Вшивые, изголодавшиеся, в грязных и порванных при различных погрузках френчах, но гордые сознанием исполненного до конца долга, явились на «Ксению» севастопольские гардемарины. Они радовались, что удалось вырваться из вавилонского столпотворения «Алексеева» и получить свое собственное судно. Но с первых же шагов по новой палубе настроение испортилось. Замечания за плохую выправку и наказания посыпались как из рога изобилия. Парусами заведывали корабельные гардемарины. Трое из них и несколько гардемарин составили машинную команду.
Два дня с лихорадочной поспешностью приводили судно в порядок, сгружали какое-то старое железо, мыли и скоблили грязь. 10 декабря в 8 часов утра, «подняв» ручным брашпилем якорь, подали буксир на канонерскую лодку «Страж» и совместно с «Якутом» и канонерской лодкой «Грозный» (начальник дивизиона), составлявших 2-й дивизион 2-й группы судов, вышли в море. Вторая группа (флагман контр-адмирал Остелецкий на «Алмазе»), составленная из малых судов, должна была следовать Коринфским каналом в бухту Аргостоли на остров Кефалония. «Генерал Алексеев» и другие суда направились кругом мыса Матапана в Наварин и оттуда в Бизерту.
На переходе «Ксения» продолжала вытягивать такелаж и по очереди, для проверки и учений, ставила паруса. 13 декабря, когда дивизион подошел к проливу Доро, задул сильный ветер, ставший противным после поворота в Коломаки. «Страж» едва выгребал и просил «Ксению» помогать машиной, но она сделать это не могла из-за какой-то неисправности. В полночь французский конвоир, авизо «Бар ле Дюк» наскочил на камень у острова Доро и затонул. 1 декабря дивизион проходил Коринфский канал и, выдержав шторм в Ионическом море, утром следующего дня пришел в Аргостоли. Здесь суда, насколько могли, чинились и грузили с транспорта «Форос» уголь. При помощи шлюпок брали воду в реке, но по пути к судну заходившая на рейд волна захлестывала наполненные шлюпки и вода поступала полусоленая, отвратительная для питья. «Ксения» производила на якоре парусные учения и 21 декабря вышла на внешний рейд совершать эволюции. Повороты оверштаг не выходили, и, чтобы перейти линию ветра, командир давал машиной «малый вперед». Приказания в общем исполнялись быстро, но были и промахи. Никто не был знаком с особенностями этого судна, известного в Черном море как плохого парусника, к тому же не имевшего своего добавочного свинцового балласта, выгруженного во время войны. На обратном пути паруса были убраны и на место дошли машиной. Несмотря на такой неважный опыт, в штабе было испрошено разрешение «Ксении» идти дальше самостоятельно под парусами.
23 декабря, после обеда, неожиданно на катер пришел контр-адмирал Машуков и, быстро осмотрев судно, приказал сниматься с якоря. Быстро взбежали по вантам марсовые, и «Ксения», распустив свои белые крылья и накренившись, вышла в открытое море по направлению к острову Занте. Брошенный лаг показал скорость 9 узлов. «Поворот оверштаг», – приказал адмирал; заполоскали кливера, бизань-шкот выбран в тугую – судно дошло до линии ветра и остановилось. Командир незаметно нажимает на ручку машинного телеграфа, но с крыла мостика раздается: «Командир, оставьте машину в покое». Четыре раза поворот не удавался. Наконец, забрав ходу, судно быстро перешло на другой галс. Удачно повторив маневр, адмирал приказал возвращаться, и в 21 час «Ксения» встала на якорь.
Разрешение на самостоятельный переход все же не было дано. На следующий день, встреченный всеми воинскими почестями, на «Ксению» прибыл Командующий флотом. После осмотра судна был прочитан приказ Главнокомандующего о производстве 49 корабельных гардемарин в мичманы. Поздравив бывших на судне с производством, вице-адмирал Кедров произнес речь о роли офицера как воспитателя, говоря, что создавшиеся на судне взаимоотношения неправильны, что гардемарины не должны рассматриваться лишь как рабочая сила и их надо учить. «Вы сделайте так, чтобы гардемарины вспоминали это плавание с удовольствием и относились к судну с любовью», – закончил адмирал.
По причине неисправности машины «Стража» следующий переход «Ксения» должна была совершать на буксире «Корнилова», уходившего последним. 25 декабря в 17 часов «Ксения» снялась с якоря и под своей машиной вышла на внешний рейд. Через три часа подошел крейсер и были поданы буксиры. На следующий день, воспользовавшись попутным ветром, на судне поставили все паруса, которые к ночи были убраны. 28 декабря на траверзе Пантелярии при свежем противном ветре лопнули буксиры. Подходя машиной и под парусами с подветренной стороны к крейсеру, судно навалило на «Корнилова», и его стало бить о борт крейсера волной. Корниловский винт ежесекундно угрожал прорезать борт; стойки и шлюп-балки левого борта были моментально смяты. Выбежавший на ют «Корнилова» Командующий флотом схватил рупор и начал кричать указания командиру «Ксении», как надо действовать. Когда суда разошлись, адмирал Кедров приказал «Ксении» застопорить машину и убрать все паруса. Описав циркуляцию, «Корнилов» лихо срезал «Ксении» нос, и два бросательных конца упали ей на бугшприт. За неимением больше стальных тросов, завели пеньковый и дальше пошли 5-узловым ходом, причем «Ксения» помогала своей машиной; вдруг стоявший на кочегарной вахте гардемарин заметил, что стенку старого котла начало пучить, но, не растерявшись, он открыл предохранительный клапан, чем предотвратил взрыв котла. Утром следующего дня суда подошли к Бизерте, и французский буксир ввел «Ксению» во внутреннее озеро, где уже стояли все суда эскадры.
19 декабря в составе 2-го дивизиона из Аргостоли ушел «Якут». Вскоре «Страж» сжег котел, его взял на буксир «Грозный», и «Якут» остался один. Внезапно утром в кочегарку стала быстро прибывать вода. Пущенная водоотливная помпа быстро засорилась кусками угля, и вода начала подходить к топкам. Для предотвращения взрыва котлов командир приказал больше угля не подбрасывать. Были пущены в ход ручная помпа и ведра, но вода быстро прибывала, и судно заметно оседало. За это время подошел французский конвоир «Араб», командир которого, осмотрев состояние «Якута», предложил капитану 1-го ранга Китицыну покинуть судно. Вместе с тем удалось установить, что вода проникала через открывшийся, вероятно от ветхости, кингстон. Гардемарин К.К. Дорошенко[556], исполнявший обязанности машиниста, несколько раз нырял в черную воду, и, наконец, ему удалось устранить аварию. Капитан 1-го ранга Китицын поблагодарил француза за предложение и сказал, что справится с аварией своими силами. Передав на «Якут» свою ручную помпу, миноносец ушел. После десяти часов напряженной работы гардемарин и подпоручиков Сводной роты, воду удалось откачать, и старенький «Якут», прошедший без ремонта 16 000 миль, благополучно пришел в Бизерту.
Проход «Алексеева» прошел спокойно. Воспользовавшись стоянкой в Наварине, директор корпуса, офицеры, воспитатели и кадеты посетили могилы павших в Наваринском бою русских моряков, и отец Георгий Спасский, только что назначенный корпусным священником, отслужил по ним панихиду.
По приходе в Бизерту на всех судах, по приказанию французов, был поднят карантинный флаг и сообщение с берегом было строго запрещено. Кругом эскадры ходили французские сторожевые катера, и на берегу стояли чернокожие часовые. Создалось впечатление, будто эскадра оказалась в плену. Это положение сильно действовало на настроение всех.
Вскоре Командующий флотом отбыл на французском крейсере во Францию для переговоров о дальнейшей судьбе эскадры. Оставшийся еще некоторое время в Бизерте контр-адмирал Машуков, при посредстве офицера для связи капитана 2-го ранга В.В. Соллогуба[557], вступил в переговоры с морским префектом адмиралом Варрнеем, имевшими целью снятие карантина, разгрузки эскадры от пассажиров и перевода корпуса на берег. Адмирал Варрней пошел навстречу этим просьбам и, не дожидаясь распоряжений из Парижа, предоставил корпусу на выбор один из находившихся в районе Бизерты лагерей или форт Джебель-Кебир. Для осмотра лагерей была назначена комиссия под председательством капитана 1-го ранга Александрова, остановившая свой выбор на форту – для размещения воспитанников и на лежавшем в одном километре от него лагере Сфаят – для персонала и складов.
В связи с переходом корпуса на берег была произведена окончательная организация гардемаринских рот. Владивостокская рота, поступившая в Морское училище в мае 1918 года, имела большую морскую практику, полученную ею за океанский переход на «Орле», но севастопольская рота могла этому с успехом противопоставить свои всесторонние знания, полученные на военных кораблях, в боевых операциях. По теоретической подготовке обе роты были примерно равны. По настоянию капитана 1-го ранга Китицына, указавшего на блестящую дисциплину владивостокской роты, последняя была зачислена 1-й ротой корпуса в составе 36 гардемарин и из ее состава были назначены фельдфебели и унтер-офицеры в другие роты. Ее ротным командиром был назначен старший лейтенант Брискорн, одновременно совмещавший должность помощника начальника строевой части.
Севастопольская рота осталась 2-й, но в ее состав были окончательно зачислены 11 владивостокских младших гардемарин, доведших ее численность до 110 человек. Но, отстав на год по учению, им было очень трудно нагнать своих новых товарищей.
Сводная рота была расформирована. Старшее отделение в составе бывших гардемарин О. Г. К. и Морского училища, часть которых оставалась гардемаринами, а другая часть являлась подпоручиками или же мичманами, произведенными в Добровольческой армии, было назначено на «Якут», составляя его экипаж и одновременно продолжая начатые в Севастополе занятия. В командование «Якутом» вступил капитан 1-го ранга Гильдебранд[558], а потом капитан 2-го ранга Ульянин[559]