го русского флота, хотя и с уставом Керенского. Старшим офицером был назначен старший лейтенант Феодосьев[438].
Встал вопрос, что делать дальше? Старший лейтенант Афонасьев предлагал заняться перевозкой коммерческих грузов и тем существовать, а капитан 1-го ранга Китицин предлагал идти в Россию и помогать организуемым там белым отрядам. Разногласие приняло острый характер; конечно, гардемарины были на стороне благородного плана капитан 1-го ранга Китицина, но он, не желая вызывать новых раздоров, уехал 20 февраля в Японию, якобы в отпуск, к большому сожалению всех гардемарин, очень его полюбивших за время плавания. 22 февраля снялись и пошли за грузом в Хайфонг, но по дороге случилась авария, испортилась машина, и «Орел» болтался 12 часов в море. Ставили паруса, поднимали сигнал о бедствии, но кончили тем, что починили машину. Говорили о злом умысле, но, вероятно, здесь была просто неопытность гардов-машинистов. За время плавания, и в особенности переворота, почти сгладилась разница между «старыми» и «новыми», но приключения этого похода не кончились: в Хайнанском проливе внезапно «Орла» обстреляла китайская батарея (24 февраля). Мы не отвечали, застопорили машины, подождали, пока стемнеет, и удрали. В Хайфонге начали грузиться цементом и превратились из чистенького военного корабля в грязного «купца». 6 марта некоторых гардемарин командир произвел в унтер-офицеры. Из-за недостатков средств сильно ухудшилась пища. Тропический климат плохо отзывался на здоровье, и у многих появились раны. Настроение стало подавленным, так как гарды не хотели превращаться в купцов, а считали, что надо идти в Россию драться с большевиками. Командир судил иначе, и вот «Орел» совершил еще три рейса: Гонконг – Хайфонг – Сайгон и обратно, перевозя различные грузы, пассажиров, а раз даже и 300 анамитов.
Занятия науками шли своим чередом, устраивались экзамены, но совместить все это с корабельной службой было трудно. На почве недовольства появилось масса стихотворений, иногда весьма талантливо написанных гардешками (особенно Вереницыным[439] и Ю. Степановым[440]) с иронией по поводу превращения военного корабля в купцы. Написали письмо капитану 1-го ранга Китицину о своей скверной жизни и жестокости командира. Наконец, под влиянием настроения гардов командир послал в Россию лейтенанта Шестакова – посмотреть и сообщить, что за белые отряды. Но еще задолго до возвращения лейтенанта Шестакова гарды начали при каждом приходе парохода в Гонконг списываться группами в Харбин и поступать в белые организации. Уже к 1 июля из Гонконга через Шанхай и Харбин уехало 61 человек. Тогда командир вошел в сношения с французами, которые хорошо к нам относились, и около 100 оставшихся гардов были перевезены на «Кап Сан Жак» около Сайгона, где и прожили до зимы, учась теории и неся караулы. Всего в этом плавании пробыли 263 дня.
«Орел», имея на борту особенно верных командиру 5 гардешков, захватив в Сайгоне какой-то груз, отправился в дальнейшее торговое плавание. Эти 5 гардов не вернулись больше в училище. В Сайгоне же при загадочных обстоятельствах утонул гард Пузыревский, которого с воинскими почестями, в присутствии французских войск там же и похоронили. Уехал в Сен-Сирскую школу гардемарин Люберадский.
И так выпуск впервые разделился на две неравные части, одна – в сто человек – около Сайгона, а другая – в 60 человек – в Харбин. Но попасть в Харбин было не так легко. Правда, командир расщедрился и дал билеты 2-го класса на пароход до Шанхая и даже немного долларов – но что делать дальше? Как бы там ни было, по приезде в Шанхай остановились в маленькой гостинице и отправились к русскому генеральному консулу Гроссе. Он принял весьма любезно и дал по 16 долларов на билет и визу до Харбина. Побродив с удовольствием по Шанхаю, сели в поезд и покатили в Харбин – почти на Родину, в дорогую всем Россию, после надоевшей заграницы. Уже в Мукдене были русские офицеры в погонах, продавались русские папиросы с мундштуками, вместо опостылевших сигарет. Ехали шикарно во 2-м классе, посылали за папиросами и водой китайских офицеров и любовались Китайской стеной.
В Харбине на вокзале нас встретил капитан 2-го ранга Безуар с ранее приехавшими гардами. С вокзала направились прямо в ресторан, где познакомились со всеми офицерами морской роты и отпраздновали возвращение в Россию. Морская рота, возглавляемая сухопутным подполковником Карамышевым, помещалась в Миллеровских казармах и состояла из 50 наших гардемарин, 30 добровольцев всех положений и возрастов, 20 сухопутных офицеров (в том числе и 5 сербских) и нескольких морских офицеров (капитан 2-го ранга Безуар, лейтенант Тимофеев[441], Вальронд[442], Шахов[443], мичман Покровский[444], Сербинов). На Сунгари имелось 2 паровых буксира и брандвахта, недавно взятая от большевиков. Гарды сейчас же надели белые погоны и значки Морской роты на рукава. Тут же был списавшийся с товарищами наш гард Артемьев[445], уже произведенный за отличие в прапорщики. Он был первый в выпуске, получивший офицерский чин. 5 из гардемарин служили в кавалерийском полку, из них гард Кривошеев вскоре застрелился. Дела в Морской роте, собственно, не было – готовились к походу против большевиков, а пока ходили в ресторан железнодорожного собрания, выпив, отправлялись ухаживать за гимназистками, а потом в оперетку. Участвовали несколько раз на парадах, встречали японцев.
Но вот объявили поход, Морскую роту погрузили на катера и брандвахту, все это взял на буксир пароход «Сретенск», вооруженный 2 47-мм пушками, и вся эта «Великая Армада» отправилась к устью Сунгари, где стояла большевистская канонерка с башенными установками, типа «Смерч». Вошли в сношения с амурскими казаками и начали переговоры о сдаче с «товарищами» с канонерки. Они сдаваться отказались, но подобру-поздорову ушли в Хабаровск, бывший тогда большевистским. «Сретенск» (брейд-вымпел капитан 2-го ранга Безуара) с катером вернулись в Харбин, а на театре войны остался катер «Талисман» с большей частью гардемарин под командой лейтенанта Шахова. Долго стояли в скверном китайском городке Фукдине, совершая изредка походы на Амур и обстреливая пароходы.
Наконец, узнали, что большевистская канонерка опять вернулась. Тогда решили захватить тихонько паровой катер, подвозивший ей провизию, и, подойдя ночью, взять канонерку на абордаж – предприятие почти безумное, ибо на канонерке были пулеметы и 80 человек команды. Тем не менее пошли. Катер, подвозивший провизию, был захвачен гардами на абордаж без потерь (переименован в № 1), а канонерка заблаговременно ушла. Из команды катера двоих расстреляли, а прочих зачислили в Морскую роту. К этому времени атаман Калмыков занял Хабаровск и гарды на «Талисмане» пошли туда. Впрочем, там уже нечего было делать, и всю «Армаду», к которой присоединился «Сретенск», поселили на островке против Сунгари, где были построены окопы.
Вскоре прорвались чехословаки, Сибирь была очищена от большевиков, и гарды, проплавав 50 дней, вернулись в Харбин, но не надолго, так как во Владивостоке приехавший из Японии капитан 1-го ранга Кити-цин организовывал Морское училище, куда 3 ноября 1918 года и отправили всех гардов. Во Владивостоке поселились в казармах Сибирского флотского экипажа и были несказанно рады снова встретиться с Михаилом Александровичем. К этому времени прибыли из Сайгона сидевшие там 45 гардов. Но, увы, теперь далеко не все годились для жизни в училище и для занятий, многих пришлось исключить, некоторые сами ушли в действующую армию, других исключил гардемаринский суд чести, под председательством гарда Д. Зато влиты были 10 человек черных гардов, старше нас на выпуск, и один гард флота. «Шилка» ушла в Европу под командой старшего лейтенанта Феодосьева.
Начался новый 1918/19 учебный год. Перебрались в новое помещение, бывшее казармой Школы специалистов, которое поделили организовавшимся Политехникумом. Помещение отделали, устроили спальню, роту, классы, курилку, баню, пригласили преподавателей (из них Петров преподавал и в Петрограде), и занятия закипели. В этом учебном году преподавали больше математические предметы: астрономию, теоретическую механику, аналитику, сферическую тригонометрию, дифференциалы, интегралы, пароходную механику и др. Часто устраивали репетиции и весьма строго спрашивали, а за три несданных репетиции выгоняли немилосердно. Достали обмундировку, отпечатали книги и записки, и работа пошла полным ходом. Многие не выдерживали, уходили, и к весне осталось 112 гардов. Пришла «Пенза» и привезла оставшихся 50 человек из Сайгона, но их в училище уже не приняли. Большинство из них поступило в школу Нокса, и вскоре они были произведены в подпоручики.
Весной училище посетила испанская лихорадка, гарды все ею переболели, но умер только лейтенант Шестаков. Весной же умер от туберкулеза костей гард Горбатовский, а гард Горский застрелился. Все гарды были разделены на три отделения: 21-е, 22-е, 23-е. В апреле 1919 года пришло приказание свыше идти усмирять восстание в бухте Находка, севернее Владивостока. Гарды были рассажены на «Георгий», «Якут», «Свирь» и шаланду № 2 вместе с сухопутными войсками и в сопровождении английского крейсера «Суффолк», а также русского миноносца, отправились в бухту Находка. Ходивший раньше в эту бухту «Магнит» был жестоко обстрелян, потерял убитым нашего сотоварища прапорщика Артемьева и вернулся. Отряд вошел в бухту, обстрелял берега из артиллерии, высадил десант и выбил большевиков. Гарды деятельно помогали и удостоились похвалы главнокомандующего Сибирской флотилией контр-адмирала Федоровича