой роты. Мы с винтовками. Улицы пусты. Повсюду слышна стрельба. Из окон смотрят на нас испуганные лица. Одна женщина долго крестит нас, провожая взглядом. Идем мы довольно долго; наконец мы в порту, на Платоновском молу, но, кроме нас и чинов персонала корпуса с семьями, никого нет.
У мола стоит пришвартованный английский крейсер «Церес», а дальше на рейде пароходы, перегруженные людьми. Подбегают отдельные люди и, видя, что все уже погрузились, мечутся вдоль мола, не зная, что предпринять. Вижу, как один сбросил с себя шинель и, бросившись в воду, поплыл к ближайшему пароходу. Не видел, что с ним стало, так как в это время сзади меня раздался пушечный выстрел. Обернувшись назад, я увидел вдали, на улице, которая выходила на мол (кажется, Пушкинская), броневой автомобиль, который, очевидно, и стрелял. Откуда-то раздался ответный выстрел, возможно, что с «Переса», и броневик моментально исчез.
Через некоторое время появились откуда-то на молу кадеты-одесситы 1-й роты, а также и наши младшие кадеты, а потом – как будто горох посыпался и защелкал по камням. Это красные обстреливали нас с горы из пулемета. После обстрела началась погрузка на крейсер. Подобрали и понесли раненых кадет-киевлян Полиновского и Левицкого и дочь нашего воспитателя Анечку Порай-Кошиц. Сначала погрузились наши кадеты младших рот, их сразу же перегрузили на баржу.
Когда мы погрузились на «Церес», то несколько английских матросов вынесли на палубу на подносах нарезанные куски мяса, которое мы брали руками и с жадностью поедали. Потом матрос прокатил по палубе большой круг сыра, но кадетам он, кажется, не достался. Уже в открытом море нас пересадили на пароход «Рио Негро». Переходя на него через трап, мы сдавали наши винтовки, бросая их на палубу в кучу. Некоторые бросали их с трапа в воду. Пароход, приняв нас, вышел в море.
Мы бросали прощальные взгляды на удаляющиеся берега и огни Одессы. От усталости и всех переживаний я заснул. Не имею представления о том, сколько я спал, но, проснувшись, почувствовал, что пароход стоит. Поднявшись на палубу, я увидел берег, освещенные дома, минареты и дворцы. Это было красивое, феерическое зрелище. Мы были в Константинополе.
Не помню, как долго мы в нем простояли, но, когда тронулись дальше и проходили Мраморное море, была хорошая погода. Кадеты на палубе пели. Раздавались удалые кадетские и военные песни. Следующая остановка парохода была в Салониках, где мы сошли на берег. Наше внимание привлекали чернокожие сенегальцы – французские солдаты, в меховых полушубках мехом наружу.
В Салониках нас погрузили в поезд, и тогда мы узнали, что нас везут в Сербию. По прибытии в Белград, где мы не задерживались, нас на пароходике перевезли через Дунай на другой берег, в город Панчево.
Это и была окончательная остановка – место нашего назначения. Было это 3 февраля (н. ст.) 1920 года.
В Панчеве, маленьком городке, нас поместили в здании какой-то школы. Спали мы на полу. Первое время нас кормили в ресторане «Мита Палич», куда мы ходили строем. Помню один курьезный случай. Маршируя как-то по улице, мы вдруг услышали команду: «Взвод, стой!» Мы остановились как вкопанные. Перед нами появился какой-то мальчик, на вид лет 15–16, одетый в военную форму. «Почему вы не командуете «смирно» русскому офицеру?» – обратился он к старшему. Тут мы увидели, что на нем действительно были офицерские погоны с двумя звездочками. «Виноват, г-н подпоручик!» – «Не подпоручик, а корнет! – гордо заявил он. – Потрудитесь в следующий раз быть внимательнее, – ведите дальше», – и мы зашагали, часто потом вспоминая, как нас цукал «благородный корнет».
Потом нас стали кормить из походной кухни, находившейся во дворе школы. Кухня эта обслуживала и некоторое количество русских солдат, расположенных также на территории школы. Это были пленные, ожидавшие возвращения в Россию. Солдаты эти были уже распропагандированы, что очень скоро и выявилось.
В городском кинематографе показывали русский патриотический фильм «Жизнь Родине – честь никому!». В кино были и кадеты, и эти солдаты. По ходу действия фильма сначала начали раздаваться со стороны, где сидели солдаты, всевозможные замечания, а потом и выкрики. Чем дальше, тем больше. Из-за этих криков и ругани солдат, не одобрявших содержание фильма, которое как раз, наоборот, нам, кадетам, очень нравилось, у нас было испорчено все настроение и мы с трудом досидели до конца представления.
Пока мы, киевляне, были в Панчеве, никаких занятий не было. Пробыли мы в нем очень мало, всего 25 дней. 5 марта мы узнали, что в Белград прибыли из Болгарии наши кадеты младших рот, под командой полковника Протопопова, помощника инспектора классов Киевского корпуса, который их встретил в Болгарии, принял в них деятельное участие, возглавил и привез в Сербию.
12 марта наш Киевский взвод 1-й роты уехал из Панчева в Белград. Встреча с нашими младшими однокашниками была теплой и радостной. Вся их эпопея, со дня эвакуации из Одессы, была уже описана в книге «Кадетские корпуса за рубежом».
В Белграде мы пробыли 3 дня в бараках при какой-то больнице. На другой день старших кадет повели строем через город, в Белградский оперный театр, где выступали большие русские силы, находившиеся тогда в Белграде. К сожалению, не помню имен артистов. Были оперные номера, а также и балет. Все мы получили огромное удовольствие от этого представления. 16 марта мы выехали в город Сисак: 95 кадет и 18 чинов персонала Киевского корпуса с семьями. Таким образом, весь наконец соединенный состав нашего корпуса прибыл и сосредоточился в городе Сисаке.
В Сисаке нас поместили в здании небольшой казармы. Городок оказался маленький, но симпатичный. Наше здание находилось на окраине. Окна главного фасада выходили на улицу и на канал, весь заставленный баржами. Спали мы уже на кроватях. Вскоре начались у нас занятия, но никаких учебников, конечно, не было, да и занятия были нерегулярными.
Нашим развлечением было смотреть из окон, когда мимо нас маршировали сербские солдаты, идя за город на учение. Молодой подпоручик, которого мы называли Юзик (кажется, это и было его настоящее имя), любил производить разные учения. Самая занятная и непонятная для нас команда подавалась им перед нашей казармой – «Клекни!», по которой солдаты падали на одно колено, держа винтовку в руке, прикладом на земле. Юзик знал, что одна из наших барышень, которая ему, очевидно, очень нравилась, наблюдает за ним. Если не ошибаюсь, впоследствии они и обвенчались.