22 марта по старой традиции Морского училища была встречена точка Овна. Гарды ночью вырядились в фантастические костюмы, а кто и без такового, водрузили на парту, переделанную в трон, гарда К., изображавшего Нептуна, его окружили придворные астрономы, телохранители, нимфы и дриады, и шествие тронулось по училищу. В классном зале, когда астрономы объявили, что точка Овна кульминирует, Нептун возгласил «Многие лета» начальнику училища капитану 1-го ранга Китицину. Случай исключительный в анналах Морского училища! Затем была провозглашена «Анафема» нелюбимым офицерам и преподавателям. Пропели стихи, очень удачно написанные Вереницыным к этому случаю, и все вернулись мирно спать.
В мае начались экзамены, счетом 5, весьма трудные. На них были приглашены профессора из Политехникума. Выдержали все, так как неспособные ушли в течение года. В июне 1919 года выпуск был произведен начальником училища в старшие гарды. Учебный год кончился. Нужно отдать справедливость энергии и организаторскому таланту капитана 1-го ранга Китицина (кстати сказать, не раз представляемого к чину контр-адмирала). Он сумел из ничего создать образцовое Морское училище и дать образование сотням молодых людей, без него обреченных на казарму в армии. Он справедливо пользовался любовью и уважением всего состава училища.
Весной же этого года была сорганизована 2-я рота из окончивших корпуса и гимназии. У них были вступительные экзамены и большой конкурс; летом они плавали на «Маньчжуре», и к ним были назначены капралы из гардов с фельдфебелем Г. во главе. В 1-й роте фельдфебелем был Алексей Д., бывший фельдфебелем Симбирского кадетского корпуса. Этим летом старшие гарды были расписаны на следующие суда: «Якут» – 45 часов, «Диомид» – 35 часов и «Улисс» – 35 часов под заведованием лейтенанта Цветкова, Рыбина и мичмана Трояна.
В этом плавании старшие гарды несли обязанности вахтенных начальников и преимущественно занимались штурманским делом, брали высоты, решали Сомнера, изучали метеорологию. Теорию преподавали судовые офицеры. Все три корабля в разное время отправились через Хокодате в Петропавловск-на-Камчатке, а «Якут» и дальше к Аляске. На судах были команды, так что старшие гарды были избавлены от корабельной прозы. Камчатка с ее дикими красотами природы произвела сильное впечатление. Тогда Ю. Степанов написал свое лучшее стихотворение «Остров Алаит». Помещались в отдельных кубриках, а для услуг были мальчики. В Петропавловске не застаивались долго, а ходили по бухтам вдоль Камчатки. Совершали экскурсии внутрь страны, лазали на Авачинскую сопку, объедались молоком, сметаной и рыбой, которая там была очень дешева, а гардам платили небольшое жалованье. Плавание было приятным и веселым, особенно с таким остроумным человеком, как старший гард Т. С науками не очень надоедали, и только на «Якуте» «Дикий Штурман» лейтенант Рыбин[447] порядочно-таки донимал астрономией.
Так прожили до осени, и возвращаться по бурному океану и Охотскому морю было трудно. Из Петропавловска выходили 6 раз и все из-за сильной волны возвращались. Наконец, на седьмой раз прошли, выдержав шестидневный шторм, идя только по счислению и выкатившись к Сахалину, стали «отдохнуть». На обратном пути опять заходили в Хокодате. Японцы совсем по-другому смотрели на нас, чем в 1917 году, и на визит нашего командира ответили, послав японского гарда. Наконец стали во Владивостоке на рейде и занялись сдачей практических экзаменов. Затем ходили в бухту Посьет, а вернувшись, списались в училище, пробыв в плавании 64 дня.
В новом учебном 1919/20 году в училище произошли большие перемены: нашим ротным командиром был назначен старший лейтенант Бунин[448], доблестный моряк Балтийского флота и кавалер Владимира с мечами; выселили Политехникум и в освободившемся помещении устроили младшую роту. Были взяты немецкие военнопленные вместо дневальных, улучшена кухня, отремонтирован зал, устроена канцелярия, лавочка, гостиная и библиотека для гардов. Тогда же пришло известие о смерти старшего гарда Татаринова, убитого большевиками, когда он ехал с «Маньчжура» на Камчатку. Он похоронен на Сахалине. Многих старших гардов произвели в унтер-офицеры, а старшего гарда Б. в прапорщики. В младшую роту было приято 20 чехов. Наступил наш последний учебный год. Многие предметы были вновь введены, например кораблестроение, девиация, теория корабля, артиллерия, фортификация, морская история и минное дело. Стали задумываться над производством, приобретать офицерские вещи. 6 ноября было торжественно отпраздновано гусем и яблоками и с парадом. Младшим своим сотоварищам выпуск старался передать заветы Морского корпуса.
В ноябре во Владивостоке разразилось восстание генерала Гайды. Училище было послано его усмирять, что успешно и выполнило, не потеряв ни одного человека. За усмирение этого восстания многие старшие гарды получили Георгиевские кресты и медали. Скоро вспыхнуло и другое восстание – егерей, – но и его училище легко подавило. В связи с неудачами на фронте во Владивостоке начали появляться темные личности, участились нападения на гардов, нужно было ходить вооруженным и нельзя же было беспечно в одиночку по ночам возвращаться в училище с вечеров и балов. Однажды напали на старгарда Г., и он нападавшего убил. Занятия и репетиции шли интенсивно, несмотря на события. В декабре явился вытребованный правительством адмирала Колчака «Орел». Старший лейтенант Афанасьев быстро уехал в отряд Семенова. Тогда же в наш выпуск были зачислены еще 5 старших гардов, приехавших с Юга России.
На Новый год начальник училища сообщил радостную весть о скором производстве. Но политическая атмосфера все сгущалась, и к концу января назрел явный переворот. Тогда был сорганизован Отряд судов особого назначения в составе «Орел» и «Якут» (вначале предполагалось еще «Свирь» и «Улисс»). На эти корабли перегружены обе роты Морского училища, воинские части и все пожелавшие покинуть Владивосток. Ночью 31 января предупредили, что, возможно, при выходе в нас будет стрелять Унтер-офицерская школа на Русском острове.
С рассветом снялись. Прошли Русский остров. В нас никто не стрелял. Вот как описывает этот момент мичман Кавторадзе: «Все дальше уходит берег. Все смутней фигуры, но уже всюду со всех береговых постов несется «Ура!», мелькает последнее «прости» родной земли. Резко качнуло. Порывистый ветер. Выходим в открытое море. Вьется сигнал: «Следовать за адмиралом. Курс зюйд-ост 19. К берегам Японии». И на «Якуте» ответный флажок. Прибавляем ход. Остров будто в дымке, и не знаешь – туман ли это или слезы застилают глаза. Впереди безграничный бурный простор. Сзади узкая полоска родной земли… Прощай, Россия» («Вестник Галлиполийца» в Лионе). Итак, мы опять на «Орле», и опять покинули Россию, как знать, может быть, надолго, а может быть, и навсегда. Из нашего выпуска остались стар-гарды Ш. и К., так как были в отпуску и не успели вернуться. Палуба «Орла» представляла пеструю картину: всюду навалены вещи, ходят штатские, сухопутные офицеры, казаки и дамы. Матросов было около 40 человек, и все корабельные должности занимались гардами.
Отряд шел под брейд-вымпелом каперанга Китицина; «Орлом» командовал кавторанг Потолов[449], «Якутом» – старший лейтенант Коренев[450]; 1-й гардемаринской ротой (117 человек) старший лейтенант Бунин; 2-й гардемаринской ротой (100 человек) старший лейтенант Дихт[451]; в 3-й роте было около 60 человек. Первым делом устроили приборку, распределили всех по местам, наладили камбуз. На третий день пришли в Пуруту. Японцы приняли прилично, но разница со стоянкой в 1917 году в Нагасаки была огромная. Тогда были русскими, а теперь – эмигранты. Ссадили всю неморскую публику, списался капитан 2-го ранга Потолов, и командование над «Орлом» принял Кити-цин. 5 старших гардов вернулись во Владивосток. На «Орле» осталось из неморских чинов только несколько дам – жен офицеров. Японцы произвели ремонт, дали уголь и харч и даже пригласили в высшую школу для торговли с Россией, где показали целое представление с джиу-джитсу и сервировали стол в русском стиле.
Простояв месяц в Пуруту, в середине марта 1920 года отправились в Гонконг, через Симонесеки, где списался еще гард Пухловский. Занятия опять наладились, стали сдавать экзамены и репетиции, заложенные еще с Владивостока. Но в Гонконге простояли не долго. Пошли в Сингапур, куда пришли 8 апреля. На рейде стоял пароход Добровольного флота «Ява», шедший во Владивосток, и на него пересело еще несколько человек. Старшие гарды уже сдали все полагавшиеся экзамены и кончили курс училища, а потому на Пасху 11 апреля 1920 года начальник Морского училища капитан 1-го ранга Китицин решил произвести их в корабельные гарды, так как в мичманы он своею властью произвести не мог. Но, производя приказом № 77 в корабельные гарды, в Пасхальную ночь, после заутрени, он сказал, что каждый из нас, по русским законам, имеет право на чин мичмана, который он получит, когда имеющий на то власть начальник это подтвердит. Подтвердили это впоследствии Главнокомандующий генерал Врангель в 1920 году и Великий князь Кирилл Владимирович в 1922 году. Всего произведенных было 104 человека, а 15 произвели потом; из 6-й роты дошло 33 человека.
Велика радость была вновь произведенных, быть может, в жизни многих из них это был самый радостный день. Пришили к фуражкам козырьки, надели значки Морского училища, позанимали у офицеров кителя и праздновали до утра. Лейтенант Иевской[452] написал по этому поводу стихи. Наутро выдали немного денег и пустили на берег. Весь Сингапур наполнился молодыми корабельными гардами, на автомобилях, на рикшах, пешком, в одиночку и группами. Между тем «Орел» производил необходимый ремонт и готовился к походу. Корабельные гарды были размещены по каютам, устроена Кают-компания, наняты «беи», теперь все судовые работы неслись 2-й и 3-й ротами и матросами; заведующим корабельными гардами был назначен лейтенант Бунин. Кончили училище всего 119 человек. В Сингапуре опять осталось несколько корабельных гардов, и они решили там устроиться, но потом пошли на остров Яву. Простояв до 5 мая, «Орел» пошел в Калькутту. По дороге зашли на Андаманские острова, высадились на берег, напугали дикарей, посетили их деревню, заставили стрелять из луков, затем забрались в глубь острова, в лес, где открыли такую пальбу из винтовок, что все живое разбежалось.