ру; теперь я скажу то, что ему не благоприятствует…
Пока дон Педро откашливался и вытягивал из кармана огромный носовой платок в красно-синюю клетку, дабы прочистить нос и обтереть губы, в гостиной царило торжественное молчание, и все присутствующие не спускали с меня любопытных глаз.
– Дело обстоит так, – продолжал крестоносец, – что ежели сей юноша является с одной точки зрения воплощением всех добродетелей, то с другой точки зрения он чудовище, да, сеньоры, чудовище, опасный враг домашнего покоя, развратитель семейных устоев, бич целомудренной дружбы.
Новая пауза и всеобщее изумление. Пресентасьон смотрела на меня глазами, в которых, казалось, светилась ее душа.
– Какое другое имя заслуживает тот, кто одарен адской силой, способной разорвать давние узы дружбы между двумя особами, узы, которые на протяжении двадцати пяти лет устояли против козней света и дьявольских искушений?.. Да позволят мне присутствующие не называть имен. Вам достаточно знать, что сей юноша, пустив в ход свои чары, околдовал, обольстил и увлек особу, кладезь стойкости, целомудрия и неколебимой честности, насмеявшись при этом над идеальным обожанием человека, который являл собою образец постоянства и щепетильности. Отвергнутый обожатель в тиши оплакивает свое несчастье, а торжествующий юнец беспрепятственно наслаждается несравненными прелестями чудесной красавицы. Но ах! – сколь скоротечны наслаждения в нынешний век! Наступит час, и – ах! – преступники узрят перед собою карающий лик оскорбленного человека, готового отомстить за свою обиду… Теперь судите сами, сколь опасен для неопытных юных девиц тот, кто испробовал свои адские чары и познал торжество в неслыханно трудной борьбе против крепости, доныне еще не знавшей падения. Открыть перед ним двери своего дома – это значит открыть их легкомыслию и коварному соблазну. Вот все, что не убавляя и не прибавляя, могу я сообщить о сеньоре де Арасели.
Пресентасьон была потрясена, донья Мария сидела ошеломленная.
– Сеньора, сеньорита и кабальеро, – начал я, не скрывая своего смеха. – Сеньор дон Педро дель Конгосто введен в заблуждение относительно случая, который он здесь изложил перед вами. Чудесная красавица попала, по всей вероятности, в другие сети, но отнюдь не в мои.
– Я знаю, что говорю, и баста! – воскликнул громовым голосом дон Педро. – Прошу разрешения удалиться, час уже поздний, а мне предстоит еще сегодня погрузиться на корабль с отрядом, который направляется в Кондадо-де-Ньебла, чтобы выступить против французов. Унылая пассивность мне не по нраву, я желаю действовать на благо попранной родины. У нас нет правительства, зато есть генералы. Кортесы готовятся связать по рукам и по ногам нашу страну, дабы отдать ее французам на погибель… Сеньор де Арасели, вы тоже направляетесь в Кондадо?
– Нет, сеньор, на будущий месяц меня назначили в гарнизон Матагорды… Но я также удаляюсь, ибо донье Марии не по душе мои посещения.
– Поистине, сеньор де Арасели, ежели бы я знала… Я ценю ваши достоинства офицера и кабальеро, но… Пресентасьон, выйди. И не стыдно тебе слушать такие вещи?.. Так вот, как я уже сказала, мне желательно выяснить вашу непонятную встречу с моей дочерью на улице. Я надеюсь, что в Испании еще существует правосудие, не правда ли, сеньор дон Тадео Каломарде?[108]
Последние слова графини относились к упомянутому мною выше молодому человеку.
– Сеньора, – ответил тот с улыбкой, растянувшей его и без того огромный рот, – как знаток законов, скажу вам, что дело можно отлично уладить. По долгу службы я привык разбирать любые из ряда вон выходящие случаи, и меня ничто не удивляет. Помолвка состоялась?
– Господи, какой ужас! – воскликнула в неописуемом смятении донья Мария. – Помолвка!.. Пресентасьон, немедленно покинь гостиную.
Девушка не повиновалась.
– Так вот, если помолвка имела место и жених с невестой, любя друг друга, совершили вместе прогулку, а юноша – достойный офицер, к чему тянуть и лицемерить? Пожените их, и дело с концом.
Пылавшее огнем лицо доньи Марии внезапно покрылось бледностью; задыхаясь, не в силах справиться с оскорбленным достоинством, она смежила веки, голова у нее закружилась, казалось, графиня вот-вот лишится чувств.
– Я не ждала от сеньора дона Тадео Каломарде подобной непочтительности, – произнесла она прерывающимся от гнева голосом. – Сеньор дон Тадео Каломарде не знает, кто я; сеньор дон Тадео Каломарде желает действовать по традициям времен Годоя, когда браки заключались по сватовству с целью нажить состояние. Мое достоинство не разрешает мне продолжать беседу. Прошу сеньоров дона Тадео Каломарде и дона Габриэля Арасели покинуть мой дом.
Мы с Каломарде встали. Пресентасьон смотрела на меня, и в ее глазах я прочел немую мольбу: «Возьмите меня с собой».
Когда мы уходили, в гостиной появились Инес и Асунсьон в сопровождении монаха.
– Брат Педро Адвинкула, что это значит? – произнесла донья Мария. – Сможете ли вы объяснить мне наконец необычайное исчезновение девушек?
– Сеньора… нет ничего проще, – весело ответил монах, который, к слову сказать, был еще молод. – Они шли по городской стене… Вдруг летит снаряд… бедный дон Пако! Больше о нем ничего неизвестно… Девушки бросились бежать… Мы приютили их в монастыре… дали им воды и вина… Бедняжки, они так перепугались… Донью Пресентасьон так и не удалось разыскать.
– Бессовестная пошла в кортесы вместе с… Силы небесные! Правосудия, правосудия!
Больше я ничего не слышал, потому что вышел из дома. С этих пор я подружился с Каломарде. Расскажу ли я когда-нибудь о нем? Пожалуй, да.
Шли дни; в течение целого месяца мы вместе с отважными канарцами Альбукерке защищали Сан-Лоренсо-де-Пунталес. Там я не знал ни минуты отдыха; там – ни одной весточки из Кадиса; там – ни общества лорда Грея, ни записок от Амаранты, ни забот доньи Флоры, ни угроз дона Педро дель Конгосто.
В самом Кадисе осада особенно не давала о себе знать, жители города только посмеивались над снарядами. Веселый город, с лика которого не сходит улыбка, созерцал с высоты крепостных стен полет этих москитов, и, хоть они жалили, их встречали остроумными куплетами – так же, как это делают нынче жители Бильбао[109].
Блестящий каскад шуток заглушал слезы и рыдания. Но в общем потерь от обстрела было немного – одним снарядом убило какого-то англичанина, а жертвой второго едва не стал дон Антонио Алькала Галиано[110], сын дона Антонио, лежавший на руках своей кормилицы. За исключением этих случаев и, возможно, других, которых я не припомню, результаты вражеского артиллерийского обстрела были ничтожны. Попавший в церковь снаряд повредил нос деревянного ангела, державшего светильник; другой упал на ложе одного монаха в монастыре Сан-Хуан-де-Дьос; по счастью, монаха в эту роковую минуту не было в келье.
Отправившись наконец после длительного отсутствия навестить Амаранту, я застал ее в отчаянии, так как затворничество Инес в доме на улице Амаргура превратилось в настоящее рабство. С инквизиторской неумолимостью наглухо закрылись двери для посторонних. Было бы безумием попытаться пройти сквозь них, обмануть бдительных стражей и проникнуть в надежно охраняемую крепость. Несчастная Амаранта, волнуясь, излила передо мной свое горе:
– Габриэль, я больше не в силах переносить мое унылое одиночество. Разлука с той, которая мне дороже всего на свете, а главное – сознание, что она несчастна, причиняют мне безграничную боль. Я решила любыми средствами добиться свидания с моей дочерью, открыть ей все, что до сих пор от нее скрывали; надеюсь, что она по собственной воле разорвет цепи рабства, убежит из-под охраны и будет жить вместе со мной. Я должна пойти на эту крайность, другого пути нет. Я надеялась на твою помощь в этом деле, но из-за своей глупой ревности ты ничего не сумел достичь. А теперь знаешь, что я задумала? Я доверюсь лорду Грею, открою ему все и умолю его помочь мне добиться того, чего я так желаю. Англичанин обладает безмерной отвагой и ни перед чем не остановится; он способен принести мне сюда весь дом вместе с доньей Марией в придачу, как клетку с попугаем. Считаешь ты его способным на это?
– На это и еще на многое другое.
– Но лорд Грей не появляется. Никто не знает, где его можно найти. Он отправился с отрядом в Кондадо, и, хотя говорят, будто он вернулся в Кадис, его нигде не видно. Габриэль, ради бога, разыщи его, приведи сюда или передай от моего имени, что мне надо поговорить с ним об одном деле, – для меня это вопрос жизни или смерти.
Действительно, никто не знал местонахождения знатного англичанина; предполагалось, впрочем, что он в Кадисе. Лорд Грей принял участие в экспедиции, которая отправилась в Кондадо-де-Ньебла с целью атаковать правое крыло французских войск; эта операция была менее успешной, но имела не менее плачевные последствия, чем операция в Чиклане с ее знаменитой битвой при Серро-де-ла-Кабеса-дель-Пуэрко[111]. Во время военных действий в Кондадо произошло событие, достойное войти в анналы истории, а именно, был наголову разбит наш прославленный герой дон Педро дель Конгосто, который в самый разгар битвы между нашими частями и французами бесстрашно бросился вперед, увлекая за собою своих красно-желтых крестоносцев, что, как говорят, вызвало взрывы веселого хохота во вражеском стане. Героя привезли разбитого и изувеченного в Кадис, где он рассказывал, будто битва была проиграна из-за того, что его лошадь потеряла подкову, – ведь когда проклятая кляча споткнулась, французские батальоны уже бежали, словно стая кроликов. Эта мысль так крепко засела в его пылающем мозгу, что он неустанно повторял: «Если бы я только не потерял подкову!..»
Лорд Грей тоже отправился в Кондадо, и о нем рассказывали чудеса; но в дальнейшем его никто и нигде не встречал; ходили слухи, будто он убит. Я отправился к нему, и слуга сказал мне: