– Взвод… пли! Взвод… пли!
В пологой лощине, лежавшей перед нами, показались бегущие назад фигурки красных. К ним подскакивали всадники, размахивая чем-то в воздухе.
– Это их комиссары загоняют обратно, – сказал мой сосед-юнкер.
Несколько пулеметов прикрывали бегство большевиков. Один из них был особенно неприятен. Каждый раз, когда его веер подходил к нам, пули ложились необыкновенно точно. Мы стреляли уже в одиночку, выбирая каждый себе свою мишень. Огонь со стороны красных, кроме пулеметов, быстро затихал. Солнце склонялось низко. Начинался закат.
К цепи юнкеров подскакала карьером тачанка. В ней сидел ставший нашим общим любимцем поручик слащевской пехоты. С ним был тот же верный солдат и на заднем сиденье тачанки – пушка Гочкиса. Он быстро окинул взором равнину и спросил:
– Перед вами есть пулемет? Покажите мне его точно.
Ему стали объяснять, где находится пулемет красных.
Поручик долго разглядывал местность через большие очки и наконец заметил пулемет. Солдат повернул лошадей. Офицер приложился к пушке и стал наводить, потом дернул за спуск. Пушка рявкнула. Несколько мгновений спустя на месте тачанки красных появилось облачко. Когда оно разошлось, силуэт тачанки осел. Одна из лошадей билась на земле и потом, выпутавшись из постромок, понесла в сторону по полю.
– Попал? – улыбнулся поручик.
– Ура!.. – закричали ему в ответ юнкера.
– Надо искать теперь другой, – сказал он и, сев в повозку, понесся вскачь дальше по фронту, сбивать следующий пулемет.
Бой стихал. Над степью, в розовых лучах заката, медленно расплываясь широким пологом, оседала пыль. Впереди слышались крики брошенных большевиками раненых. Кое-кого из них юнкера подобрали и отправили в тыл. Мы отошли немного назад и выставили сторожевое охранение. Поздно ночью нас сняли с фронта.
В хуторке произвели перекличку. Многих не хватало.
– Спасибо, юнкера, за образцовое учение! – бросил юнкерам войсковой старшина Кочетов и, получив в ответ бодрое «Рады стараться!», распустил строй на отдых.
В нашей сотне был тяжело ранен в живот капитан Жуковский, легко – войсковой старшина Страхов[335] и еще один поручик. Помимо раненых в первый день пулеметчиков, выбыли из строя и другие юнкера, среди них юнкер Скрынник[336], тяжело раненный пулей в лоб, вахмистр сотни и другие. В первой сотне оказался раненным в грудь навылет войсковой старшина Сохранов[337], в ногу – есаул Колышкин[338], в голову пулей навылет – юнкер Ашуркин[339]. Был тяжело искалечен юнкер Никольский[340], более легко – Михайлов[341], Номикосов[342]. Общий список раненых был довольно длинный.
На следующий день, ввиду достаточно тяжелых потерь, понесенных училищем в боях под Каховкой, юнкера, по распоряжению Главнокомандующего, были сняты с фронта совсем. Мы отходили в Армянск походным порядком. Вдоль дороги еще виднелись следы недавних боев – неубранные, распухшие трупы красных, разбитые снарядами повозки, убитые лошади. Подходя к Армянску, наша сотня остановилась и выстроила фронт вдоль дороги, пропуская обоз с ранеными.
– Слушай, на-краул! – скомандовал штабс-капитан Пименов.
В последней, медленно идущей повозке лежал без сознания юнкер Скрынник. Рядом с ним был капитан Жуковский. Услышав команду, Жуковский поднял голову, встречаясь глазами со строем. На лице его светилась тихая улыбка… В ту же ночь он скончался в Армянске.
В Бахчисарае, где вторая сотня была оставлена при штабе училища, мы узнали, что наша атака, закрывшая прорыв под Каховкой в самый безнадежный момент, была высоко отмечена Главным командованием. От генерала Врангеля была получена поздравительная телеграмма. Начальнику обоих училищ было предложено представить к наградам наиболее достойных юнкеров. Я был особенно рад – меня представляли одновременно к двум Георгиевским крестам. Увы, этой маленькой радости не было суждено осуществиться: генерал Максимов ответил Главному командованию, что у него нет более или менее достойных юнкеров. Училище получило общую и высшую Георгиевскую награду. Отдельно были награждены только несколько человек, главным образом очень тяжело раненные юнкера.
Раздел 3
М. Данилевич[343]Оренбургский Неплюевский кадетский корпус[344]
Февральскую революцию корпус принял спокойно и с любопытством. Все были уверены в воцарении Михаила Александровича. После отречения Государя Императора – тревога.
Летом корпус был переименован в гимназию Военного ведомства.
Роты превратились в возрасты. Строевые занятия отменены. Была полнейшая свобода и полнейшее отсутствие дисциплины. Форму не тронули. Вместо офицеров воспитателями назначили преподавателей. Знамя сдано в Военное министерство.
В Корниловские дни кадеты выступили, после чего отобрали берданки, которые были под замком в подвале. Октябрьская революция вначале Оренбург не затронула. Казачье правительство атамана Дутова разоружило и демобилизовало запасные части и до половины декабря соблюдало «нейтралитет». Поезда проходили из красной Самары в красный Ташкент через белый Оренбург. Однако в декабре началось наступление красных со стороны Бузулука. Казачья мобилизация проваливается, и фронт держится добровольцами и училищами. 1-я рота корпуса вооружается казачьим училищем и поступает в распоряжение атамана Дутова, под командой вице-фельдфебеля Юзбашева. Первое наступление красных было отбито, и кадеты вернулись в корпус. 2 января был блестящий бал в день корпусного праздника. Через несколько дней началось новое наступление красных. Кадеты опять выступили. Под Сыртом первые жертвы: убит 7-го класса кадет Михаил Кулагин и ранен Пискунов. На Ташкентском фронте группой кадет командует из 7-го класса Красноусов[345].
15 января выступила вся рота, около 60 человек, так как часть разъехалась на Рождество, а другие находились у Илецкой заставы, под командой неплюевца, выпуска 1917 года, прапорщика Хрусталева, сына преподавателя истории, и юнкера Николаевского кавалерийского училища Миллера.
16 января бой у станции Каргала. В роте убит офицер-пулеметчик, ранены юнкер Миллер и кадет Доможиров (5-го класса). Наступление отбито не было, и Оренбург сдается. Часть кадет с юнкерами и офицерами уходит на Уральск. Человек 30 кадет строем, позади три повозки с вещами, под барабан прошли в последний раз по Николаевской мимо собора, свернули на Гостинодворскую и через станицу вышли на Орский тракт. Большинство присоединилось по дороге потом, на длинном пути до Иркутска.
2-я и 3-я роты остались целиком в корпусе. С генерала Пузанова сорвали погоны и кулаками выбили глаз.
Корпус переименовывается в 1-ю Оренбургскую трудовую школу, и директором ее назначается преподаватель французского языка Арман Петрович Гра.
При занятии Оренбурга белыми корпус был снова открыт, а затем в конце 1919 года вместе со 2-м корпусом эвакуирован в Иркутск. В Иркутске исполнял должность директора корпуса полковник Азарьев.
В декабре был произведен ускоренный выпуск кадет 7-го класса в училища. 2 января, в день корпусного праздника, отслужили молебен, но ни парада, ни бала уже не было.
В городе уже начались волнения войсковых частей, перешедших на сторону красных и занявших 2-й Оренбургский кадетский корпус, расположенный недалеко от Знаменской церкви.
В начале января человек 30 кадет-добровольцев вооружились кавалерийскими винтовками и вместе с псковичами приняли участие в охране города.
В январе Иркутск был занят эсерами. В корпусе отобрали оружие и приказали спороть погоны.
17 января чехи выдали адмирала Колчака красным. Город перешел во власть советов. Оренбургский Неплюевский кадетский корпус прервал свое существование и переименован в 29-ю Иркутскую трудовую школу. Началось распыление кадет в одиночном порядке. Часть решила возвращаться в Оренбург, часть пробираться на восток к атаману Семенову[346], в Читу и дальше в Приморье. Комендант Японской императорской миссии капитан Хирото в своем поезде, следующем на восток, помог нескольким нашим неплюевцам добраться до Читы. После захвата всей Сибири большевиками многие неплюевцы перекочевали в Шанхай, Японию, Австралию.
В 1921 году здание корпуса в Оренбурге сгорело. Много неплюевцев, бывших в европейской России, потянулось на Юг в Добровольческую армию и вместе с ней, после крушения белой борьбы, в Галлиполи, Лемнос, Константинополь, Болгарию, Сербию и дальше на запад.
По имеющимся сведениям, главная масса неплюевцев сосредоточена во Франции, главным образом в Париже, приблизительно до 12 человек, в Германии – 2, в Англии – 1, в Северной Америке – 6–7, в Италии – 1, в Австралии – 3.
В Париже, в церкви Знамения Божьей Матери, у кадетской лампады Общекадетского объединения периодически возносятся молитвы за души усопших за рубежом кадет-неплюевцев: Александра[347], Ивана[348] и Василия[349] Киреев, Якова Рещикова[350], Бориса Хорошхина[351], Владимира Копылова, Михаила Урванцева, Дмитрия Митрясова, Владимира Сахарова и всех неплюевцев, за рубежом скончавшихся.